Ведьмы.Ру (СИ) - Демина Карина

Выходит, права была?

Или…

Или просто Ульяне с малых лет твердили, что она — ничтожество, которое должно быть радо, что о нём заботятся. А забота эта обернулась вон чем… и тогда… нет, сказать, что Ульяна не виновата — тоже неправильно.

В голове каша.

И ещё злость.

Надо же… сейчас её разозлить куда легче. И эмоции знакомые. А если… когда Данилу проклинала, Ульяна тоже злилась. И с тем коллектором. Он сказал и злость выплеснулась. И сейчас пусть не готова прям так облаком, но она есть.

И надо…

Так, сначала надо подумать, иначе снова будет какая-нибудь глупость, которую потом расхлёбывать придётся.

— Ляль, что мне сказать? Надо что-то короткое. Конкретное… если приказать не есть центр, то дальше что? Надо иначе…

— Прикази, пусть слушаются Вильгельма, — предложила Физечка, кокетливо дёрнув хвостом. — А он будет слушать меня… а я…

Дядю Женю.

Плохо это? Хорошо?

— Мы все отсюда уйдём.

— Куда?

— Домой.

— Ко мне домой? — уточнила Ульяна, уже поняв, что больше уходить и некуда.

— Там подвалы большие, — отмахнулась Физечка. — А если цто, так и расширимся. Они вон и пластик грызут, и фундамент смогут. И землю тозе смогут. Да мы возведем целый подземный город!

Вильгельм сдавленно пискнул. Наверное, выражал счастье и готовность немедля приступить к строительству.

— И дворец, — милостиво согласилась Физечка. — И дворец мы всенепременно построим. С казармами.

— А казармы зачем? — Ляля поднялась и, перегнувшись через перила, поглядела вниз.

— Для великого воинства, — Физечка махнула рукой с зажатым платком. — Но это так, на будусцее…

На будущее.

Настоящее пока пищало и радостно тащило к ногам Великолепной Эмфиземы — как она представилась мышам — всё, что в принципе можно было утащить. И потому ближайший коридор медленно, но верно, заполнялся разного рода хламом. Здесь нашлось место микроволновке, пятерке мятых и даже слегка надгрызенных мягких медведей, цветам, ошмёткам ткани, каким-то трубам, проводам. А вдалеке замаячила серебряная гора двустворчатого холодильника, который тащили неспешно, но упорно.

— Ты… Уль, не думай, что я тороплю, но этак они всё, что есть притащат…

— Мой народ меня любит, — сказала Физечка важно и сочла возможным опереться на лапку Вильгельма, который не сводил с неё влюблённых глаз.

Ну хоть у кого-то личная жизнь наладилась.

Пусть и неожиданно.

Так.

Злость.

А злость исчезла. Ладно. Надо, чтоб появилась снова… как? Попросить кого гадость сказать?

— Никит, а ты можешь меня укусить?

— Сдурела⁈ — придремавший Никита поглядел с укоризной. — Во-первых, я воспитанный оборотень и всякую пакость в рот не тяну…

— Только лягушек… — влезла Ляля.

— Это инстинкты! И она не лягушка! А во-вторых… нашли дурака. Я её цапну, а она меня раз и в козла. Нет уж, я лучше так… к этому обличью я хотя бы привык. А козлом… козлы лягушек не ловят.

Аргумент.

И главное, возразить нечего, потому как чувствуется, что где-то Никита прав. Вдруг да и вправду Ульяна слишком уж разозлится.

— Ты вдохни поглубже, — посоветовала Ляля. — Я, когда беситься начинаю, дышу глубоко…

— Помогает?

— Не очень. Но всё занятие.

Ульяна вдохнула и выдохнула.

Нет. Надо мыслить системно. Её преподаватели если за что и хвалили, то именно за это вот системное мышление. Что вот недавно её разозлило?

Мама.

Надо же. Раньше Ульяна при мыслях о маме испытывала страх. И ещё чувство беспомощности. Она становилась вдруг слабой и глупой.

И…

Злость шевельнулась.

А если вовсе представить матушку? Ладно, не целиком, но хотя бы голос… вот… если бы она сейчас Ульяну увидела, то что бы сказала?

— Господи, за что мне такое наказание? — нервный раздражённый голос прозвучал в ушах. — Другие дети радуют родителей, а ты вечно вляпываешься в какие-то истории. Очевидно, что происходит это не от избытка ума…

И злость рванула.

Как пружина, которую долго-долго сжимали внутри. И она сжималась, сжималась, а потом вдруг достигла если не предела, то почти. И распрямилась, спеша ударить по пальцам.

Злость выплеснулась облаком силы.

Теперь…

— Мыши… — собственный голос прозвучал грозно, как никогда. — Слушайте и повинуйтесь воле вашего Императора, как он повинуется воле…

— Эмфиземы Великолепной, — влезла Физечка.

— Эмфиземы Великолепной. И моей.

Потому как милая-милая, но ведь нежить? Так что да…

Облако пыхнуло.

И рассыпалось мельчайшей пылью. А Физечка проворчала:

— Мезду процим, так мы не договаривались! Это непорядоцно ведьмовскою силой у девушки зенихов отбивать!

Дядя Женя обнаружился в гипермаркете.

В вино-водочном отделе, где он, усевшись перед витриной с элитным алкоголем, взирал на эту витрину с глубокою печалью.

Рядом стояла тележка, наполненная снедью. Данила увидел длинные палки багетов, кругляши сыра, который дядя Женя складывал просто головками. Гору вакуумных пакетов с ветчиной, колбасами.

— Жизнь — тоска, — сказал дядя Женя, баюкая в руках наполовину опустевшую бутыль. Кажется, с односолодовым виски приличной выдержки. Отец весьма эту марку хвалил. — И тлен. И прах.

— Главное, вы не колдуйте ничего, — Данила огляделся, надеясь, что рядом обнаружится кто-то, кто проинструктирует, как общаться с ведьмаком в состоянии депрессивного подпития.

А то ж мало ли. Слово туда, слово сюда и всё, что мышами недогрызено, станет тленом и прахом.

— Да я и не собираюсь. Я ж так… для души.

— Может, лучше квасу там? Колы? Минералочки? Хотите, «Боржоми» принесу? Очень для очистки организма полезно.

— Не, спасибо, на попить у меня есть, — дядя Женя крутанул бутылку и, опрокинув, всосал одним глотком.

Вот… кто так пьёт односолодовый виски двенадцатилетней выдержки.

Или двадцатилетней?

— Эм…

— Да не боись… я дозу знаю, — дядя Женя отряхнулся. — Ещё полбутылки и повеселимся.

Прозвучало как-то угрожающе.

— Ты вот лучше посоветуй, чего выбрать, чтоб душа распахнулась…

— «Боржоми»? — предложил Данила, впрочем, без особой надежды.

— Что ты заладил… там чего?

— Коньяк. Армянский. Но его лучше не пить. Не то, чтобы совсем без документов, но поставщик такой… себе на уме. А вот дальше уже французский.

— И как?

— Да я не особо разбираюсь… ну, так… выпить могу.

— Не надо.

— Почему?

— Кто-то один должен оставаться трезвым, — вполне внятно произнёс дядя Женя. — Ты давай дальше, рассказывай.

— Особо и нечего рассказывать… верхняя полка вся под коньяки. В принципе, неплохие даже. Ниже — виски. Есть джин. А вообще вы что предпочитаете?

— Как-то… даже не задумывался. У нас там только и имеется, что самогон. А у вас тут выбор, прям глаза разбегаются, — дядя Женя почесал затылок и вздохнул. — Эх, жаль, с собой не возьмёшь. Мама не одобрит. Ей почему-то кажется, что я того и гляди сопьюсь.

— Может…

— Может, и сопьюсь, — он щёлкнул пальцами и бутылки зазвенели. — Так… была бы беда. Понимаешь… тут ведь как… я кто?

— Кто?

— Ведьмак. А толку-то?

— А какой должен быть?

Бутылки звенели громче.

— Прямой. Ведьмак должен чем заниматься?

— Понятия не имею. Вы первый мой знакомый ведьмак.

— Нежить истреблять! Нечисть от людей отваживать! А я?

— А вы? Пьёте?

— Чем там ещё заняться, если нежити нет, нечисти тоже… ещё мой прадед последнюю выгуню завалил. Даже фотография вон имеется. Мне только и осталось, что всякое мелкое, окрестное… да и то… рыбачить повадился, так нет же, запретили. Мол, экосистему нарушаю и вообще, у нежити тоже права есть.

О том, есть ли у нежити права и какие, Данила прежде не задумывался.

— Ну, не у всякой, а у той, которая типа одомашненная…

И о том, можно ли нежить одомашнить. И вообще, каким боком она к рыбалке-то?

— А ваша матушка, она же как-то… обходится? Ну, без нечисти там… охоты… рыбалки.