Между добром и злом. Том 6 - Кири Кирико

Как бы то ни было, большая часть тех, кого принесли в жертвы, скорее всего, была именно приезжими, потому что местные бы заметили исчезновения людей в таких масштабах. Хотя в каких масштабах? Сто человек за двенадцать лет работы шахты — это что-то около одного в полтора-два месяца. Такое действительно сложно отследить.

Видимо, после десяти лет работы шахты они решили, что не справляются с проклятием и закрыли, после чего попытались вновь, но с первыми смертями окончательно отказались от этой затеи. Но здесь на первый план выходит лучевая болезнь среди самих Жангерферов.

После столь длительного контакта с радиоактивными предметами это не могло не сказаться на них. Заболел глава, Партес Жангерфер, его сын, Рокардо Жангерфер и, если верить Бампсу, изменения начали проявляться уже и у жены Рокардо, Ульисы Жангерфер. Можно сказать, что проклятие добралось и до них, а когда речь заходит о собственной шкуре, люди готовы на всё, что угодно.

Именно поэтому они связались с той цыганкой-ведуньей. Хотели узнать, как побороть проклятие. Что сделать, чтобы оно, в конце концов, оставило их в покое. И цыганка дала им ответ — там, где всё началось, там должно всё и закончиться…

— Погоди, — остановила Кондрата Дайлин, дослушав его версию до этого места. — Там, где всё началось, там всё должно и закончиться, но как это вяжется с их смертью?

— С них всё началось, на них всё и закончится, — ответил Цертеньхоф заместо Кондрата. — Именно они начали эпопею с шахтой, а значит и вина тоже их. И кто-то из присутствующих на том обеде, а, скорее всего, все четверо решили положить конец проклятию. Другого я не могу понять, ладно Жангерферы поверили в духов, но почему остальные к этому присоединились?

— Люди, отрезанные от остального мира. Проклятие, которое убивает людей. Окружающие, которые искренне в это верят, — перечислил Кондрат. — Человек очень суеверен, и, если он не может объяснить это логически, начинает приписывать мифические объяснения происходящему. Особенно, когда все остальные об этом только и говорят. Но у нас теперь другая проблема.

Кто убил самих Жангерферов?

Кондрат не отрицал, что они в какой-то мере получили по заслугам и знал, что остальные думают точно так же, но это не избавляло их от долга найти убийцу. Закон есть закон, да и к тому же дети были здесь ни при чём, а они всё равно погибли.

— У нас нет доказательств против членов этого кружка, — недовольно пробормотал Цертеньхоф и взглянул на Кондрата. — Насколько я понимаю, остальных участниками жертвоприношений она не назвала, верно? Сами они точно не признаются, а нам попросту нечем доказать их причастность.

— Участие в секте не будет причиной? — спросил Кондрат.

— Участие в секте — это, конечно, хорошо, но убийств это не доказывает.

— А усиленный допрос? — предложила Дайлин, сразу поймав осудительный взгляд Кондрата. — Что? Они же убили их!

— И чем ты докажешь, чтобы применить его? — спросил Цертеньхоф. — Хоть одно доказательство есть? К тому же они должностные лица. Если начнём здесь всех подряд допрашивать, будут проблемы.

— Можно было бы попробовать притянуть их за участие в жертвоприношениях, но у нас нет ни единого доказательства, — произнёс Кондрат. — А ведунья указала лишь на Жангерферов.

— Как удобно всё сваливать на покойников, — фыркнул Цертеньхоф. — Не удивлюсь, если она в этом тоже участвовала.

— Как вариант.

Что по итогу? Они закрыли вопрос с костями и историей по поводу проклятой шахты. Так же они смогли выяснить, что семья баронов непосредственно с этим связана, и их смерть была совсем не случайна. Но теперь был вопрос — кто убил их? И были ли причастны остальные члены культа к этому?

— Начнём всё сначала, — облокотился Кондрат на стол. — Ещё раз, друг за другом пройдём всех свидетелей, которые у нас были. Служанка, которая попала в больницу и двое слуг, что спали — начнём с них. Ещё раз пройдёмся по ближайшему окружению, как его юридический помощник и его секретарь. Прочешем всех заново, но уже с учётом новых обстоятельств. Возможно, кто-то что-нибудь нам и расскажет.

— Если они не заодно со всеми, — заметила Дайлин.

— Предложим сделку, что они избегут ответственности, если сдадут всех остальных. Кто-нибудь да расколется.

— Отпустим преступника? — нахмурился Цертеньхоф.

— Нам нужен убийца, не его прихвостни. Кого-то можно и откинуть, чтобы поймать куда более крупную рыбу.

Кондрат не помнил, чтобы здесь использовали сделку со следствием. Единственная сделка, которую здесь предоставляли, была что тебя пытают или легонько, или сильно — всё. Так что предложенный им вариант выгодно отличался для тех, кто что-то знал, и наверняка кто-то да захочет соскочить до того, как корабль пойдёт ко дну.

После небольшого обсуждения Кондрата прогнали мыться. Да и он сам был не против хорошенько и искупаться после таской прогулки. Только на выходе из ресторанчика он внезапно встретил Сулиту, которая, казалось и не собиралась куда-либо уходить.

— Я думаю, мы на этом закончили, — произнёс Кондрат, залезая в кошелёк. — Ты можешь возвращаться.

Он протянул ей несколько монет, но девушка только посмотрела на его ладонь, после чего подняла взгляд на него.

— Что-то не так?

— Вам работница не нужна? — негромко спросила Сулита.

— В плане?

— В плане работница, — повторила она спокойно.

Кондрат слегка растерялся.

— Разве тебя мать не ждёт дома?

— У нас нет дома.

— Я имел ввиду, не ждёт тебя в вашем караване? — перефразировал Кондрат.

— Она не будет против, — Сулита оставалась такой же невозмутимой. — Думаю, она даже будет рада, если я найду себе место лучше, чем в караване.

— Это, конечно, хорошо, но ты уверена, что действительно найдёшь место получше? — уточнил он.

— Слугой быть лучше, чем жить в караване, — ответила она довольно уверено.

Кондрат бы здесь, конечно, поспорил.

— Прости, но мне не нужна слуга, — покачал он головой.

— Я бы не хотела заниматься сексом за деньги, — по-своему интерпретировала девушка его слова.

— Погоди, я не про это. Мне вообще слуга не нужна. Боюсь, ты не к тому обратилась, Сулита. Да и почему вдруг тебе захотелось стать моей слугой, а не остаться со своими?

— Почему мне должно хотеться остаться со своими, а не уйти слугой в столицу с уважаемым человеком? — задала она встречный вопрос.

Теперь Кондрат понял весь расклад и её интерес. Как говорят, молодёжь уже не та, да? Девушка не хочет оставаться в своём таборе, который постоянно ездит туда-сюда и, как следствие, выходить замуж за кого-то из своих. И вместо этого хочет исполнить гениальный план: прибиться, сразу получить работу и уехать в столицу. Так сказать, перебраться в лучшую жизнь, а там уже и всё остальное подтянется. Да только есть нюанс…

— Боюсь, у меня нет нужды в слугах, Сулита, — покачал головой Кондрат.

Но девушку это ни капельки не смутило.

— А тому господину, что сидел с вами за столом, нужна слуга?

— Не думаю, — покачал Кондрат головой, бросив на Цертеньхофа. С виду в белой рубашке, брюках и жилетке он выглядел действительно представительно, и незнающий мог спутать его с аристократом.

— А госпоже?

А девушка настойчивая… Хотя, кстати говоря, Дайлин может помощь и пригодилась бы, учитывая, что сама она не очень любит заниматься домашним хозяйством. Он это заметил ещё в столице, когда заглянул к ней домой, и то же самое он наблюдал сейчас в её номере в те редкие случаи, когда взгляд проскальзывал в комнату. До сих пор непонятно, как ей удавалось всегда выглядеть с иголочки, когда вся квартира чуть ли не как после войны.

— Вот с ней можешь попробовать счастья, Сулита, но, скорее всего, тебе откажут. Почему ты так хочешь покинуть своих?

— Стремиться к чему-то большему — это плохо или преступление? — негромко спросила она, блеснув голубыми глазами из-под капюшона, который покрывал её волосы.

— Нет, не преступление.

Собственно, Кондрат не видел ничего преступного в том, чтобы желать лучшего для себя. Фраза «где родился, там пригодился» подразумевала совершенно другое, а не обязанность каждого жить в условиях, которые его не устраивают. И тем не менее он сомневался, что Дайлин, человек, который имел всё мнение на всё, включая порядок, согласиться нанять такую девушку, как Сулита, которую мягкой и податливой не поворачивался назвать. Всем известно, что будет, если двух человек с твёрдыми характерами запереть в одной комнате.