Владыка Зазеркалья (СИ) - Романов Илья Николаевич

Агилар не успевал. Он только-только добрался до магов, но те уже нанесли удар.

Ещё одна вспышка и с трёх жезлов, объединённых одной структурой ритуала, сорвался мощнейщий голубой, туманный луч. Сразу три монеты растворились в моей руке, а в источнике пробудился вулкан. Его стенки задрожали от той бури энергии, что полилась в него, отдавая тупой болью в груди. Но ничего, с болью я уже давно на «Ты», и воспринимал её, как давнюю подругу.

Передо мной, накрывая большую часть площади, возник радужный барьер в виде полусферы. Монолитная стена, переливающаяся всеми цветами энергии, но в этот раз в ней преобладал густой бордовый цвет. Цвет крови. Цвет ярости и мщения. Мой цвет. И случилось это по одной простой причине — мой источник становился сильнее.

Луч ударил точно в центр. По барьеру пробежали вереницы трещин, но он сдерживал энергию Астрала, выливающуюся в этот мир и меняющую его. Те, кому не повезло оказаться на его пути, превращались… в нечто непонятное и чуждое. Один из еретиков-балахонщиков на моих глазах осыпался пеплом, а другой стал бурлящим желе. Двое других резко скукожились, уменьшились в размерах и превратились в уродливых кадавров. Их тела не выдержали бурную трансформацию и они умерли от болевого шока.

Но Астрал менял не только живую органику. Одежда, брошенные мечи, даже кровь и трупы… всё менялось из-за сконцентрированной силы Астрала. Не зря этот план реальности был опасен, хоть и считался планом сновидений, отражений желаний и кошмаров смертных.

Барьер ещё держался, но если не дестабилизировать энергию Астрала, то вся площадь могла стать натуральным разрывом пласта реальности. Слишком много энергии эти идиоты потратили на своё заклинание. Слишком много жертв принесли во время ритуала, насыщая свои жезлы этой энергией.

Ещё три монеты из двенадцати оставшихся оказались в моей руке. Предвестник оказался в ножнах, а я вытянул руки в сторону луча, который еретики уже не поддерживали. Агилар добрался до них и прикончил, но жезлы продолжали висеть в воздухе, выполняя свою функцию.

Энергия в источнике закрутилась в водовороте. В ушах вновь прозвучал треск, а в груди нарастала боль с диким жаром.

— Aora Fetoa Olaendar… — поверх моих пальцев заструилась энергия в виде кровавых нитей. — Farada… Oramas!

Нити устремились к лучу Астрала и я стал плести из них сеть-кокон, подобно профессиональному ткачу. Мои пальцы порхали в воздухе с неимоверной скоростью, оставляя эфемерные бордовые следы. И чем больше нити оплетали чужеродную для этого мира энергию, тем сильнее падало её воздействие и росло сопротивление.

— Я-я… П-помогу… — рядом с моим плечом встала дрожащая, как осиновый лист, жрица. Силы духа ей не занимать, раз она смогла противостоять давлению иного пласта реальности, в отличие от своих защитников и Тита, которые не могли сделать и шага. — П-позволь помочь…

Я кивнул, а с ладони жрицы в сторону кокона и луча ударил яркий, белоснежный свет. Вторым слоем он накрыл мою силу и уплотнил пойманную в сети энергию, сжимая её ещё сильнее.

Дыхание жрицы участилось, скрытая под туникой грудь высоко вздымалась. Её лоб покрылся испариной, а пальцы подрагивали от напряжения. Но всё это меркло по сравнению с тем, что на её лице стали появляться морщины, а волосы теряли свой блеск, становясь седыми. Она отдавала свою жизнь ради спасения этого города, хотя могла бежать. И это, должен признать, меня удивило. Жрица Миалы спасала других… Кому расскажу — не поверят.

— Довольно, — со сталью в голосе произнёс я, видя, что она уже одной ногой в могиле. Эта женщина мне пригодится, да и долг за своё спасение ещё не отдала. — Дальше я сам.

Она скупо кивнула и потеряла сознание. Пришлось одной рукой подхватить её, продолжая плести заклинание. Впрочем, остался последний штрих. Всё же её помощь сыграла свою роль.

Кровавый кокон, уплотённый белоснежным светом, скрыл под собой луч Астрала полностью и добрался до жезлов. А затем я сжал кулак и произнёс лишь одно слово, отдавшееся эхом в звенящей тишине:

— Untrata!

Моя энергия вспыхнула и сожрала луч Астрала вместе с жезлами, создав ещё один разрыв в пространстве, но другой. Туда, где нет вообще ничего, кроме абсолютной пустоты. Раздался мощный хлопок, порыв ветра раскидал телеги, выбил окна в домах и повалил на землю тех, кто ещё стоял на ногах.

Я удержался, стоял ровно и удерживал бессознательное тело жрицы, и смотрел на падающие с неба искорки энергии. Те медленно таяли, будто снег на солнце, и вскоре исчезли.

Вновь вернулись звуки, запахи и приглушённые из-за буйства энергии чувства. Барьер моргнул напоследок и исчез, а энергии в моем источнике не осталось ни капли.

И всё же я не сдержал мимолётной, едва заметной улыбки. Мелкая часть покорежённого источника исправилась. Зарубцевавшаяся корка, удерживающая его, исчезла и теперь я мог впитать больше энергии.

— Госпожа! — поспешил ко мне ковыляющий орденец. Весь в крови и едва переставляющий ноги, он упал на колени и тянулся к жрице. Его напарник валялся без чувств, а Тит вернулся в свою человеческую форму и мотал головой. — О-она жива⁈ Скажите, что она жива, господин!

— Жива-жива, — аккуратно передал я ему свою ношу. От былой молодой девы осталась лишь старая, уставшая женщина. Сильно же она потратилась.

Видя то, с каким бережным отношением он прижимал к себе свою госпожу, я посмотрел на небо и задумался. Потом задумался ещё раз и чертыхнулся.

— Добрый ты, Альтиор… Чего уж тут поделать, — пробурчал я, опустился на одно колено перед жрицей и вновь вытащил монеты. Стоило орденцу их увидеть, как он замер.

Я положил руку на грудь жрицы, нисколько не смущаясь, а затем стал вливать энергию монет в неё. Глубокие морщины на её лице стремительно стали разглаживаться, потрескавшиеся губы заживали, а волосы вновь приобрели свой блеск и шелковистость. Я не вернул ей всю затраченную молодость и теперь она больше похожа не на молодую девушку, а на взрослую женщину, но смерть отступила. Десять-пятнадцать лет жизни, ровно столько я ей выиграл.

— Как очнётся скажешь ей, что теперь за ней долг, — с показным кряхтением поднялся я.

Орденец медленно кивнул, прижимая к себе свою госпожу, будто самое ценное сокровище во всех трёх мирах.

— Я помолюсь богине за вас, господин…

— А вот этого точно делать не надо, — отмахнулся я, поморщившись. — Лучше за свою госпожу помолись.

Более не обращая внимание на орденца, махнул Титу и Агилару. Князь как раз появился на площади и с хмурым видом шёл ко мне.

— Долбанные фанатики! Ненавижу, мать его, фанатиков! Альтиор, давай уже найдём Лисандру и свалим отсюда! А то точно психану и устрою здесь второй Салем!

Я кивнул, полностью разделяя его эмоции. Пусть облава случилась не на нас, всё же целью была жрица, но приятного мало. Оказались не в том месте и не в то время.

— Тит, след ещё есть?

Надеюсь, что из-за буйства энергий он не затерялся.

— Да, господин, — принюхался бывший трибун. — Я чувствую запах вашей наложницы!

— Тогда поспешим, — отдал я приказ и первым побежал в ту сторону, куда он указал.

Улочки и закутки домов Минхейма проносились перед глазами бывшего трибуна, но он не обращал на них внимания. Как и не обращал внимание на жителей города, в панике разбегающихся в поисках укрытия. Атака еретиков Миалы была стремительной, но стражи города постепенно решали проблему, на улицах появились отряды закованных в доспехи бойцов.

И опять же, Август Тит думал не об этом, лишь мимолётно отмечая обстановку в Минхейме. Нет, нет, и ещё раз нет. Все мысли бывшего трибуна были сосредоточены на поиске наложницы господина, а ещё… о самом господине. Во время войны он не был лично знаком с великим Альтиором, командиром знаменитой и легендарной Дюжины. Тит был не того полёта птицей, чтобы иметь личную беседу со столь знаменитой личностью.

Лишь однажды ему довелось лично услышать голос Кровавого Бога, когда тот отдал приказ на прорыв Азимарского Перевала. То была кровавая битва, бойня против заражённых Скверной, но группа Тита выполнила приказ. И выжил лишь он один, потеряв всех братьев. Бог Вечной Охоты не оставил его, а ещё помог найти и дождаться господина. Впрочем, сам Тит никогда этого не скажет в присутствии господина. Он уже понял — тот недолюбливал богов. А уж когда жрица сказала, кому она служила, от господина повеяло такой жутью, что Тит решил вообще о богах больше никогда не зарекаться. От греха подальше.