Повтор (СИ) - Каляева Яна

— Да, ты хороший друг. С этим я не спорю. Потому ты можешь быть уверен, что с твоей семьей все будет в порядке, — Леха делает неопределенный жест, — там, в реальном мире. И за бизнесом твоим я присматриваю. И за родственниками, которые в городе остались. Я за тебя любому глотку порву. А вот думать не помогу.

Машинально отпиваю пиво из стоящего на столе бокала — вкус тот же, что и всегда… ну а каким он может быть? Здесь есть все, что я помню, но ничего нового я не попробую.

— Не хочу признавать, что ты прав… Если я относился к тебе свысока… это от замотанности было, Лех. Ты даже не представляешь, сколько всего на меня свалилось. То есть… эта версия тебя как раз представляет. Но если и так, я вернусь — по-настоящему — и исправлю это. Все тебе расскажу… наверное, давно надо было. Как же осточертело держать все в себе! Но сейчас… сейчас, получается, мне нужен тот, про кого я знаю, что он точно способен разобраться в этой химере.

Леха печально ухмыляется, разводит руками, закатывает глаза. Его простецкое круглое лицо расплывается — и тут же меняется на совершенно другое. Жесткая линия скул, резкие черты, внимательные светло-голубые глаза…

Рука сама тянется к поясу, где, разумеется, уже есть кобура, и не пустая… Успеваю остановить движение. Да, я могу выхватить пистолет и сколько угодно палить в упор по этой твари — даже, наверное, патроны не закончатся, пока мне не надоест. Но здесь это будет не более чем выражением эмоций. Если называть вещи их именами — истерикой.

— А ты молодец, Саня, — Ветер чуть усмехается краешком рта. — Быстро сориентировался. Да даже будь мы в реальном мире — в кого бы ты стрелял, скажи на милость?

— В реальном мире вопрос бы так не стоял.

— А если подумать? — Ветер подносит к губам бокал, в котором уже не пиво, а спортивный коктейль. — Ты не особо любишь думать, Саня, потому и ищешь панически, кому бы делегировать эту задачу. Но в глубине души-то ты все уже понял. Причем вызвал именно мою проекцию, чтоб это услышать.

— Я тебя не вызывал!

— Да ну? Почему же я здесь? Не надоело врать себе, а, Саня? Жена и друг, самые близкие люди, в твоем сознании — просто грубо раскрашенные манекены. Они и сказать-то толком ничего не могут, кроме того, что ты никогда им по-настоящему не доверял.

— А что можешь сказать ты?

Ветер пожимает плечами:

— Как и все остальные проекции — только то, что ты уже знаешь. Ты такой же, как я, Саня, просто прячешь это от себя. А здесь ничего не получится спрятать. Рад, что ты скоро приедешь ко мне в гости — в реальном мире, я имею в виду. Есть о чем переговорить. И вообще, у меня там хорошо — охота, рыбалка… а какие грибы!

— Бледные поганки?

Ветер иронично приподнимает бровь:

— Ну, это уже как пойдет…

— Ты пытался меня убить. О чем нам после этого разговаривать?

— Было дело, пытался. Но ведь ты заметил, что попытки прекратились? Думаешь, новые документы тебя спасли? Да у меня на коротком поводке все, кто в таких случаях документы выписывает! В другом дело, Саня. Кое-что изменилось, и твое устранение стало… опционально. Ну да обсудим при встрече. Не обижайся, но до этого ты пока не додумался. Не беда, десять часов в самолете — и мы побеседуем в реальности. Встретим тебя в аэропорту. Не жмись, возьми бизнес-класс. Не разоришься, билет-то тебе в одну сторону нужен.

— Просто скажи, как мне выбраться отсюда. И исчезни.

— Может, тебе еще шнурки на ботинках завязать? Глупо. Ты же не ждешь, что я в самом деле буду тебе помогать? Лучше попроси эту шлюшку Алию… кстати, ты же отлично видишь, как она по тебе течет, извертелась уже вся; забавно, что ты не допускаешь это до своего сознания, не разрешаешь себе понять. А я воплощаю для тебя другую проблему. Твой братец сказал бы — как бы воплощаю.

— Что еще за другая проблема?

— Почему Повтор произошел именно сейчас — и именно такой? — Ветер смотрит на меня пристально, будто пытается разглядеть что-то на дне темного колодца. — Почему дети не попадают под воздействие тех, кто мечтает изменить мир, а вместо этого могут менять себя сами?

— Господи, откуда мне знать-то? И какое это имеет ко мне отношение?

— Говорю же, Саня, приезжай в гости, — лицо Ветра расплывается в дружелюбной ухмылке. — Не до всего ты способен додуматься сам.

— Так, ты уже повторяешься. Как говорит моя племяшка, фу быть таким. Все, исчезни — надоел.

Ветер послушно тает в воздухе. Есть у этого пространства и плюсы, что уж там — вот бы оно работало так в реале…

За соседними столиками сидят люди. Один из них оборачивается ко мне — у него лицо пластиковой куклы, Юлька в детстве обожала таких. Мое подсознание не заморачивается на прорисовку массовки.

Так, это неважно все. В дивизии недостает супервизии… К кому я могу обратиться за советом? Здесь получится вызвать кого угодно, и это ни к чему меня не обяжет в реальном мире.

Алия втянула меня в этот блудняк; может, она и подскажет выход? Она ведь его знает. Но проблема в том, что я этой женщине не доверяю. Даже если реальная Алия мне помогла бы, эта, из моего сознания, только сделает все еще хуже.

Мария? Вот уж у кого острый аналитический ум. Но как бы я себя ни убеждал, что между нами все нормально — легко сошлись, легко разошлись, сохранили здоровые деловые отношения — я отлично знаю, что использовал ее… и сильно обидел. Поматросил и бросил, в какую обертку это ни заворачивай. Реальная Мария великодушна, она не стала бы лелеять обидку, простила бы меня и помогла… но та, что живет в моем сознании, на меня зла. Потому что я знаю, что причинил ей зло. Нет, этой мелодрамы мне сейчас не нужно…

Юрий Сергеевич? Старый чекист наверняка щелкал и не такие орешки. Вот только слишком часто он прикидывался свойским простоватым дядькой, чтобы я сейчас смог увидеть в нем что-то другое.

Друзья, родные, коллеги, знакомые… Неужели я ни в ком так и не признал наличия того, чего так недостает мне самому? Всех оценивал через призму своей гордыньки? Почему это вдруг оказалась так важно — умение понять и принять, что другой человек в чем-то тебя превосходит?

Это, наверно, тот момент, когда мужчине нужно посоветоваться со своим отцом. И даже то, что он давно умер, здесь как раз не проблема. Я никогда не старался подражать отцу — просто занял его место в семье. Всю жизнь все отмечали наше с ним сходство — как внешнее, так и внутреннее. Но насколько это действительно так? Смог бы отец понять и одобрить все, что со мной произошло? На самом деле я смутно его помню. Хотелось бы поговорить с ним, конечно… но сейчас не время извлекать из памяти траченых молью призраков.

Тот, в чьей способности помочь я уверен, жив, и мы виделись совсем недавно. В двух кварталах отсюда есть спортивная площадка — в детстве мы иногда таскались туда с мячом. Там и встретимся.

Когда я подхожу, Олег подпрыгивает, бросает мяч в кольцо — и промазывает. Подбираю откатившийся мяч, пробегаю круг по площадке, выбираю позицию, бросаю — тоже мимо. Олег смеется и кричит:

— Мазила-тормозила!

— Эй, от мазилы слышу!

Мы бегаем, дурачимся и бросаем мяч, даже не особо стараясь попасть в кольцо. Даже если мое тело в этот самый момент умирает в белой комнате, то отказываться от игры с младшим братом я не хочу. Может, это лучшее из всего, что было у меня в жизни.

Наконец Олег, смеясь и тяжело дыша одновременно, падает на небольшую деревянную трибуну. Сажусь рядом с ним. Черт, он сейчас совсем подросток… Строго говорю:

— Повзрослей, Олежа.

— Я не хочу взрослеть! Терпеть ненавижу этих дурацких взрослых!

Только мой брат умеет ныть и смеяться одновременно.

— Понимаю. Сам ненавижу и не хочу. Но надо.

Олег послушно вытягивается, оформляется — и вот передо мной сперва сутулый длинноволосый хиккан, а через минуту — аккуратный парень с быстрыми внимательными глазами.

Беру с места в карьер:

— Значит так. Не думай даже заводить эту шарманку — я, мол, не держу тебя за человека, с которым стоит советоваться… Когда я сказал, что ты умный и внимательный — это не для галочки было, я правда так считал. А еще — что ты на самом деле вытянул последнее расследование и в целом лучше меня справляешься. Этого я, кажется, не говорил, но подумал же. Здесь этого достаточно.