Дубль два. Книга вторая (СИ) - Дмитриев Олег

Чёрный.

Второй ранг.

Ищейка.

* нульцевый — новый, без пробега.

Глава 20

Случайности неслучайны не всегда

Когда-то давно я смотрел кино или сериал. Названия и даже сюжета сейчас и не вспомню. Там был момент, когда в полицейском участке допрашивали мужика. Хрестоматийный американский коп в белой шляпе, коричневых штанах и со звездой на груди орал, брызгая, хотя, скорее даже поливая слюной, на прикованного к столу наручниками задержанного:

— Бар — в щепки! Сгорело две машины! Двенадцать парней на больничных койках! Док Хадсон говорит — по ним как каток проехал! Что ты скажешь в своё оправдание, парень⁈

— Я запаниковал, — речь сидевшего в браслетах была от паники несказанно далека, как и пристальный, чуть насмешливый взгляд слегка прищуренных серых глаз.

Так вот я запаниковал. Но как-то очень оригинально, как ни разу до этого.

Байкер осматривался. Посмотрел направо, в сторону соборов. Затем налево, откуда я направлялся в тот самый бар, возле которого он остановился. В эту сторону смотрел чуть дольше, поводя носом и раздувая ноздри, становясь на глазах меньше похожим на человека. А затем развернулся и пропал в дверях кабака. Потому что ничего и никого подозрительного на проспекте не увидел. Потому что меня там не было.

Ну, то есть был, разумеется — куда б я делся за полторы секунды с тротуара почти посреди площади? Но игры в «пущевика» с двумя инструкторами, по сравнению с которыми любой тренер спецназа ГРУ, пожалуй, смотрелся бы бойскаутом или пионером в шортиках, зря не прошли. Моя сфера-аура слилась с пейзажем, кажется, вовсе без моего участия, при первых признаках опасности. Поэтому ищейка и не увидел меня, стоявшего в ступоре метрах в двадцати прямо перед ним. А вот почему не учуял — надо было подумать. Но потом. Когда между нами будет расстояние побольше.

Из оцепенения меня вышиб парнишка, видом до удивления похожий на Шурика из комедий Гайдая: светлая голова, большие очки и полное отторжение от брена.

— Простите, пожалуйста, — пробурчал он высоким голосом, напоровшись на меня, обойдя и продолжив движение, не отрывая глаз от какой-то книги, обёрнутой в газетный лист. Так и не поняв, что врезался в пустоту.

Сфера, кажется, снова сама «подстроила» сбитые ботаником настройки, уверенно, с гарантией укрыв меня от посторонних глаз. Но то, что я знал теперь об ищейках, убеждало: стоять на одном месте, надеясь на невидимость — редчайшая тупость. И я, развернувшись, нырнул во дворы, вернув себе очертания, только обойдя здание бара с большим запасом и убедившись, что не вижу его за другими домами и постройками.

Где находится гостиница я представлял вполне отчётливо, но только в части адреса и направления — вон там. Туда и отправился, размышляя, как бы связаться с Болтуном и выяснить, откуда у этой ищейки растут ноги? Мастера в своих вотчинах знали или всё, или почти всё, и появление чёрной твари второго ранга точно не пропустили бы. Надо проверить, вдруг на планшет пришло сообщение от абонента «7»? Судя по тому, что в адресной книге там была единственная запись — это и был Никола. Интересно, я сообщение тоже придёт пустым? Со значительным молчанием отправителя, которое так трудно выразить в простых и скучных буквах? Но тут меня как током дёрнуло.

По правую руку стояло двухэтажное здание, нежно-розовое, обильно украшенное белой лепниной, с какими-то башенками на крыше. В моём родном городе таких была целая улица, и теперь там помещалась куча магазинов, кафешек, фирмочек и прочего. Такой вытянутый в длину Дом Быта. Здесь, кажется, было так же. Внимание приковала листовка формата А5, на которой крупно значилось название: «Город Мастеров». Судя по состоянию бумаги и отклеившимся краям, она висела на стене, в обрамлении других похожих, довольно давно. Вряд ли её повесил мотоциклист сегодня или вчера, раскидывая сети на одного самонадеянного до крайности Странника. Который, кажется, стремительно становился параноиком. Но проверить следовало.

Обойдя торговые ряды, во внутреннем дворе увидел симпатичную двухэтажную круглую башенку из красного кирпича, эдакую толстую и низенькую каланчу или обсерваторию — крыша в виде полусферы была похожа и на неё. Над входом на табличке было то самое, зацепившее внимание название. И я, в надежде исключительно на непокорённую веру в добро, шагнул за белую пластиковую дверь с большим и чистым стеклом.

Во внутреннем зале за столами сидели дети и что-то увлечённо мастерили. Девочки вязали каких-то кукол из лоскутков, мальчишки тюкали молоточками по желтым пластинкам металла, похожим на отмытые и развальцованные консервные банки, нанося какой-то чеканный рисунок под присмотром крепкого мужика в холщовом фартуке и девчонки лет пятнадцати. Которые оба посмотрели на меня с удивлением. А я продолжал осматриваться, как ни в чём не бывало, понимая, что становиться невидимкой поздно. Раньше надо было думать.

По правую руку обнаружился верстак. Перед ним — винтовая табуретка на колёсиках. На чёрном дерматиновом сидении которой лежала вышитая подушечка. А на ней сидел сгорбленный старик, что-то делая, судя по движениям локтей. Над верстаком висела мощная лампа, явно давая хорошее освещение рабочей поверхности. А под ней блестел и переливался большой ключ. Серебряный, с затейливым чернёным узором. Я поймал себя на неожиданном желании перекреститься.

Стульчик с легким скрипом повернулся вокруг оси, вместе в Мастером. В том, что старик был именно им — сомнений как-то не возникало. В одном глазу у него торчало какое-то увеличительное приспособление, как у часовщиков или ювелиров из старых фильмов. А другой смотрел на меня с недоверием.

— Поздорову, мил человек, — склонил я голову, снова повторяя то, чему учил Алексеич, — по пути от синя камня к белому притомился я. Поможешь ли?

Девчонка за моей спиной ахнула. Мужик изумлённо выдохнул что-то вроде «да иди ты!»

— Здрав будь, Странник, — каким-то шелестящим шепотом ответил старик, вынимая из глаза окуляр. Одной рукой он крепко сжимал его, второй — длинную, по грудь, седую бороду. — Чем смогу — помогу. В чём беда твоя?

Я замешкался, пытаясь придумать, как бы так половчее сообщить ему, что в паре кварталов отсюда меня чуть не накрыл ищейка второго ранга, да так, чтоб не напугать детишек, которые за нашей беседой смотрели во все глаза — прям спиной чувствовалось. Сам по себе помню — любая возможность оторваться в этом возрасте от мелкой моторики использовалась на ура. А тем более такая, от которой за версту тянуло непонятностью, а, значит, тайнами и сказками.

— Лидочка, своди детишек в кафе-мороженое, давно уж сидят, — ласково проговорил Мастер, не сводя с меня внимательных глаз. А я не придумал ничего умнее, как развернуться и вручить девчонке, что пыталась выстроить па́рами враз оживившихся и загомонивших малышей, пятитысячную купюру. Которую она приняла, только дождавшись кивка старика.

Когда за вылетевшим детсадом закрылась дверь, а здоровяк поставил два стула возле верстака, на один из которых уселся сам, дед заговорил:

— Ты, судя по деньгам, вряд ли обносился и голодаешь. И приехал из большого города. Вологда? Ленинград?

Я смотрел на него молча. По-прежнему решительно не понимая, с чего бы начать.

— Меня зовут Константин Сергеевич, как Станиславского, — продолжал он, не дождавшись ответа. — Это мой внук Саша. Его дочка Лидочка повела ребятишек, чтобы нам не мешать. — Чуть напевный северный говор успокаивал. И я решился.

— Меня зовут Яр, Ярослав Змеев. Сюда я приехал из Каргополя.

— Хороший город, бывал там, хоть и давненько, — будто поддерживая, кивнул тёзка театрального классика. — Там тоже проездом был, или дело какое ладил? Может, из местных с кем свиделся? — он прищурился, словно пытался навести меня, тугодума, на нужную мысль.

— Мастер тамошний меня в дорогу снаряжал. Всего на день я здесь, планировал переночевать и с утра в путь дальше двинуться. Но теперь не уверен, — я повернул голову, будто рассчитывал сквозь стены проверить, на месте ли мотоцикл ищейки.