Стражи восемнадцати районов. Том 1 (СИ) - Крейн Антонина

И тут Юхан, чьи эмоции прежде сводились к ярости, сарказму, самокритике и презрению, вдруг словно постарел на двадцать лет. Его плечи опустились, он отвёл взгляд.

28. Дело Юхана Сигварда. Часть 2

– Этот ублюдок пообещал… – голос капитана стал гораздо тише, чем прежде, словно кто-то развеял пепел его былого гнева над холодными водами Ладоги. – Пообещал, что отыщет в архивах Кёксгольма фотографии моей команды и пса.

Корабль заскрипел, будто вторя тоске Юхана Сигварда.

– Я уже не помню ни лиц, ни имен, ничего о них, – Сигвард тяжело сглотнул.

Я кивнул. Я уже знал из энциклопедий, что у всех призраков очень плохая память: они помнят только предыдущие несколько лет. Поэтому нередко привидения, живущие в уединении, даже не знают, кто они такие.

– Если бы я раньше знал, что призраки так быстро всё забывают!.. – продолжал Сигвард. – Я понял, что моя память слабеет, уже когда было поздно, не получилось бы вести дневниковые записи: мне удавалось вспомнить лишь то, что у меня была команда, и что мне были важны эти люди. Обрывки смеха, блеск глаз в свете зари, теплое дыхание пса у ног – все это кануло в Лету. Осталась только ноющая пустота там, где раньше были лица. Проклятье той молодой матери не даёт мне забыть о своём преступлении и о сценах их смертей, но о самих товарищах я не помню ничего. Это мучительно. Я хочу вспомнить – напоследок.

– Напоследок?.. – Клугге прищурился, его обычная непроницаемость на миг дала трещину, пропустив искру интереса.

– Да. Потому что вторая часть обещания Танасия заключалась в том, что он освободит меня от проклятья.

– То есть убьёт.

Я судорожно вздохнул.

– Верно, – кивнул капитан Юхан Сигвард.

Черт. Это было… очень логично. Но бесконечно грустно. И как-то опустошающе, что ли: как осенний дождь, бьющий по пустому причалу.

Между нами повисла тяжелая, как мокрая рыбацкая сеть, тишина.

– Хотите, мы найдём фотографии в архиве? – неожиданно предложил я, чувствуя, как слова вылетают раньше, чем я успеваю их обдумать, подгоняемые внезапным порывом. – Приозерск не так далеко от Кирьявалахти. Я думаю, я вполне могу съездить туда.

Сигвард уставился на меня из-под кустистых бровей, словно пытаясь разглядеть в моём лице подвох. Я тотчас смутился.

– В смысле, конечно, есть шанс, что это долгая работа, и, может быть, демон вообще-то не обманул вас, а до сих пор ищет информацию – и тогда я просто встречу его в архиве, и мы придём к вам вместе с ним, и…

Я тарабанил, как чокнутый, потому что вдруг понял: сказал «А», говори и «Б». Пообещал фотографии – пообещай и освободить капитана. А решение об очищении корабля стоило принимать явно не мне, а Клугге – человеку, чьи глаза сейчас были холодны, как лезвие меча перед замахом.

С легким вздохом Айземанн перебил мои жалкие лепетания. Он снова посмотрел на Сигварда, и в его взгляде уже не было прежней отстраненности – только спокойная решимость.

– Вторую часть обещания демона мы тоже сможем взять на себя, – твердо сказал он.

И тогда я вздрогнул, а Сигвард тихо, с облегчением вздохнул и закрыл глаза.

***

По дороге обратно в Кирьвалахти озеро казалось тихим и умиротворенным. Я извинился перед Клугге за то, что, фигурально выражаясь, полез поперек батьки со своими предложениями помощи капитану.

– Это было единственным правильным решением, – пожал плечами тот. – Нас с тобой наняли, чтобы мы разобрались с проблемой проклятого корабля, и мы это сделаем.

Я зажмурился от облегчения. Ура-ура, Айземанн не считает меня врагом или идиотом!

– А как поступим с Танасием? – приободрившись, спросил я и сразу же, пока Клугге даже не успел ответить, вывалил на него всю информацию насчет зеленоволосого демона.

– Хм. Об этом мне нужно будет сообщить в Небесные Чертоги, ведь следствие уже открыто – и должно остаться в их юрисдикции.

Когда мы вернулись, Веналайнен спал – его могучий храп разносился на весь дом. Клугге пожелал мне доброй ночи и удалился к себе.

Я же чувствовал, что мне нужно отправиться в другое место. А именно – к реке. Что-то подсказывало, что стоит провести еще один разговор, прежде чем я смогу с чистой совестью лечь спать.

Утро уже подкрадывалось к Кирьявалхти.

Проснулись птицы: пели так витиевато, словно вышивали серебряными нитями-голосами на полотне малинового неба. Деревушка еще дремала, укутанная в переливающийся перламутром шелк тумана, но первые лучи солнца уже золотили кончики острых крыш, будто припудривая их волшебной корицей. Воздух пах мхом, мёдом и чем-то таким древним, название чему можно было найти разве что в забытых языках.

Я увидел Юми издалека.

Голубая макушка русала, как поплавок, торчала над рекой, и я подумал: а ему вообще не холодно? И что он и ему подобные делают зимой, которая на Ладожском озере и в окрестностях явно не отличается мягким климатом? Вопрос почти такой же дурацкий и, в то же время, захватывающий внимание, как проблема уток в Центральном парке, поднятая Холденом Колфилдом[1].

Отчего-то Юми вместо того, чтобы дождаться меня, с плеском махнул хвостом и поплыл прочь – хотя он явно ждал моего появления. Орать «эй, погоди!» в рассветной тишине показалось мне кощунством, и я просто последовал за ним, позволяя русалу стать моим проводником. Надеюсь, не Виргилием.

Он уплывал всё дальше, а утренняя волшебная фауна Кирьявалахти постепенно заступала на смену вместо ночной. Пропали светящиеся бабочки, зато появились крохотные пучеглазые феечки, источающие аромат лесных ягод и карамели, одну из которых я по ошибке чуть не прихлопнул, приняв за комара. Они с любопытством летали вокруг меня, оставляя в воздухе золотистую пыльцу. Цветочные феи? Радует, что их не отпугивает мой запах «проклятой твари», замеченный мастером Веналайненом.

Наконец Юми остановился, поднырнув под поваленным стволом дерева и выплыв в небольшое озерцо, окруженное плакучими ивами. По берегам цвели нежно-голубые незабудки.

– Это мой дом, – сказал русал, когда я приблизился.

И достал из дупла дерева две глиняных чашки, чайник с ароматным травяным чаем и тряпичный кулёк, в котором нашлось рассыпчатое печенье.

Сказать, что я был удивлен – ничего не сказать.

– Я ждал тебя и заранее приготовил нам завтрак, – немного заискивающе улыбнулся русал. Он явно нервничал. – Ну… Попросил, точнее. Мне иногда дают еду местные жители, если я жду гостей. Сам-то я чаще ем рыбу и водоросли.

– Спасибо, Юми, – с теплотой в голосе сказал я, по-турецки садясь на мягкую, влажную от росы траву и принимая чашку с чаем.

А потом, не выдержав разлитой в воздухе тревоги, из-за которой было сложно дышать, быстро выпалил:

– Чтобы ты знал, меня сюда позвали не за тем, чтобы я убил Юхана Сигварда. Но он… сам просит лишить его жизни.

Юми вскрикнул и закрыл лицо руками.

– Черт! – жалобно взвыл он мгновение спустя и ненадолго ушел под воду. – Черт! Ну почему?!

Это было похоже на истерику очень расстроенного подростка.

Я начал объяснять, что Сигвард устал от своего проклятья. Думаю, мой голос звучал слегка механически, потому что в глубине души я не мог поверить в то, что можно находиться в своём уме и хотеть добровольно покинуть этот мир.

Как там? Сытый голодного не разумеет. И вроде понятно, что движет Юханом, а все же появляются возражения вроде – да ладно, капитан, если мы с Клугге убьём тварей, ты же будешь куда более свободен! Найди себе хобби! Найди новый смысл жизни! Найди… я не знаю… работу! Зачем уходить? Пусть ты веришь в «круг перерождений» – зачем заводить новую игру, если эта еще не закончилась? Неужели ты такой слабак?

Схожие мысли озвучивал и Юми, который почему-то пытался убедить меня, что Сигвард совершает ошибку. Словно у меня было право решающего голоса.

– Скажи об этом ему сам, – посоветовал я. – Поплыли в следующий раз с нами.

– Я не могу! – мгновенно побледнел русал. – Я же предал его; я не смею взглянуть ему в лицо!