— Попробуйте обратиться к секретарю господина Сальникова. Соединить вас?
Я не сразу вспомнил, что господин Сальников — это Даниил Петрович.
— Да, — невольно подхватил деловитый тон Изольды. — Соедините, пожалуйста.
Загудели гудки. После третьего я услышал уже знакомый профессионально-вежливый голос:
— Добрый день. Слушаю вас.
— Татьяна, здравствуйте. Это Тимур, я от Даниила Петровича. Помните, вы мне билеты на концерт доставали?
Оказалось, что помнит. Хотя я бы предположил, что скорее записывает — тоже, наверное, профессиональная фишка, мало ли когда я ещё прорежусь.
В общем, как бы там ни было, сообщение о том, что мне понадобился домашний адрес сотрудницы отеля, Татьяну не удивило. Меня попросили повисеть на трубочке, а через две минуты продиктовали адрес. Не задав ни единого вопроса, с какого бока меня это интересует. Видимо, имя Даниила Петровича работало, как пароль.
Идти и правда оказалось недалеко. От того места, где наш проспект Гагарина переходит в Большую Советскую, второй дом. Трехэтажный, старинной постройки, с арочными окнами, четырехметровыми потолками и полуметровыми подоконниками.
По съёмным квартирам я пошатался достаточно, чтобы знать: жильё в таких домах нихрена не дешёвое. Не зря Алина перед подружками хвасталась.
Ждать милости от судьбы, то есть пока дверь подъезда откроет кто-нибудь из жильцов, я не стал. Прошёл через призрачный мир, поднялся на второй этаж. И в квартиру проник тем же макаром. Попробовавшей было всколыхнуться совести напомнил, что Алина следила за мной и другими видящими хрен знает сколько и при этом совершенно не терзалась.
Когда я шагнул обратно, из призрачного мира в реальный, понял, что стою в полутемной прихожей. И немедленно включились звуки. Из комнаты доносился вой. Натуральный — так могло бы выть животное.
— О-о-ой, как пло-о-охо-о-о, — разобрал в причитаниях я. — О-о-ой, как пло-о-о-охо мне-е-е!
Прошёл в комнату. Алина стояла на коленях перед нарядным диваном — из тех, что любят ставить на подиумы в мебельных магазинах, — и билась о него головой и кулаками.
— О-о-ой, как пло-о-охо-о-о!
Рядом, на ковре в виде тигриной шкуры, лежал блистер с таблетками. И опрокинутый стакан.
Я присел на корточки, поднял блистер. Название таблеток мне ни о чем не говорило, пришлось гуглить. Успокоительное.
Алина повернула в мою сторону голову и посмотрела мутным взглядом.
— Ты чего пришёл?
Вопрос, как я попал в квартиру, её не обеспокоил. Неудивительно, в общем-то. Судя по количеству выпитых таблеток, она сейчас явлению архангела Гавриила не удивилась бы. Не факт, что вообще меня узнала.
— Пришёл сказать, что все твои беды из-за жадности. Он ведь тебе платил за то, что следила за нами и рассказывала ему, что мы делаем? Старичок такой представительный. С бородой и тростью.
— Нет. — Алина помотала головой. — Он сказал, что сам мне платить не может. Но может сделать так, чтобы Эдик давал мне деньги и покупал всё, что захочу.
— Эдик — это мужик твой?
— Да.
— И как? Покупал?
Алина обвела рукой комнату.
— Вот! Это всё моё… О-о-о-ой, пло-о-охо-о-о! — Она снова повалилась лицом на диван.
Я вздохнул.
— Н-да. Ну и кому это всё нужно будет, когда ты от депрессии роскомнадзорнешься?
Алина меня не слушала. Она выла. Я потряс её за плечо.
— Где ты встречалась со стариком?
Тот же мутный взгляд.
— В парке Пионеров.
— Парк большой. Где конкретно?
— Где стела пионерам-героям. На лавочке у стены.
— Всегда там?
— Всегда… О-о-о-ой, пло-о-охо-о-о!
Алина потянулась к таблеткам. Я забрал блистер, сунул в карман. Алина взвыла. Я поднял с пола стакан, сходил на кухню. Налил из чайника кипячёной воды. Вернувшись, сунул стакан Алине в руки.
— Пей. И ничего больше не делай! Никакие таблетки не жри! Поняла? Я тебе сейчас врача вызову.
За последнее время успел обзавестись номерами видящих. Звонки на мобильный они, правда, терпеть не могли, но у меня экстренный случай. Алина выглядела так, будто и вправду вот-вот помрёт или вскроется.
— Вадим Игоревич? Извините, что беспокою, это Тимур. Тут такое дело…
Обрисовывая ситуацию, я шёл к Парку Пионеров. Благо, от дома Алины недалеко. Вадиму Игоревичу, врачу из Заднепровья, сказал лишь, что Алина попала под воздействие Маэстро. О подробностях умолчал.
Вадим пообещал, что скоро приедет. Сказал, что если процесс зашёл не слишком далеко, то шансы сохранить рассудок у пациентки есть. Так спокойно и буднично сказал, что я вздрогнул. И до сих-то пор хотелось Маэстро в асфальт закатать, а сейчас это желание усилилось.
Пустышка ты там или нет — дело твоё, в конце концов. Но забираться в голову — такого ни одна тварь не заслуживает! Если я правильно понял Вадима, воздействие Маэстро на человека — сродни наркотику. Люди на это воздействие натуральным образом подсаживаются. И сейчас, лишившись его, Алина превратилась в торчка, лишённого дозы. У неё ломка, и очень жёсткая.
Поговорив с Вадимом, я набрал Кима.
— Привет. Я в Парке Пионеров. Можешь подойти? — Я знал, что Ким патрулирует Гагарина, Большую Советскую и прилегающие улицы.
Дожидаясь Кима, дошёл до лавочки — предположительно, той, о которой говорила Алина. Впереди — стела Пионерам-героям, с правой стороны — участок старинной крепостной стены.
Тяжелое место, несмотря на бодрое название. Неподалёку — братская могила павших в годы войны. Опалённый цветок — памятник детям, погибшим в концентрационных лагерях. Стела пионерам-героям, опять же. Настроение у людей, приходящих сюда, соответствующее. Неудивительно, что Маэстро здесь нравилось.
Так, может, и плененные души он держит где-то тут?
Глава 26
Мой взгляд невольно упал на Маховую башню. Сооружение — стариннее не придумаешь.
Заброшка? Н-ну, с учётом того, что в крепостных башнях в принципе никто никогда не жил — можно и так сказать. Под башней, опять же, наверняка есть подземный ход. А то, что присутствия пленённых душ я не чувствую и призраков, за исключением двух-трёх праздно шатающихся пустышек, не вижу, может быть результатом блокировки, которую поставил Маэстро.
Ким нифига не торопился, приехал только через десять минут. Зато с двумя шавухами, одну из которых протянул мне.
— Держи подгон. — Ким плюхнулся рядом со мной. — Надеюсь, что-то срочное?
— Почему надеешься? Спасибо. — Я взял шаурму.
— Потому что по голосу было не похоже, что тебя тут пожиратели на части рвут, и я решил, что заеду за обедом. А приличную шаурму, на мой вкус, только в одном месте продают. Пересечение Кирова с Николаева, знаешь?
— Знаю. И что, прям рекомендуешь?
— Ты кусай.
Я откусил. Кивнул:
— Неплохо.
— То-то и оно. Ну, раз ешь, значит, и правда пожара нет. Зачем на сотовый звонил?
— Слушай, — не выдержал я, — да что у вас у всех за пунктик такой, с сотовыми? Как будто Стивена Кинга читаешь. Там тоже, если кто-то телефон в руки берёт — это целая драма на четырнадцать страниц. У меня мама, знаешь, тоже не подросток, но кроссворды уже лет десять как на планшете разгадывает, а батя троллит новичков на форуме рыболовов так, что его стабильно раз в месяц банят.
Я почему-то ждал от Кима агрессивного наката в духе «вот сам доживи до моих лет!», но — нет. Ким только усмехнулся.
— Тут дело не в возрасте, Тимур. Дело в самоуважении.
— Чего?..
— Того. Вот ты носишь у себя в кармане устройство, по которому в любую секунду тебя могут дёрнуть. Тому, кто звонит, не важно, чем ты занят: ешь, работаешь, любовью занимаешься. Может, гениальная идея в голову пришла. И тут — звонок. Людей сильно избаловала эта возможность — в любой момент до кого угодно достучаться, выдернуть, заставить с собой разговаривать. И ходят все, как на поводках. Привыкли, что их в любой момент дёрнуть могут.
— Ну, вообще-то, бывают важные ситуации.
