Юсупов (СИ) - "Гоблин - MeXXanik"

— Хорошо, мастер Юсупов.

Я вошел в кабинет, закрыл за собой дверь, и сел за стол. Взглянул на расписание на сегодня, которое уже оставила мне заботливая Ниночка. И вздохнул: верно говорят, что понедельник-день тяжелый. Потому что первым пациентом на сегодня был записан Фёдор Борисович.

Дверь кабинета открылась, и в помещение вошла Ниночка. В руках девушка держала поднос с чайником и чашкой. Нина улыбнулась и поставила посуду на стол:

— Лесной отвар с травами. Все, как вы любите, — произнесла она.

— Спасибо, — ответил я.

— В ящике лежат батончики. Специально для вас я приготовила со вкусом орехов. Мне показалось, что вам они понравились.

— Вы наблюдательны, — заметил я.

Девушка посмотрела на часы на своем запястье и вздохнула.

— Я много чего замечаю, Василий Михайлович. И мне кажется, что сегодня вы немного другой.

— Что это значит? — удивился я.

— Вы мне кажетесь каким-то отстраненным. Будто думаете о чем-то своем.

— А обычно все не так?

Она пожала плечами, бросила на меня лукавый взгляд и неожиданно выдала.

— Иногда мне кажется, что вы хотите пригласить меня на обед. Я ведь не ошибаюсь?

— Порой, и впрямь подумываю об этом, — признался я, осознавая, что вскоре мы перестанем быть коллегами.

— Мне известно, что вы княжич из старой семьи, — помощница вздохнула. — Не стоило даже говорить с вами об этом. Вы всегда вели себя профессионально.

Я и впрямь никогда не интересовался тем, откуда родом Нина. Потому что решил для себя, что нам не стоит заводить какие-либо отношения.

— Простите, что я завела об этом речь, — секретарь вздохнула.

— Где вы живете? — неожиданно спросил я.

— В небольшой квартирке, в одном из рабочих районов. Там много простолюдинов и бастардов. Знаете, там благотворительные организации на автобусных остановках иногда раздают вот такие штуки…

Она вынула из кармана небольшой баллончик и поставила его на мой стол.

— Что это?

— Перцовка, — пояснила девушка. — Такими штуками пользуются люди, которые не имеют способностей. Подобный спрей поможет отогнать хулигана.

— И зачем он вам? — не понял я. — Насколько знаю, у вас есть сида. И я слишком хорошо помню, какой крепкой вы умеете быть. Сам видел, как вы скручивали буйных посетителей.

— Владею, — согласилась хрупкая с виду Нина. — Но она отбирает много энергии. И порой не стоит привлекать к себе внимания. К тому же собаку отогнать куда проще, если распылить эту гадость по ветру.

— Ясно, — кивнул я.

— Значит, я была права. Вы сегодня другой. Потому что решили спросить меня о чем-то личном. Даже не знаю, хороший ли это знак или дурной.

Ниночка вышла из кабинета. Я же налил в чашку чай, сделал глоток, улыбнулся, оценив терпкость сбора. Все же повезло Дельвигу с такой помощницей. О ком я точно будет скучать, так именно о ней.

В этот момент я услышал, как хлопнула входная дверь, и в приемной раздался недовольный голос. И радость от вкусного чая быстро померкла. А через несколько секунд, в кабинет вошла звезда. Федор был облачен в длинный плащ серебряного цвета с высоким воротником. Он развязал пояс и театральным выверенным движением скинул верхнюю одежду и повесил на вешалку, которая стояла в углу. Полы плаща развернулись диковинным цветком, показав яркую алую подкладку. Облачен гость был в узкий костюм, состоящий из кожаных брюк, вязаного свитера со спущенными петлями и высоких сапог, походящих на военную обувь. Мужчина снял огромные темные очки, небрежно бросил их на подоконник. Затем провел пятерней по кудрявым черным волосам и вздохнул.

— Доброе утро, — произнёс я, но Федор Борисович только недовольно поморщился и уточнил:

— Разве утро может быть добрым? А уж про понедельник и говорить не стоит. Дурное утро и ничего хорошего от него ждать не приходится.

Я усмехнулся. Видимо, у нас с Фёдором Борисовичем было что-то общее.

Пациент сел в кресло, откинулся на спинку и скрестил на груди руки. Взглянул на меня:

— Ну, давайте уже решать мои несуществующие проблемы. Чем раньше начнем, тем раньше закончим.

— Несуществующие? — я иронично поднял бровь.

— Если для того, чтобы получить от вас бумаги мне нужно их признать, то отметьте, что проблемы на самом деле есть. Я тут подумал и понял, что не хочу с вами воевать. Слишком много чести для вас, господин лекарь. В конце концов, мне ничего не стоит следовать графику и ходить на ваши так называемые сеансы.

«Хитер», — подумалось мне. Вслух же я произнес:

— Вы правы. Давайте начнем сеанс.

Встреча со звездой прошла на удивление неплохо. Я бы даже сказал — продуктивно. Нам удалось наладить контакт, и к концу приема, Фёдор Борисович начал понемногу рассказывать о себе. Но когда знаменитость попрощалась и покинула кабинет, я вздохнул с облегчением. Все же его высокомерие, которое поначалу казалось наигранным, раздражала.

Дальнейший прием прошел стандартно. И в полдень последний пациент покинул кабинет довольным. Я же откинулся на спинку кресла. Заложил руки за голову, и удовлетворенно улыбнулся. Осталось только поговорить с Дельвигом, и…

Дверь открылась, и руководитель практики вошел в кабинет. Выглядел Дельвиг весьма довольным.

— Добрый день, мастер Юсупов, — произнёс он, осмотрел комнату, словно ожидал тут кого-то увидеть, а потом сел в кресло. Откинулся на спинку и взглянул на меня. — Как прошел прием, Василий Михайлович?

— Отлично, — ответил я, собирая папки. Открыл ящик стола, сложил в него дела.

— Я узнал, что вы занимаетесь Федором Борисовичем. Хорошо, что вы не поддались на его просьбы просто подписать бумаги.

— Откуда знаете, что он это предложил? — удивился я, и мужчина пожал плечами:

— Другого от Федора ждать не стоило. Он эксцентричный, эгоистичный и совершенно неспособный на изменения. Я в этом уверен. И, конечно же, он ни на секунду не сомневается, что ни в чем не виноват. Что весь мир вокруг — это сцена.

— Считаете, что Федор безнадежен? — спросил я.

— Уверен, — беспечно отозвался Дельвиг. — Мы не волшебники, юноша. Надо уметь признавать свое бессилие в некоторых случаях.

— У меня есть к вам серьезный разговор, Александр Петрович, — начал я, решив, что сейчас удобный момент для того, чтобы обсудить мою «вольную».

Улыбка на лице руководителя практики дрогнула.

— Что случилось, Василий Михайлович? — обеспокоенно уточнил он.

— Я хотел бы сменить практику, — ответил я.

От этих слов улыбка Дельвига пропала совсем:

— То есть… как? — глупо уточнил он. — Если дело в оплате, мы можем договориться, Василий Михайлович.

Я покачал головой:

— Дело не в оплате.

— Вы решили бросить лекарство? — ахнул Дельвиг, прижав ладони к груди.

— Нет, — просто ответил я.

— Не говорите, что вы уже сейчас решили начать частную практику. Это было бы неразумно…

— Просто хочу сменить направление, — пояснил я.

— И куда же вы собираетесь, если не секрет? — вкрадчиво поинтересовался руководитель практики.

— В новую лекарню от фонда «Неравнодушные сердца». Они как раз набирают лекарей.

Дельвиг рассеянно кивнул:

— Работа с благотворительным фондом. Полезно для карьеры. Понимаю вас, Василий Михайлович. И не могу препятствовать смене практики. Увы.

Он тяжело вздохнул и развел руки. А затем продолжил:

— Жаль отпускать такого перспективного практиканта. Да и наши пациенты привыкли к вам. Но удерживать вас я не могу.

— Я всегда готов прийти на помощь, — ответил я. — Если у вас будут сложные случаи, которыми вы будете готовы поделиться…

— И на том спасибо, Василий Михайлович, — произнёс Дельвиг и отвернулся к окну.

Я встал на ноги, снял халат и повесил его на спинку кресла. Вынул из ящика стола написанное заявление об увольнении, и передал его уже бывшему наставнику:

— До встречи, Александр Петрович, — произнес я и направился прочь из кабинета.

— Кстати, о пациенте.