Дуэт в интерьере или Он, Она и Все Остальные (СИ) - Мах Макс

Во время завтрака в кантине Кьяру нашел посыльный из ректората и передал, что в кафе «Перо и чернила» ее ожидает Бертрада де ла Марш. Это было неожиданно, ведь с той первой и единственной встречи, которая произошла во время Малого Императорского Приема, они с графиней больше нигде не пересекались. Как говорится, не виделись и не слышались, и Кьяра о подруге своей бабушки успела забыть, тем более что, по-видимому, графиня, как и обещала, не стала болтать. Иначе бы Кьяру давно уже нашли. Тем любопытнее было теперь выяснить, какая нелегкая занесла этим утром взбалмошного мастера иллюзий в Академию Магии, Теургии и Целительства. Так что, Кьяра поблагодарила посыльного и, не откладывая дела в долгий ящик, отправилась вслед за ним в главное административное здание, в котором действительно находилось кафе со столь выразительным школярским названием. Впрочем, сама она ни разу в нем до сих пор не была. Заведение предназначалось для мастеров и профессоров, а также для особых гостей Академии. Графиня де ла Марш явно относилась к числу подобного рода визитеров, и Кьяра наконец сподобилась посетить святая святых частной жизни руководства ее нежданно-негаданно образовавшейся альма-матер[7].

Место оказалось во всех смыслах необычным: в нем каким-то невероятным образом сочетались уют и демонстративная чопорность, присущая зданиям и помещениям всех без исключения старинных университетов. Этот суховатый академический стиль, разбавленный элементами неброской роскоши, отличал все здание Ректората, но в «Пере и Чернилах» присутствовал еще и своеобразный уют, который скорее ожидаешь встретить в одном из старых столичных клубов, чем в небольшом кафе в административном здании Академии.

Впрочем, мысли о декоре, мебели и атмосфере ничуть не отвлекли Кьяру от гвоздя программы, которой на данный момент являлась графиня Бертрада де ла Марш. Мастер иллюзий сидела за столиком у окна и выглядела, - если не зацикливаться на очередном платье от-кутюр и подходящих к нему по стилю драгоценностях, - точно так же, как в их первую встречу. Впрочем, было легко догадаться, что точно такой же ухоженной и моложавой женщиной, которой не дашь больше сорока лет, графиня выглядела и лет тридцать-сорок назад, когда вплотную общалась с Алисой Геннегау.

- Здравствуйте, графиня! – Кьяра продемонстрировал элегантный намек на книксен и, кивнув лакею, выдвинувшему для нее стул, села напротив неожиданной посетительницы.

- Доброе утро! – улыбнулась в ответ женщина, и Кьяра отметила, что та, по-видимому, не без умысла выбрала форму приветствия, не предусматривающую использования титула или имени своего визави.

«Не Зои, но и не Кьяра, - хмыкнула она мысленно. – Не княгиня, но и не баронесса. Умно!»

- Что изволите заказать, госпожа? – возник рядом с Кьярой исполненный своего лакейского достоинства официант.

- Чашечку черного кофе, пожалуйста, - отдала она распоряжение, не глядя на мужчину. – Без сахара и молока, и стакан воды.

- Сей минут! – откликнулся официант.

- Итак, - сказала Кьяра, обращаясь к графине. – Я здесь, и я вся внимание.

«Тривиальное начало, но с чего-то же нужно начинать!»

- Ты так похожа на Алису, что у меня буквально мурашки по коже! – восхищенно и с неподдельным блеском в глазах пропела собеседница вместо того, чтобы уже начать говорить по существу. Но, как сказал Герт, «люди искусства, они такие люди… Что с них взять, кроме серенад?»

- В прошлый раз вы говорили, что больше всего я похожа на Вайолет, - напомнила Кьяра.

- Внешне, - кивнула графиня. – По внешним признакам ты, несомненно, Вайолет, но поведение! Голос, интонации, общий настрой, пластика движений… Это все-таки скорее Алиса, чем Вайолет.

- Пластика движений объясняется многолетним занятием спортом, а голос и интонации результат участия в дискуссионном клубе, - сообщила в ответ Кьяра, которой не понравилось начало разговора, хотя она и не знала, чего еще следовало ожидать от этой встречи.

- Алиса великолепно фехтовала на рапирах, водила автомобиль и пилотировала аэроплан, ездила верхом и на велосипеде и регулярно посещала бассейн. Больше-то ей, бедняжке, заняться было нечем. Бенжамен запретил.

- А что же Мария? – не в первый уже раз задумалась Кьяра над печальной судьбой своей матери. Обычно маги живут долго и редко жалуются на здоровье, по крайней мере, в первые сто лет. Так отчего же умерла молодая женщина-маг?

- Мария была другой, - не без печали в голосе сообщила Бертрада. – Мне жаль говорить тебе об этом, но она была слаба духом. Мало чем интересовалась. Нигде и ничему толком не училась, хотя имела тридцать второй ранг, и что-нибудь путное из нее можно было слепить. И еще, ты уж прости меня, девочка, но твоя мать не отличалась ни большим умом, ни крепкой волей.

- Дура? – решила уточнить Кьяра.

- Скорее, посредственность.

- Тоже не есть гуд.

- Увы, но так все и обстояло.

- Ладно, - решила тогда Кьяра, - проехали. Переходим к обязательной программе.

- Хорошо, милая, - не стала спорить женщина, которой наверняка было за восемьдесят, хотя выглядела она удивительно молодой. – И начать я хочу именно с того, о чем ты сейчас подумала.

- О, не беспокойся! – улыбнулась она на то, как отреагировала Кьяра на ее слова. – Я не читаю твои мысли. Я этого не умею и не могу. Да, и не стала бы, наверное, если бы все-таки могла. Все это было написано на твоем лице, но это, скорее всего, от неожиданности, потому что, как я заметила, обычно ты великолепно его держишь. Уж, поверь специалисту! Но я о другом. Мне, милая, девяносто три года, и, если бы я хотела, я могла бы выглядеть на тридцать. И это без гламура[8], без наложения иллюзий. Немного зелий, капельку магии и наличие желания… Я к тому, что моя внешность – это результат моего собственного выбора. И главная причина такого решения – чувства. Видишь ли, я люблю своего мужа. Это редкость для таких, как я, поскольку мы считаемся весьма легкомысленными особами. Люди искусства, лабильность психики, перманентная влюбчивость… Но я своего мужа именно люблю, а другие мужчины иногда нужны мне только для тонуса, и мой муж это прекрасно понимает. Оттого и не сердится.

- Не совсем понимаю, графиня, к чему вы ведете разговор, - наконец, вставила Кьяра свою реплику. Ей показалось, что собеседница узнала откуда-то о ее половых экзерсисах и теперь собирается ее «выпотрошить» или, напротив, похвалить за «многогранность ее натуры».

- Все просто, - ничуть не смутившись, ответила Бертрада. – Когда я вышла за Изидора замуж, мне было сорок три года, и я выглядела на двадцать, а ему было восемьдесят два и он выглядел где-то на сорок. Однако Изидор не только сильно старше меня, он намного слабее, как волшебник. И никакие зелья не могут отменить того факта, что слабые волшебники стареют быстрее. Сейчас он выглядит, как крепкий семидесятилетний старик, и мне неловко даже перед самой собой выглядеть рядом с ним «любимой внучкой». Выглядеть ровесницей своих детей в нашем обществе в порядке вещей, но с внуками это уже смотрится не так хорошо. Моему старшему сыну пятьдесят лет, а старшей внучке – двадцать семь. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я веду речь.

- Да, пожалуй, - согласилась с ней Кьяра. – Но я по-прежнему не понимаю, какое отношение это все имеет ко мне.

- О, прямое, милая, самое прямое! - сразу же ответила Бертрада. – У магов не только долгая жизнь, но и высокая устойчивость к обычным человеческим болезням. Ты, я полагаю, никогда не болела чем-нибудь вроде гриппа или ангины, ведь так? Ни разу не отравилась испорченными продуктами, не страдала от поноса или похмелья. И выпить, как я слышала, можешь много и с удовольствием, не превращаясь при этом в дуру. Маги здоровее обычных людей, и чем они сильнее, тем лучше у них здоровье. Однако и у нас есть свои слабости. Проклятия иногда, знаешь ли, бывают весьма заковыристыми. Так сразу и не обнаружишь, а обнаружив, не уничтожишь. Есть и болезни, от которых страдают только волшебники, и, наконец, существуют яды, к которым у нас нет иммунитета. К чему все это? А к тому, что твой дед был мудаком, уж прости за неприличное слово. Он до шестидесяти лет даже не задумывался о том, что случится после его смерти. Сначала гулял, как настоящий гусар, но при этом из-за дурных принципов, привитых ему родителями, не оставил ни одного бастарда. Потом воевал, и, как я подозреваю, во время одной из военных компаний поймал какое-то весьма неприятное проклятие, превратившееся со временем в хроническую болезнь. К счастью, ему хватило ума все-таки жениться. Бенжамену тогда было уже за шестьдесят, Алисе – двадцать пять, но родить от него она успела лишь одного ребенка – твою мать. Затем, окно возможностей закрылось, болезнь продолжала прогрессировать, и он потерял способность зачать ребенка и не только, если ты понимаешь, о чем я веду речь.