Княжна Тобольская. Дилогия (СИ) - Смышляева Ольга

Тьфу, аж передёрнуло от одной мысли!

— Ну, за торжество разума над телом! — отсалютовала стаканчиком в пустоту и залпом допила ароматный напиток.

Рождественская неделя выдалась ненастной. Глядя в окно на мягкую стену падающего снега, я вдруг подумала, что за три месяца ни разу не покидала территорию институтского комплекса. Всем учащимся позволено свободно выходить в город по выходным, посещать магазины, кафе, кинотеатры, но у меня никогда не было ни времени, ни лишних денег. Посмотреть на Екатериноград ещё успею, едой обеспечивает институт, одежды целый шкаф. Стипендия и то, что перечисляла мама, заботливо откладывались на безрадостное будущее, которое приближалось со скоростью поезда на магнитном подвесе.

27 декабря с самого утра на телефон посыпались сообщения с дежурными поздравлениями от немногих оставшихся знакомых и целой прорвы брендовых магазинов. Василисе Тобольской исполнился двадцать один год, юридическое совершеннолетие, согласно законам ВКР. Курьер экспресс-почты доставил подарок — маленькую коробочку с розовым бантиком. Конечно же, от мамы. Внутри лежали драгоценные серьги с крупными камнями зелёного цвета. Сперва я приняла их за изумруды, однако записка утверждала другое:

' Василиса, пришло время вручитьъ тебѣ фамильную реликвію. Эти серьги съ александритомъ принадлежали твоей прабабкѣ по отцовской линіи, княгинѣ Мезень-Архангельской. Ты такъ на нее похожа внѣшностью и характеромъ! Знаю, что такія старомодныя украшенія моей малолѣтней модницѣ не по нраву, а посему можешь передѣлатьъ ихъ по своему усмотрѣнію — въ кольца или подвѣску. Ахъ, какъ бы я желала вручитьъ даръ сей лично… но отецъ до сихъ поръ…'

Её извечные извинения за мужа даже читать не стала.

Похожа Василиса на прабабку или нет, судить не возьмусь, в дневнике о той ни слова, однако серьги мне понравились, и я надела их сразу. Александрит камень-хамелеон: при дневном освещении он зелёный, а при искусственном — фиолетовый. Нечего прятать такую красоту в шкатулке.

Отправив маме искреннюю благодарность в ответ, отметила неожиданный праздник в лаборатории профессора Кунгурского. Компанию мне составили тихая аспирантка, строчившая диссертацию, и разнообразные материалы исследователей Центральной Америки. Невероятно интересное чтиво! Сколько бы я не уверяла себя, что изучаю животных ради будущего преподавания зоологии детям навахо, от правды не уйти — это любовь. Я так увлеклась стихийными зверушками, что пропустила ужин, и опомнилась, только когда аспирантка засобиралась домой.

— Половина двенадцатого, вот это мы задержались, — ворчала она, закрывая лабораторию. — Терпеть не могу ходить по холлам института затемно, они такие жуткие!

— Чем? — поинтересовалась я больше из вежливости. За весь день мы с ней едва ли парой слов перекинулись.

— Обманчивой безопасностью. От здешних охранников никакого толку. Парни только делают вид, будто следят за порядком, а на практике впустую тратят бюджет. Чуть что случись, они придут последними! Да ты и сама это знаешь, Тобольская. Вы с друзьями умудрились провести кровавый ритуал прямо у них под носом.

— Ну да, ну да.

Непроизвольно передёрнув плечами, аспирантка поспешила к выходу.

А ведь она права. Служба безопасности института откровенная фигня. От общежития до подвалов, где убили Васю, путь не близкий, как можно было не заметить двух мужиков в чёрных масках на мордах и громко вопящую девушку?

Или их попросили не заметить?

Кстати, пора бы вживую взглянуть на место преступления. Только, разумеется, при свете солнца. Ночью мне не хватит храбрости соваться туда без огнестрела.

В подвалы Военного института можно попасть сразу из нескольких точек, но курсанту с допуском уровня «Г» доступна лишь одна из них — оранжерея. Согласно раздобытой в библиотеке карте, из её подсобных помещений есть выход на старую лестницу, которая, в свою очередь, спускается в подземные коммуникации: инженерные разводы, склады, старые архивы с бумагами вековой давности и бомбоубежища.

Оранжерея — это всё, что осталось от старого здания института. Её не перестраивали, поэтому в век засилия электронных технологий дверь на лестницу запиралась простым механическим замком. Я углядела в нём добрый знак везения, доставая заранее приготовленные отмычки — изогнутую шпильку и пару мудрёных инструментов из маникюрного набора. Давненько не практиковалась, но руки… кхм, разум помнит. Спасибо бывшему парню, успел научить простенькой премудрости незадолго до печальной истории со сбытом оружия.

Вставив первую отмычку в замок, повернула цилиндр насколько позволили штифты. Затем второй отмычкой совместила стык первой пары штифтов с линией, разделяющей их посадочные места. Раздался слабый щелчок. Теперь повторить с остальными парами, и замок открыт.

Лестница утопала в неровном полумраке, больше подходящем фильму ужасов, нежели современному ВУЗу, но я не стала включать основное освещение, чтобы не выдать своего присутствия дежурным техникам. Бояться, по большому счёту, нечего: о какой-либо засаде говорить глупо, а на случай слежки я захлопнула за собой дверь и отмычкой заблокировала замок. Однако нож из руки не убрала, с ним спокойнее.

Где находится роковой «Архив 04», подсказал план эвакуации на стене. Путь неблизкий, случайный человек не найдёт. Мне понадобилось не меньше десяти минут только чтобы дойти до двери. Что и следовало ожидать, её опечатали в тот же день, когда состоялся ритуал. Время на пломбе 11:41 — спустя всего лишь час после собрания в актовом зале. Так понимаю, с тех пор её не открывали и никакой тщательный осмотр внутри не проводили.

— Кто бы сомневался, — усмехнулась вполголоса. — Ректору не нужна правда, она приведёт к отставке.

Аккуратно поддев приклеенную пломбу лезвием ножа, зашла в помещение. Здесь света не было вообще, пришлось включить фонарик телефона. Как только яркий луч прорезал тьму помещения, по моему телу прошёлся табун мурашек. Место из кошмарных видений стало явью.

Знакомый потолок с сетью трещин, стена с облупленной надписью «Архивъ 04» и каменный пол, старательно усеянный разбросанными бумагами из настежь открытых шкафов. Я не поленилась откинуть макулатуру в сторону и в награду за труды увидела жуткий ритуальный круг с халтурно отмытой кровью по центру. Он состоял из трёх колец: на внешнем располагались символы пяти стихий, на внутренних причудливые буквы. Все рисунки основательно вырезаны, их линии широкие и глубокие с гладкими, чуть затёртыми временем краями.

— Пресвятая дичь! — я отпрянула в сторону.

Вывод напрашивался сам собой: Василиса была отнюдь не первой жертвой, кого пытались убить в стенах Военного института.

Кто-то (подозреваю, безопасники) разбил молотками бо́льшую часть букв, по которым можно было распознать название ритуала. Эпик фейл, конечно. Рисунок утратил товарный вид и более к использованию непригоден, однако менее впечатляющим от этого не стал. Сфотографировав его со всех ракурсов, я занялась осмотром прочих интерьеров.

Увы, но почти час на корточках прошёл впустую. Люди ректора навели знатный беспорядок, в нём не просто найти что-то стоящее. В нём вообще ничего не найти! Если здесь и были какие-нибудь улики, их унесли или уничтожили. Двойной эпик фейл!

Только я решила сворачиваться отсюда от греха подальше, как вдруг кожей ощутила чьё-то присутствие. Кроме крыс тут никого, тогда что…

Мысль осталась незаконченной. За спиной раздался слабый шорох, я резко повернулась и встретилась с взглядом ярко-фиолетовых глаз, горевших прямо в воздухе, а затем явственно услышала шёпот:

« Верни мне моё».

И так не по себе, теперь же выдержке окончательно пришёл белый и пушистый. Некрасиво выругавшись в адрес неведомой дичи, я рванула к выходу, как рецидивист от полицейского бобика, но уже на втором шаге нога угодила в канавку одного из линий круга. Лодыжка подвернулась, и я всем телом рухнула на символ стихии воды, чудом не напоровшись на нож в собственной руке. Телефон в розовом чехле ударился об пол, фонарик погас.