Между добром и злом. Том 5 - Кири Кирико

— Это так? — поинтересовался Манхауз.

— Нет, было, конечно, дело, но это ничего не меняет! — не успел Пайк открыть рот, как его буйный напарник тут же начал тараторить.

— Как раз-таки это многое меняет. Вас предупредили, и вы не приняли мер? Никто не ехал с ней внутри?

— Просто поймите, это всё равно странно, мистер Манхауз…

— Странно, что вы ничего не предприняли, господа. А теперь, — он окинул взглядом Кондрата и Ульфа, — учитывая случившееся, вы будете наказаны…

— Мистер Манхауз, разрешите? — подалась вперёд Дайлин. — Кондрат ничего не сделал, это он начал! — ткнула она пальцем в Ульфа. — Он ворвался и налетел на Кондрата, и ему ничего не оставалось, как защищаться! Я могу привести свидетелей…

— Мисс Найлинская, меня сейчас это не интересует.

— Но это несправедливо!

— Я решаю, что справедливо, а что нет, мисс Найлинская, — ответил Манхауз. — Так вот, мистер Брилль, вам будет вынесен выговор. Что касается вас, — посмотрел он на Ульфа, — это вроде уже не первая жалоба на вас.

— Я просто следую букве закона…

— Видимо эти буквы закона составляют для нас разные слова. Как бы то ни было, вы будете наказаны, а как, я решу позже. А теперь прочь, и чтобы я не слышал о вас и не видел. Вы и так упустили убийцу, а теперь мне надо разгребать за вами это всё.

Выговор был не столь уж и страшным наказанием, учитывая, что Кондрата могли попросту выгнать за драку, и тем более Ульфа. Но видимо, здесь действовал тот же принцип, что и в армии — все проблемы решать внутри и не признавать, что у тебя какие-то проблемы. Драки, нарушения закона, злоупотребления? Обо всём умолчать, всех прикрыть, всё скрыть, чтобы в глазах других выглядеть идеальными. Плохая черта, с результатами которого они уже столкнулись.

— Придурки, идиоты, кретины… — ругалась Дайлин всю дорогу. — Как этих дегенератов с ослиной мочой вместо мозгов вообще взяли⁈

— Как-то взяли, — пожал плечами Кондрат.

— Я вот не пойму, почему ты такой спокойный! Они же на тебя напали и пытались оговорить!

­— И теперь один из них ходит со сломанным носом, — заметил он. — Меня это вполне устраивает.

— Ну… тоже верно… — согласилась она нехотя. — Кстати, а классно ты ему вломил. Прямо загляденье было, ещё никогда такое зрелище не было приятным. ТЫ вроде где-то учился, да? Драться, я имею ввиду.

— Учился, в детстве дрался, в школе… — кивнул Кондрат.

— Меня научишь?

— Тебя?

— Да, я тоже хочу научиться драться так. То есть я умею, но так, по верхам, — сделала она жест рукой, типа ни то, ни сё.

— Посмотрим, как пойдёт.

Кондрат испытывал двоякие чувства по поводу произошедшего.

С одной стороны, он пытался убедить себя, что сделал всё, что было в его силах. Он ведь предупредил? Предупредил. Они не прислушались? Не прислушались. Значить чья вина? Но с другой — он ведь знал, он мог сдать её. Шейна была убийцей, она убила графа и должна была понести наказание, а он помог убийце скрыться.

«Заслуживала ли она такого наказания?»

Подлый голосок совести вновь давал о себе знать.

Кондрат знал, откуда этот голос шёл. Из жалости к молодой девчонке. По факту, её действия, как ни крути, были изменой. Как ты не пытайся её оправдать, Шейна знала, что она нарушает закон, отдавала себе отчёт, что убивает человека. И тем не менее она пошла на это. А сам Кондрат принял правила игры этой страны и должен был её остановить. Так требовал закон, которому он следовал. Но… Кондрат позволили ей сбежать. И то, что он предупредил, это было лишь для того, чтобы облегчить совесть. А по факту он предал свои принципы.

И это не давало Кондрата покоя. Плохо предавать других, но ещё хуже — измена самому себе. Громко говорить, что поступаешь по закону, но едва появился затык — тут же отойти от этого принципа. И ведь страшно даже не это. Просто, один раз так оступившись, ты оступишься ещё раз, потому что рано или поздно будет ещё одна ситуация, когда надо вот прямо поступиться принципами ради благого дела, ради ещё одного бедного убийцы и жертвы обстоятельств. Он должен был остановить её, потому что Шейна преступница. Как бы жалко ни было, есть закон, который для того и создан, чтобы отграничивать одно от другого. Все должны быть равны перед законом…

«Как те командиры? Когда надо, работает, когда надо, не работает, зависит от того, кого судят, да?»

И хотелось скривиться от этого. Голос совести, голос самого Кондрата, той его части, которая смотрела на всё критически, которая позволяла оценивать ситуацию трезво и вычленять нужную информацию от ненужной.

Теперь его же часть работала против него самого. И всё потому, что было прекрасно ясно, что закон работал далеко не всегда и не везде. Девочка, убившая отца, потому что любила мать — страшная преступница, заслуживающая смерти. Мужики, отправлявшие на смерти сотни и тысячи, которых отмазали от суда — герои. Человек, который отомстил, вершил правосудие, отплатив тем же — подлый убийца. Закон — это то, что работает всегда и на всех. То, что работает через раз, это…

Это не более, чем разборки по понятиям. Здесь свои и правильные — их не трогаем. Там лохи — с них будет спрос по полной. Отчего-то слова стрелка по чиновникам вновь звучали в голове Кондрата, задавая один и тот же вопрос: кого он должен защищать и кого защищает по факту. Пытается ли слепо следовать букве закона или же защищает дух закона. Потому что именно в этом месте Кондрат и запнулся…

Но будто этих проблем было недостаточно, на горизонте появились и другие. После побега Шейны Эбигейл в специальную службу пришли люди с проверкой. Шепотки по коридорам поговаривали, что это люди из какой-то секретной службы, которая подчиняется исключительно императору и защищает только его. Можно сказать, невидимая длань, которой он может перетряхнуть всё, что ему кажется подозрительным.

Видимо, специальную службу если не заподозрили в соучастии, то подумали на халатность. Они залезали в архивы, опрашивали сыщиков, и не обошло это, естественно, Кондрата. Ульф не поленился ткнуть именно в него пальцем, передав свои подозрения, и теперь уже он сидел в небольшом кабинете напротив трёх мужчин в чёрном, который даже прикрывали свои лица платками, как банданами.

Кондрат хорошо чувствовал, когда те прощупывали почву, пытаясь за что-нибудь зацепиться. Естественно, больше всего вопросов пришлось на его прошлое и на основания его принятия в специальную службу, и здесь Кондрат был спокоен, так как свою легенду заучил до мельчайших подробностей. А потом один из людей спросил:

— Вы хоть раз имели связь с ведьмами?

Довольно внезапный, ни с того, ни с сего, он бы даже мог застать врасплох.

— Нет, не имел.

— Но вы в них верите, — подался вперёд другой.

— Почему я не должен в них верить, если они существуют?

— Многие люди не верят в них, — пожал тот плечами.

— Но я не многие. Я сыщик специальной службы, и знаю, что они существуют. На своей практике пусть я и не сталкивался с ведьмами, однако встречал колдунов и артефакты, который сводили с ума своей непостижимостью. На фоне подобного ведьмы… довольно обыденная вещь.

— Один из ваших товарищей подозревает, что это именно вы помогли девушке в побеге, — произнёс третий.

— После того, как их сам и предупредил о такой вероятности? — хмыкнул Кондрат, выдавив скупую кривую улыбку. — Немного натянуто выглядит.

— Если только вы не хотели отвести от себя взгляд, — заметил тот. — Или мучала жалость к молодой девушке, пошедшей на это.

Как говорится, не в бровь, а в глаз. Но Кондрат вида не продал. Спокойно ответил:

— Мне плевать, девушка это, старик, ребёнок, мужчина или женщина. Если он подозреваемый, то пол и возраст не играют роли. Убийца должен быть наказан.

Громкие слова от человека, который этот же принцип и нарушил. Кондрат почувствовал себя последним лицемером.

— Хорошо сказано, даже не придерёшься, — кивнул тот. — И тем не менее, насколько нам известно, вы навещали её…