Ведьмы.Ру (СИ) - Демина Карина

А оказалось, что и спрашивать нечего.

— Я документы посмотрел, — Игорёк ел очень мало. Даже не столько ел, сколько ковырялся в тарелке, размалывая вареную картошку в пюре. — Извини, что без спроса, но вы уехали, а заняться больше нечем. Там, когда лежишь, скучно. Я подумал, что если сумма не так велика, то у дедушки возьму.

— Кредиты… — Ульяна совершенно про них забыла.

То есть, как-то она вроде помнила и про документы, и про долги, но получается, что забыла.

— Деньги есть, — Мелецкий разогнулся, правда, как-то неудачно, бахнувшись головой о столешницу.

— Осторожно!

— Волнуешься?

— А то. Последние мозги отобьёшь.

Ляля хихикнула.

— Ну, — он потер макушку. — Теперь ты хотя бы признаёшь, что они у меня в принципе имеются. Уже прогресс.

— Какая любовь… — Ляля сложила ладошки и зажмурилась. — Я тоже так хочу…

— Башкой об стол? — поинтересовался Никита и икнул. — Чтоб… не надо было… извините.

— Бестолочь. И ничего-то он в любви не понимает.

— Ба, у тебя настой от желудка тут? Кажется, мне опять…

— А я говорил, что нельзя собаке ветчину жрать! Тем более в таких количествах! — Мелецкий крикнул это вслед Никите. — Питаться надо правильно…

И повернулся к столу.

— Мы там взяли денег…

— Всё-таки мародёрствовали? — захотелось заплакать, беспричинно и горько, чтобы все вокруг забегали и начали утешать. Обычно-то на Ульянины слёзы внимания обращали не больше, чем на саму Ульяну, но тут ведь по-другому.

Вдруг да забегают?

И Мелецкий волноваться станет.

Или нет? Или скажет какую гадость?

— Это не мародёрство. Это честная военная добыча! Дядь Женя, скажите…

— Скажу. Зараза и Холера… а третьего как? Чума? Не, ему не идёт, — дядя Женя вытащил из-под стола бутылку. — Вы только гляньте, какая у него рожа хитрая… прямо-таки извращённо. Точно! Будешь Извращенец!

— Длинно, — Ляля тряхнула светлою гривой.

— Тогда Изверг! Чума, Холера и Изверг.

Антонина Васильевна посмотрела в потолок, а Игорёк тихонько кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Так вот, изначальная сумма долга была не так и велика. По первому договору.

— А сколько их там?

— Девять.

— Девять⁈ — Ульяна даже вскочила, с трудом сдерживая желание что-то сотворить, что-то такое… нехорошее. — Я подписывала только один! Мама…

За столом стало тихо.

— Она попросила… сказала, что ей нужно. На обследование. Что её муж, он… не верит, что она больна. И запрещает обследоваться. Она… теперь я понимаю, что это всё ерунда. Бред даже. Она через месяц куда-то летает отдыхать. Покупает, что хочет. Постоянно и рестораны-кафе, и салоны красоты. Она нашла бы деньги, но она так… так плакала. И просила…

— Тише, — тёплая ладонь бабушки легла на плечо.

— И я взяла. Заключила договор. Там всего триста тысяч. А у меня как раз работа. Первая ещё. И я подумала, что даже если у неё не получится отдать, то сама смогу. И отдавала. Платила. Как могла. Но больше — нет. Больше я не подписывала договоров! Какая там сумма по итогу?

— Пять миллионов, — Игорёк понюхал картошку и, скривившись, сунул в рот.

— Пять…

— Надо пересчитать добычу, — Мелецкий вот, кажется, не слишком впечатлился. — Если что, машину продам. Отец, конечно, забрал, но с юридической точки зрения она — моя.

— Ты… и вправду готов? Машину?

Не то, чтобы Мелецкий как-то по особенному относился к своим машинам, но вот так… это… это… слов нет.

— Готов. Хотя не уверен, что дадут много. С другой стороны, если через знакомых… я ж переделывал её чутка. Там, мотор и в целом апгрейдил. У одной фирмы заказал, маленькой, но знают. И работу ценят. Так что, если обратиться, думаю, можно будет взять. Ну или через них же, они порой сводят за малый процент.

— Я…

— Можешь меня поцеловать, — он ткнул пальцем в щёку. — Ну, потом. Сперва её вернуть надо. И продать.

— Боюсь, это не поможет, — сказал Игорёк. — Во-первых, по остальным восьми договорам были изначальные платежи, один или два, но после этого — тишина. Во-вторых, проценты увеличивают сумму втрое. В-третьих, штрафные санкции делают её ещё больше.

Стало тихо-тихо.

— А в-четвертых, я не уверен, что, даже если мы проплатим всё, то это действительно всё. Так-то я могу обратиться к деду, конечно, но…

Игорёк развёл руками.

— Есть такое чувство, что это не поможет.

Ничто не поможет.

Кажется.

— Вдох сделай. Медленный, — мягкий бабушкин голос донёсся извне, издалека, словно пробившись сквозь слой ваты, который взял и окружил Ульяну. Но это не вата. Это сила. Такая тёмная-тёмная.

Душная.

И много её.

И надо что-то сделать, чтобы эта сила не задушила саму Ульяну. Использовать. Как? Проклясть? Её ведь прокляли. И папу. И маме ничего за это не было.

Никому из них ничего за проклятья не бывает.

Хочешь — человека.

Хочешь — центр торговый. Хочешь вовсе этот город. Или другой какой. Или… ведьмы в сказках совсем недобрые. Так почему бы и нет? Может, если соответствовать…

— Дыши.

Ульяна сделала вдох, и сила потекла внутрь.

— А теперь попытайся использовать…

— Как?

Пожелать? Только пожелания в душе совсем-совсем нехорошие. И Ульяна одновременно боится, и страстно хочет сделать всем плохо.

Больно.

Или…

— Для начала давай закроем пути.

— Какие?

Перед глазами тоже туман. Клубится этакою чёрной мошкарой. В тумане та пляшет, мечется. И сквозь него видны люди-огоньки.

— А вот те, что к посёлку ведут. Тут ведь людей немного?

— Немного.

Если отвечать, туман успокаивается. И дышать. Да. Медитация и дыхание. Глубокое носом. Пауза. И медленный выдох. И снова пауза. Мошки, попадая внутрь Ульяны, гудят недовольно, но пускай. Там, внутри, гудение не страшно. И её, кажется, отпускает.

— Возьми меня за руку, — бабушка протянула пальцы. — И пойдём… вот так, тихонечко. На улице всегда проще. А тут твоя земля. И никто не в праве её отнять.

Да.

Но отнимут. Даже пять миллионов — это неподъёмно. А пятнадцать? Или сколько там со штрафными санкциями вместе?

Так. Не думать. Иначе сила сорвётся и она, Ульяна, тоже. А дышать. Медленный вдох.

— Умница…

Бабушкины руки тёплые и тепло это одновременно злит и манит.

— А теперь давай, повторяй за мной. Старая луна по небу плывет, а незваный гость в дом идет…

— Старая луна…

Получалось нараспев. И главное, мелкие мошки прекратили суету, застыли, будто вслушиваясь в заговор.

— Старая луна на небе висит, в самое сердце гостя глядит.

Облако медленно начало движение, ровное, без суеты.

— Доброго гостя к порогу приведёт, дурной гость дороги не найдёт…

Оно разделилось на тончайшие нити, которые ненадолго зависли в воздухе.

— Все дороги хранит, пути сторожит. Сорок сороков отворит…

Мир менялся.

Ульяна вдруг задохнулась от ужаса и восторга, потому что тишина, глухая и тягучая, разбиваемая лишь голосом бабушки, вдруг исчезла. Её стёр многоголосый хор жаб и звон комариных стай. Где-то далеко ухнула сова. И главное, Ульяна видела её.

А ещё видела землю.

Траву.

Деревья, корни которых уходили в неведомые глубины. Видела бабочек, что кружили над фонарём. И пару нетопырей, облюбовавших чердак. Ласточек, что дремали в гнезде. И дорогу, ту самую, над которой нависло облако. А потом рассыпалось и под мерное бормотание, опало то ли росой, то ли пылью.

— … двери не увидит, порога не найдёт…

Она теперь видела, как слова собирают силу и меняют её, заставляя подчиниться. И удивлялась, что получается. И боялась, что это ненадолго, что…

Но повторяла.

Спешно и в то же время заставляя себя проговаривать каждое слово.

— … как на небе луна на исход идёт, так в мой дом незван никто не войдёт…

И собственный голос тоже звучал в тишине:

— Закрываю свой дом на сорок ключей, от сорока незваных гостей…

— Да будет так.

— Да будет так, — эхом отозвалась Ульяна, выдыхая.