Дом бурь - Маклауд Йен Р.

– Я собираю ракушки. Меня зовут Мэрион Прайс, и это мой участок берега.

А-а, так это девушка. Ни «мистрис», ни «мадам». Никаких реверансов. И «мой участок берега», как будто речь о ее собственности.

– Я вельграндмистрис Элис Мейнелл. Я из особняка…

– …Инверкомб.

Еще и перебивает. Элис, скрипнув зубами, достала страницу, вырванную из энциклопедии прибрежной живности, чтобы продемонстрировать конкретную разновидность моллюска.

– Ну? Сможешь это найти?

– Бусинковая устрица. Обычно мы их выбрасываем

– Мне нужна вот эта штука… Взгляни-ка. В книге они называются кровавыми жемчужинами.

– Серьезно? – Береговушка поджала губы. И они, и ее щеки покраснели от ветра и холода, хотя к такому эффекту стремились бы многие грандмистрис. – Если хотите сделать украшение, будете разочарованы. Они недолговечны, разве что детям на игрушки годятся.

Можно подумать, она сама не ребенок! Но еще до того, как Элис успела заверить негодяйку, что именно из-за хрупкости кровавой жемчужины хочет ее заполучить, береговушка запрыгала зигзагами по камням, которые рассекли бы ступни вельграндмистрис до костей.

– Ты собираешь ракушки?

– Съедобных моллюсков. Мы их варим и продаем на рынке в Латтрелле примерно по три шиллинга за ведро. А из красных водорослей печем хлеб.

– Вы едите морские водоросли?!

– Конечно. – Девушка и женщина с одинаковым изумлением уставились друг на друга с противоположных сторон выемки, заполнившейся водой во время прилива. – А вы никогда не пробовали водорослевый хлеб?

Элис улыбнулась и покачала головой.

– Откуда ты? Поблизости есть деревня?

– Называется Клист. Вон там, прямо за мысом. Я живу с мамой и папой. У меня есть брат. И… – Девушка помедлила. – Одна сестра.

Среди водорослевых зарослей и трепещущих анемоновых отростков ее пальцы шевелились, словно лучи морской звезды.

– И ты сюда приходишь каждое утро? Собирать ракушки?

– Не каждое. Только если достаточно светло и прилив подходящий.

Что за жизнь! Мотаться туда-сюда по эстуарию, словно какой-нибудь обломок во власти волн.

– Что тут у нас… – Девушка отковыряла очередную раковину, сжала ее посиневшими, сморщенными пальцами. Это определенно был Cardium glycymeris, но, когда Мэрион вскрыла добычу быстрым движением короткого ножа, кровавой жемчужины внутри не оказалось.

– Твоя семья принадлежит к какой-то гильдии?

– Э-э… ну да. – Блуждающие по камням пальцы на секунду замерли.

Элис поняла. Здесь, на западе, даже береговые рабочие и плетельщики рыбачьих лодок воображали себя гильдейцами. Тусклый свет, отраженный холодной поверхностью воды, падал на лицо девушки, пока она трудилась, подчеркивая невозмутимость и глубокую сосредоточенность. Элис поняла, что ее причудливый говор и звериное спокойствие действуют успокаивающе, приятно. Еще несколько бусинковых устриц пали смертью храбрых. Шум прибоя становился все громче.

– Может, пора уходить? Есть ли что-нибудь повыше, на берегу?

– Это самое подходящее место. У нас еще осталось несколько минут.

Еще один взмах ножом, еще один разинутый пустой рот. Затем, как раз когда их окружили потоки приливной воды, девушка вытащила устрицу покрупнее и быстро вскрыла. На подрагивающем языке лежал влажный рубин. Береговушка и вельграндмистрис обменялись торжествующими взглядами.

– Одной достаточно?

– Должно хватить. – Вокруг них бормотал прилив. Береговушка уже поворачивалась, прихватив свой мешок и грабли. – Нет. Постой!

Девушка остановилась, и Элис окинула внимательным взглядом новую знакомую, стоявшую босиком в потрепанной куртке; между ними струилась вода. У вельграндмистрис возникло странное чувство, что береговушка сможет кое-что добавить к жизни Инверкомба. Скорее всего, ее ждала судьба песчинки в жерновах, но, быть может, поместью именно этого и не хватало. Пусть экономка Даннинг помучается с неопытной новой младшей горничной.

– Сколько, ты сказала, платят за ведро вареных моллюсков?

– Если повезет, три шиллинга.

– А сколько таких мешков нужно, чтобы наполнить кастрюлю?

– Около десятка.

– Я позабочусь, чтобы тебе платили вдвое больше, если пойдешь работать в Инверкомб.

Опустив мешок, береговушка вытерла руку о куртку и выставила перед собой. Элис, чьи ступни в тот самый миг захлестнула волна, перемахнувшая через выбоину в камне, была слишком ошарашена, чтобы ее не пожать.

III

Утром в бессменник экономка Даннинг передала, что желает видеть Мэрион Прайс. У двери кабинета в дальнем конце коридора с низким потолком и побеленными стенами Мэрион поправила накрахмаленный льняной чепец.

– Входи! Ну что ты мнешься у порога?

Она вошла в захламленную комнатку.

– Закрой дверь. Стулья, знаешь ли, для того и существуют, чтобы на них сидеть.

Мэрион, уверенная, что лишний раз брякнула ведром или нечаянно проигнорировала какую-то из бесконечного множества инструкций и запретов, развешанных в рамках на стенах помещений для прислуги, была полна решимости отнестись к своему увольнению из Инверкомба с достоинством и незлобивостью. Вещи, которые она всегда считала само собой разумеющимися, – оценка каждого дня по запаху и прочим ощущениям, сопутствующим рассвету, сезонное чередование задач и занятий, удачи и неудачи с уловом, сменявшие друг друга, как прилив и отлив, – уже начинали казаться далекими и при-

чудливыми. Здесь, в этом доме, все было задумано таким образом, чтобы дни походили друг на друга; она никогда еще не была так сыта, не жила в таком тепле и не осознавала, что ее существование так мало значит. Тем не менее Мэрион попыталась изобразить, как ей хотелось верить, подобающее торжественное выражение в тот самый миг, когда экономка вздохнула и покачала головой, тряхнув медными волосами с проседью.

– Возможно, – продолжила Сисси Даннинг, – я была излишне строга к тебе, девочка. Конечно, я не просила, чтобы тебя брали на работу. Рискну предположить, что и ты сюда не слишком стремилась.

– Я старалась, мистрис. Мне жаль, что этого оказалось недостаточно.

– Погоди, постой. Не торопись. Ты здесь не для того, чтобы я вышвырнула тебя вон.

– Мистрис?..

– Сомневаюсь, что ты, будучи береговушкой, когда-нибудь задумывалась о том, как живут слуги. Я-то всегда знала, что к чему. Даннинги служили в больших домах с той поры, как мой прапрадед прибыл сюда в качестве кабального труженика. Удивлена?

– Я никогда бы не подумала, мистрис.

– По-прежнему существуют люди, уверенные, что неграм не место в гильдиях. В городах вроде Лондона об этом даже вещают проповедники с церковных кафедр. – Ее полные губы сжались в тонкую линию. – В любом случае ты кажешься достаточно умной и способной. Дело в том, что мне нужна любая доступная помощь, чтобы здесь все работало как следует…

Взгляд Мэрион блуждал по комнате, пока экономка Даннинг рассказывала о каком-то аспекте Инверкомба. Стены были увешаны привычными вышитыми наставлениями в рамках – «Дом рачительного хозяина едва ли нуждается в присмотре. Небрежность недопустима!» – а стол экономки ломился от блокнотов, чернильниц, неразобранных счетов. Еще там была штуковина, формой напоминающая боб – Мэрион иногда находила такие во время своих блужданий по берегу. Дети называли их фасолинами, хотя к фасоли они явно не имели отношения.

– Ты не слушаешь!

– Э-э? Извините, мистрис. Я просто…

– Ладно, забудь. Может, однажды ты станешь кухаркой или экономкой. Если сама этого захочешь – и если научишься говорить «прошу прощения» вместо «э-э». – Она улыбнулась. – Дело в том – и это не должно выйти за пределы моего кабинета, – что вельграндмистрис и ее сын представляют собой странную пару. Нагрянули из ниоткуда, без прислуги и практически без предупреждения. Столько денег, столько путешествий, и что же у них на уме?..

Мэрион попыталась обдумать странный вопрос. На самом деле, с того дня на берегу она не видела ни вельграндмистрис, ни ее сына, который, по-видимому, тоже проживал здесь.