Первый Артефактор семьи Шторм (СИ) - Окунев Юрий

— Стало хуже? — озвучил я очевидное, подхватывая парня. Дыхание вырывалось сиплыми звуками.

— Оставьте. Я обуза. Не уберёг Петра, — заплетающимся языком говорил Максим.

— Ты уверен, что это не остановить? — сказал я, одновременно обращаясь к двоим.

— Да, демоническое проклятье. Оно такое, — с кривой болезненной улыбкой сказал Подорожников.

— В целом он прав, — согласился с ним Кефир. — Нужно божественные артефакты жизни и света, чтобы это помогло хоть немного.

— Сколько времени?

— Пара часов. Если повезёт. — Максим выплюнул эти слова, после чего потерял сознание.

— В машину его, быстро, — приказал я охранникам, и они не стали спорить.

— Куда едем? — спросил Черкасов, усаживаясь за руль.

— В крупнейшую больницу. Пока, — кинул я, доставая телефон.

Пришлось ждать достаточно долго, прежде, чем трубку взяли.

— Доктор Боткин слушает, — сонно пробормотал врач.

— Евгений Сергеевич, простите за ранний звонок. Это Сергей Шторм.

— Да, молодой человек. У вас что-то случилось? — недовольство в его голосе почти не было слышно. Почти.

— Подскажите, в какой больнице может быть мощный артефакт жизни и света, который позволит замедлить распространение демонического проклятья?

Я услышал, как врач хекнул, после чего Боткин сурово ответил:

— Сергей Иванович, это не слишком уместная шутка в такое время. Небось начитались статей в газетах и теперь…

Я не дал ему закончить:

— Евгений Сергеевич, это не шутка. У меня в машине лекарь, который попал под проклятье. Он сам поставил диагноз. Потоки чёрной энергии вкручиваются в его сосуды, как боевое заклятье. Скоро они доберутся до сердца.

Боткин вздохнул.

— Если то, что вы говорите правда, а я сомневаюсь в этом, то вашему лекарю уже не помочь. Такое не лечится, — жёстко закончил он.

— Мне не нужно его вылечить. Нужно лишь задержать болезнь.

Наконец магистр лечебной магии задумался всерьёз. Молчание в трубке затягивалась, а машина продолжала мчаться по просыпающемуся городу. Максим стал совсем серым, Сухов потрескивал пальцами, Черкасов вжимал педаль.

Кефир тоже молчал, и в то же время как золотистый блеск в его глазах становился всё менее и менее ярким, а морда — всё более испуганной.

Наконец врач ответил:

— Отправляйтесь в больницу Святослава Светлого. Это частная клиника на востоке столицы. Они известны особенными методами лечения, — последнюю фразу он произнёс очень тихо.

— Запрещённые? — также шёпотом спросил я.

— Ни в коем случае. Просто… в общем, скажите, что я прислал вас, я предупрежу о приезде.

Я передал слова Черкасову и тот, подрезая соседей по дороге, резво повернул с кольцевой направо прямо со среднего ряда.

До больницы мы долетели за десять минут и без промедления подскочили к дверям приёмного покоя. Выбежавший охранник уже начал на нас кричать, как из здания выбежали люди в белых халатах.

— Шторм? Где пациент?

Указав на Максима, я кратко пересказал свою версию событий: коснулся какого-то неизвестного артефакта, который затем уничтожился. Сначала не обратили внимание, потом увидели линии на пальцах. Сам лекарь опознал в этом демоническое проклятье.

— Широкий кругозор для столь юного дарования, — задумался врач больницы, но не стал уточнять. — Быстро, в интенсивную терапию, подключаем седьмой протокол. Полная изоляция и вызывайте Святослава Георгиевича. Да, знаю, выходной, но ему нужно быть здесь.

Врач повернулся ко мне, после чего сурово сказал:

— Пустить не могу, так что смысла ждать нет. Излечить не обещаю, это невозможно, — его глаза блеснули стальным блеском, — но Евгений Сергеевич сказал, что вам нужно именно время.

Я кивнул.

— Тогда мы сделаем всё возможное, чтобы продлить жизнь мальчику. Но не стройте иллюзий, — врач исчез в больнице, оставив на нас охранника, который теперь уже вежливо выпроваживал нас за ворота.

— Куда теперь? — спросил Сухов, когда мы вернулись в машину.

Я откинулся на спинку сиденья, пытаясь привести себя в порядок. Получалось плохо. Думал о проклятье, об Инъекторе и о том, куда это всё меня завело.

— Прости, что отвлекаю, — неожиданно вежливо влез в мои мысли Кефариан. — Но я должен сказать кое-что.

— Решил рассказать про лекарство, Кефир? — спросил я, не открывая глаз.

— Если бы.

Он звучал как побитая собака, а когда я открыл глаза, то оказалось, что и выглядит так же.

— Что произошло? Инъектор?

— Да. Разрушение ускорилось. У нас осталось около часа.

Судорожный вдох застыл в лёгких. Осознание ледяным щупальцем влезло в мозг, а сердце пропустило удар. Остался всего час, когда рванёт Инъектор и весь этот мир пойдёт к мифическим или нет демонам в пасть.

А я, как обычный человек теперь, уйду вместе с ним. Навсегда. Без шанса на возврат.

Я автоматически оглядел себя внутренним взором и убедился, что цикла перерождения или Нити, как говорят в этом мире, нет. Нет ни сил, ни божественных артефактов, способных остановить уничтожение планеты божественной энергией.

Череп демона, конечно, всё ещё лежал у меня в рюкзаке, но что он может сделать против силы целого божества? Ничего.

В машине висела напряжённая тишина, прерываемая только моим тяжёлым дыханием.

Мы не успеем, понял я. Ни найти артефакт. Ни спасти Максима. Ни восстановить мои силы. Не вернуть долг Кефариану. Всё линии судьбы сошлись в одно место и резко оборвались под ножницами неизбежности, ни оставив ни капли надежды.

— Домой, — наконец сказал я. — Поехали домой. Нам нужно… отдохнуть.

Черкасов внимательно изучил меня, но молча выполнил приказ. Спустя полчаса, лавируя между просыпающимися потоками машин, мы вернулись в поместье Штормов.

Антон остался у машины и начал протирать стёкла от пыли. Сухов остался ему помогать, наэлектризовав тряпку и вытирая прилипшую пыль с корпуса.

Мы же с Кефиром вошли в дом. В нём повисла густая, как патока тишина, которая давила на уши с неизбежностью конца света. Мы зашли на кухню, я поставил чайник, Кефир уселся на стул, глядя в стену и будто разговаривая с самим собой — его челюсть иногда открывалась и закрывалась, а морда хмурилась.

Лишь однажды он чётко сказал:

— Двадцать минут.

Я всё понял. Собрав заваренный чай, печенье и бутылку вина с бокалом на поднос, я вышел с кухни. Пошёл я не в столовую, а во двор и уселся на скамейку, поставив поднос на кованный столик.

Налил чаю, затем вина в бокал. Покрутил, наблюдая за жирными разводами на стекле. Принюхался. Вкусно и терпко. Как наша жизнь.

Красное вино, подобно крови, ждало момента, когда оно прольётся дождём. Но я отставил бокал в сторону и повернулся к столику.

Кефир был тут как тут. Судя по упоротому выражению морды и безвольно свесившимся со скамейки лапкам, сидевший передо мной лис снова выпил мой чай с бергамотом без разрешения.

Ну и фиг с ним. Я глянул на Следопыта, который медленно крутил стрелку вокруг своей оси, и задумчиво покачал головой: этому миру, в который меня так неудачно занесло, осталось жить чуть более десяти минут. А я так и не нашёл способа остановить конец света и, что самое главное, собственную окончательную смерть.

Пить из чашки, в которую заснул морду Кефир, не хотелось. Брезговал, несмотря на все его уверения в своей незаразности. Поэтому я снова взял бокал с кроваво-красным напитком и сделал глоток.

Привкус холодного железа оказался одновременно пряным и освежающим. Необычный аромат. Я изучил этикетку вина, запоминая на будущее. Усмехнулся, понимая, что это бесполезно. Откинулся на спинку скамейки, посмотрел на небо, по которому ветер гнал небольшие облака.

Солнечный свет создавал иллюзию, что всё хорошо и обойдётся. Но упоротое выражение Кефира, не готового видеть происходящее, как и мои божественные чувства кричали, что скоро случится что-то страшное.

Что-то, что сдует всех, несмотря на Дары и кровь, что течёт в жилах людей. За какими бы толстыми стенами мы не прятались, нам всё равно найдёт смерть и энтропия. Как прячусь сейчас я, так прятались и «мои» родственники, не сумевшие защитить себя и свои интересы. «Мой дом — моя крепость». Ага, как же.