А если у Ильи какая-никакая защита будет - уже легче. Он и сам себя в обиду не даст, ну и... оберег тоже поможет.
- Хорошо. Когда поедем?
- Постараюсь я побыстрее время выбрать. Сама понимаешь, тебе туда не к месту ездить, да и мне не надобно бы....
Устя понимала.
Старая вера последнее время не модная стала.
Модная!
Страх сказать, какое слово гадкое! Мода! Погремушка красивая, да пустая, из рыбьего пузыря дутая. Ни к делу не приставишь, ни к месту, разве что малыша в люльке развлекать. И то недолго.
Вот и мода... для тех, кто в колыбели еще лежит. Те, кто поумнее, уже за чем интересным тянутся.
А уж вера - и мода?
Уму непостижимо!
Вера от отцов, от дедов... и какая-то погремушка!
И ведь считаться с этим приходится. Илье - он при царе состоит. Ей - она как бы почти невеста царевича. Так что отец и мать не одобрят, а они в своих детях властны. А сидеть до свадьбы взаперти ой как не хочется. Да и нельзя.
- Хорошо, братец. Едем вместе, молчим вместе, отвечать, ежели что, тоже вместе будем. Отцу сказать не хочешь?
- Не хочу.
- Почему так?
- Помочь он ничем не сможет, равно как и матушка. А переживать будут. Ежели я сумел беду накликать, я с ней и справляться должен.
Устя на брата с новым интересом поглядела. А ведь и правда - вырос? Или... или в той жизни на него влиял аркан, не давая слишком сильно чувствовать, желать, мечтать? Могло и такое быть.
- Хорошо, брат. Справляйся, а я тебе помогу, чем смогу.
- Да сможешь уж... Устя, ты про Машку Апухтину, дочь Николки Апухтина не знаешь чего?
- Знаю. А тебе к чему?
- Отец меня на ней обженить хочет. Так что ты про нее знаешь?
Устя и задумалась.
А правда - что?
Ровно то, что с ней получилось, в той, прошлой жизни. А вот о чем она думала, чего хотела, любила брата или нет, что у нее на душе было?
Не знала.
Разве что...
- Братец, когда захочешь, я разузнать попробую. А пока могу только сказать, что она красивая.
- Красивая?
- Да. Волосы светлые, пшеничные, глаза большие, карие. Такая... при формах, - Устя показала на себе раза в два больше, чем у нее было, и заметила гримасу на лице Ильи.
Недоволен?
Или...
Минутку? А почему ей это в голову раньше не приходило?
- Илюша... ты другую любишь?
Брат замялся, и Устя поняла - угадала.
- Илюшенька, я с отцом поговорить могу! Ежели тебе кто другой по сердцу, может он и согласится? Я сейчас у него в любимицах буду... до Красной Горки, а то и потом. Хочешь? Сделаю!
Илья серьезно поглядел на сестру.
А ведь и правда - сделает.
Увидела что-то, поняла, поддержку предложила, и действительно к отцу пойдет, не побоится.
- Устя... тут ничего не сделаешь.
Устинья долго не думала. А что сложного-то? В монастыре она таких историй слышала-переслышала. От каждой второй, как не от каждой первой.
- Замужем она? Или другому обещалась?
- Замужем. Откуда ты...
- Так чего ж сложного - догадаться? Муж хоть старый?
- Молодой.
- Это хуже. А бабе чего не хватает? Ежели муж у нее молодой, так ей и с мужем должно быть неплохо? Или он дурной какой? Пьет, бьет ее? По другим бабам бегает?
- Н-нет, - с заминкой ответил Илья. И задумался.
А правда - чего? Чего может не хватать царице?
Про любовь, конечно, думать приятно, а только... любовь ли это? Или что-то другое? Илье любви хотелось. Но - и правда? А что не так с государем?
Не косой, не кривой... просто - не такой?
- Она его просто не любит.
Устя кивнула.
А, ну и такое бывает. Выдали по сговору, а человек не мил. И хоть ты мир обойди, а мил он тебе не будет! Сколько караваев железных не сгрызи, сколько сапог железных не сноси...
Это не сказка. Хотя и в ней намек. Иногда невзгоды пуще радости сплачивают, новое в человеке показывают. Но тут иное, похоже.
- Хорошо. Помолчу я, Илюшенька. А ты о другом подумай. Когда связь ваша закончится... сколько она уже длится?
- С полгода.
- Вот, закончится она рано или поздно. Или ты, как в глупых франконских пиесах, через окно удирать будешь, или она в монастыре окажется... всякое быть может.
- Может, - помрачнел Илья.
И будет.
Устя ему о том сказала, о чем он и сам знал. Просто... не хотелось думать. А ведь сколько веревочке не виться...
- А петле быть.
- А?!
- Сколь веревке не виться, на конце ее - петля.
- Устя!
- То не я сказала. Илюша, я на Апухтину погляжу поближе, найду повод. А ты... ты тоже подумай. Не оттуда ли твой аркан?
- Э...
- Я тебя не прошу все прекратить. Но подумать-то можешь?
- Могу. Подумаю я. Обещаю.
Устя коснулась руки брата.
- Побереги себя, Илюша.
А то ведь я тебя поберегу.
Правда, с кем же у тебя связь?
Ничего, в палаты царские попаду - разъясню. Потому что там она, это уж точно. Ты либо на службу ходишь, либо дома, либо в поместье... не бывало такого, что ты ночами отсутствуешь. Значит, в палатах.
Посмотрим.
И приглядимся. Не оттуда ли твоя беда пришла? Это ты считаешь, что никто и ни о чем не догадывается. А ведь часто наоборот бывает. Любовники и не подозревают, что о них знают.
Посмотрим.
Устя улыбнулась брату. Договор был заключен.
***
Поздно вечером Устя сидела у окна, вышивала шелком. Чего ж не шить, когда есть он?
Грустила.
Отец ей доволен будет или нет - то неважно. А вот что в палаты царские она поедет...
Это важно.
Ради этого она и лгала, ради этого овечкой прикидывалась, ради этого глазами хлопала. Фёдору голову морочила...
Только бы успеть.
Только бы не опоздать...
Ветер стукнул в цветные стеклышки, распахнул одно из них.
Устя посмотрела в окно. Поежилась.
На улице медленно падал первый, еще робкий и неуклюжий, реденький и неуверенный в себе снег. Девушка высунула в окно руку, поймала снежинку, лизнула...
Первый снег.
Глава 12
Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Заболоцкой.
Время заполночь, а я не могу спать.
Не помогает даже правильное дыхание.
Плохая я волхва. Вообще не волхва. Как подумаю, что ЕГО могу увидеть, так дыхание и перехватывает. Совладать с собой не могу.
Помню, как он умирал. Помню последний взгляд, кровь на своих руках, его дыхание - помню. Поцелуй наш помню, как минуту назад.
А сейчас все можно изменить.
Он жив!
Никому не отдам! Врагам не отдам, смерти не отдам, собой закрою! Всех убью, ведьмой стану, себя прокляну, душу отдам... не допущу! И только ветер глухо воет за окном...
А есть ведь еще и брат.
В монастыре одна у нас была...
Муж ее к ее сестре захаживать полюбил. Да так полюбил, что ребенка сестрица не от своего мужа родила, а от ходока. Монахиня та по родимому пятну и опознала, что ребенок от ее мужа.
И отомстила страшно.
Подождала какое-то время, а потом к ведьме сходила, яд купила и травить начала.
Обоих.
По чуть-чуть подсыпала, никуда не спешила. И так - несколько лет.
Оба умерли.
Мучительно, долго умирали. А она все детям оставила, да и в монастырь подалась, грехи замаливать.
Точно ли муж твоей зазнобы, Илюшенька, не знает о ваших шашнях? А то ведь и от него мог подарочек прилететь?
Ой как мог!
Я посмотрю, пригляжусь.
Не хочу брата лишаться. А ведь я его еще тогда лишилась...
Кто?!
Кто за всем этим стоит? Я ведь даже тогда ни о чем не думала. Царицей была, а за меня все решали. Кукла безвольная, глупая!
Все потеряла, что могла, самую жизнь свою - и ту провела бессмысленно.
Больше я такой ошибки не совершу. А сейчас... надо хотя бы полежать, раз уж спать не получается.
Хоть как...
