Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

— Добро пожаловать в трактир «Звонкая монета», молодой человек. Я — Падма, хозяйка постоялого двора.

Она внимательным и привередливым взглядом осмотрела Макса с головы до ног и, недовольно покачав головой, заключила:

— Нет, ну какие вы все тощие, страх берёт. Садись-ка, пострелёнок, я тебе сейчас мяса принесу. Не кормят вас там, что ли, в этих ваших иных мирах?

И не успел Максим уточнить «мирах?», как она уже удалилась за прилавок. Спар усадил ничего не понимающего подростка за дубовый стол, грубо выдолбленный из цельного куска древесины, и крикнул, судя по всему, название какого-то блюда с приставкой «пожалуйста». Потом, облокотившись о скрещенные руки, повернулся к нему и загадочно усмехнулся. А юноша тем временем соображал. Выходит, «миры» не показались ему и утром, при разговоре с Каглспаром — и это была совсем не фигура речи, не простонародный синоним слову «город». Иные миры — вполне себе конкретная формулировка, подразумевающая вполне себе конкретный смысл.

— Спар, — тихо, чтобы никто больше не услышал, позвал Макс. — Что происходит?

— Смекнул, наконец? — не меняя хитрой улыбки, ответил вопросом на вопрос здоровяк.

— Они меня… гостем из другого мира считают, что ли?

— Так ты гость и будешь.

— В каком смысле?

Громила отстранился — Падма поставила перед ним громадную кружку, до краёв наполненную чем-то сладким и тягучим как смола, — и беззлобно проворчал:

— Экий ты тугодум-то. Но это ничего, вы все поначалу теряетесь, как узнаёте.

— Так я что, и правда ум…

Мир внезапно потускнел и притих. Макс почувствовал, как снова начинает задыхаться, и раздражённо помотал головой — не хватало ещё одного приступа, хватит с него на сегодня!

— Я проведал ужо, что у вас там никто никому ничего не объясняет, потому как сами не ведают, что так можно, — покивал понимающе Спар и сделал несколько больших глотков из кружки: липкий напиток подобно клею янтарными каплями остался на его пышных бурых усах. — А те, кто научаются, ужо и сами там никому не говорят. Так что ясно, что ты днесь напуган. Только ты не бойся так, всё с тобой ладно.

— Серьёзно, что ли? — из последних сил сдавливая голос, чтобы не перейти на вопль, просипел Макс. — То есть, ты понимаешь, что произошло?

— Там ты, ясно дело, умер, Максим-фамилия-Вороновский, — пожал плечами Спар и снова пригубил напиток, названия которого парень не понял. Сказал это так просто, словно смерть ничего для него не значила. — Не ведомо мне, что ты днесь ощущаешь, потому как мне не доводилось пока умирать. Думаю, страшно, вот и всё. Навалилось, что ты из иного мира здесь, что все наши об этом уразумеют, а ты — нет. Но ты так не бледней, а то опять упадёшь. На, выпей-ка.

Выпить сейчас было как нельзя кстати. Максим без лишних слов взял у Спара кружку и успел сделать несколько внушительных глотков, прежде чем осознал, насколько крепким был предложенный алкоголь. Глотку обожгло, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось с желудком — будто открылась язва, не меньше. Хорошо хоть, что обезболивающее для души оказалось сладким. Парень закашлялся, с грохотом поставив кружку на стол, и почувствовал, что ещё немного вот так покашляет — и выблюет пойло вместе с кишками.

— Ладно ты так хряпнул, молодец, — отодвигая напиток, похвалил Спар. — А днесь, когда ты готов слушать, слушай. Ты тут не один такой, кто по мирам странствует. Вас потому Путниками и величают — что вы в Пути всё время, понял?

Макс нашёл в себе силы только кивнуть — рот решил пока не открывать, чтобы желудок обманом не выскочил.

— Мастер, к которому я тебя везу, тоже Путник — величают Захарией. Известный человек, временщик, хотя и злющий, как баба неёб… кхм.

Падма подошла как раз в тот момент, когда верзила собирался выразиться весьма красочно и метафорически, так что пришлось Спару придержать за зубами язык. В руках у хозяйки красовалось огромное блюдо с горой мяса (буквально горой: сочные блестящие жирные куски едва не скатывались друг с друга на пол), над которым поднимался густой пар.

— Ешь, Путник, да сил набирайся, — сказала она, поставив блюдо на стол, и встала возле Каглспара, подбоченившись. — А мы тут пока обмолвимся парой ласковых. Я услыхала одно интересное имя одного интересного колдуна. Ты что, к нему нашего мальчика везёшь?

— А куда его ещё, по-твоему? Зах…

— Не смей! — вдруг рявкнула Падма, да так злобно и внезапно, что даже гигант Спар сгорбился под воздействием её голоса. Несколько столов обернулись на этот приказ и сами примолкли, мало ли: каждый знал, Падму лучше из себя не выводить. — Мне этот кудесник как рыбья кость в глотке! В моём трактире ни слова о нём, ясно тебе?

— Ясно, ясно, Падма, не злись…

— Не злись! — женщина недовольно сверкнула глазами и на Максима, словно он был виноват в том, что Каглспар упомянул таинственного Захарию. — А гостя нашего к нему не вози, испортишь только пострелёнка. Он молодой ещё, нечего со всякими сумасбродами водиться. Понахватается дурного примера, потом и от него полкоролевства восстанавливать?! Начинающему Путнику нормальный наставник нужен, а не сатрап и преступник!

— И куда тогда? — раздражённо поинтересовался Каглспар, прищурившись. — Уж не к Михейру ли мне его предлагаешь отдать?

— Да хотя бы к Михейру! — ответила всё ещё румяная от злости Падма. — Тем более, что Михейр учеников набирает, в отличие от этого сумасшедшего. Он человек взрослый, мудрый, всему научить может, я слышала, что Путнику нужно знать. А… — она явно хотела упомянуть неугодного, но не собиралась нарушать своего же правила и только махнула рукой. — Ни к чему перед сном настроение портить. Всё, ни слова больше про этого. Ни слова!

Макс и Спар как один проводили её массивное удаляющееся тело взглядами.

— Почему она так не любит… мастера? — тихо, боясь, что Падма услышит, спросил Максим.

— Да его, по-честному коль, мало кто любит, — поджав губы, так же тихо ответил верзила. — Ну, окромя королевича нашего разве что, у Захарии дружба с давних пор водится со всею правящей династией. Характер у мастера вот дрянной, говорю же. Боится народ, говорят про него… всякое. Сидит он в своей лавке, торгует вещами заговорёнными и носа оттудова без нужды не показывает, а человек так сложен, что боится того, чего не ведает. А чего долго боится — искоренить пытается.

— А он… — Макс собрался с мыслями: местный алкоголь действовал не только быстро, но и наверняка, поэтому составить из слов связное предложение у него получилось только со второй попытки. — Он что, плохой человек?

— Стал бы я тебя к плохому-то отправлять? — несколько обиженно ответил Спар. — Сказано же тебе, благой он. Благой. Просто… беспокойный. Я магистра давно знаю, работаю с ним. Монет дерёт немерено, но дело своё не только знает, но и знает ладно.

— А что з-за история с половиной… к-королвевства?

— У-у-у, братец, да ты ужо захмелел, — гоготнул здоровяк. — Ешь давай да спать ложись.

Но есть Максим не хотел — отчасти потому что боялся, как бы всё-таки не выскочили органы. Ему очень хотелось только получить ответы на бесчисленное количество накопившихся за день вопросов. Несмотря на слабо функционирующий мозг, стремление выяснить, в каких условиях ему теперь придётся жить, пока ситуация не станет понятнее, оказалось сильнее опьянения. Впрочем, Каглспар явно не планировал оставлять собеседника в информационном голоде.

— История стряслась не самая благая, годков с тридцать тому назад, — Каглспар глотнул из кружки так, словно в ней был сок. — Как оно на деле было, никто не ведает, да токмо поговаривают, что король наш из себя его вывел — хотя сделать-то это не так уж и трудно, магистр с любой искры вспыхивает как сено в жару. Ну, он и начал буянить. Так буянил, что реки пересохли, скотина пала, урожаи выгорели, дома с корнем выворачивало… Словом, недоволен был.

— Он что… м-маг типа?

— Как все Путники, — кивнул Спар. Для него это новостью не было уже давно. — Но тому обучаются долго. Да и склонность требуется от природы, дар должен быть. У мастера дара этого куры не клюют, но на безделицы растрачивает… Словом, боятся его люди.