Лекарь Империи (СИ) - Карелин Сергей Витальевич

— Слышь, Разумовский, сгоняй один, а? Что-то меня совсем вымотало, сил нет. Да там, небось, опять какая-нибудь простуда. Справишься сам, не маленький. А я тут, в машине посижу, дух переведу.

Я мысленно закатил глаза так, что чуть не увидел собственный мозг.

Ну, Григорий, ну, даешь!

Открывался он мне все больше и больше, и, увы, не с самой лучшей своей стороны. Хотя, с другой стороны, может, оно и неплохо. По крайней мере, под ногами мешаться не будет со своими «ценными» указаниями и вечным ворчанием. Проще будет сосредоточиться.

Дом оказался типичной многоэтажкой на окраине, девятый этаж, лифт как назло сломан — отличная разминка для уставших ног. Дверь в квартиру мне открыла сама больная.

Приятная на вид девушка лет двадцати пяти, шатенка с большими карими глазами, в простом домашнем халатике и тапочках с помпонами. Однако даже под этим бесформенным одеянием мой наметанный взгляд хирурга (а там, знаете ли, не надо было «Сонаром» обладать, чтобы оценить по достоинству) сумел оценить весьма аппетитные формы.

Да уж, пациенты сегодня попадались один другого краше. То аристократы с замашками, то вот такие милые создания.

— Ой, господин лекарь, проходите, пожалуйста! — девушка кокетливо улыбнулась, пропуская меня в небольшую, но очень уютную однокомнатную квартирку. — Меня Лика Фонарева зовут. А вас?

— Илья Разумовский, — представился я. — Можно просто Илья.

— Очень приятно, Илья, — она стрельнула в меня глазками. — А вы такой молодой… и уже господин лекарь!

— Ну, пока еще не совсем лекарь, — усмехнулся я. — Всего лишь адепт. Практикант, если хотите.

— Ой, да какая разница! — беззаботно махнула она рукой, и ее интерес, кажется, ничуть не угас. — Главное, чтобы помогли! А то у меня тут… — она картинно закашлялась, прикрыв рот изящной ладошкой.

Я приступил к осмотру. Так, для проформы, без применения «Сонара». Послушал легкие фонендоскопом, померил температуру. Картина была классической: температура под тридцать восемь, горло красное, кашель сухой, но не «стеклянный».

Все симптомы указывали на начинающуюся «Стеклянную лихорадку» или обычное ОРВИ.

— Да ничего у меня серьезного, Илюш, — щебетала тем временем Лика. — Просто простудилась, наверное. Мне бы больничный, а то у нас шеф — зверь! Если на работу не выйду, точно уволит. Я в ресторане на пристани работаю. Сейчас самый сезон, покупателей полно…

Она еще что-то рассказывала про своего шефа и неблагодарную работу, а я попросил ее повернуться спиной. Нужно было проверить наличие тех самых лазурных пятен. И точно, на лопатках, едва заметные, но все же присутствовали несколько бледных, переливающихся кристалликов. Ну, теперь диагноз был почти стопроцентным — «Стеклянная лихорадка» в начальной стадии.

Однако ее кашель мне все равно не нравился. Было в нем что-то… неправильное. Какая-то глубина, которой не должно быть при обычном течении стекляшки на этой стадии. Я решил подстраховаться и включил «Сонар».

Несколько минут концентрации, и мой внутренний экран высветил картину ее легких. И точно!

Помимо общих признаков начинающегося воспаления, характерных для стекляшки, в нижней доле правого легкого я увидел небольшое, но очень неприятное потемнение. Не такое агрессивное, как у Сеньки, но явно патологическое. Поражение только-только начиналось, но если его запустить…

В общем, нужна была срочная госпитализация и более тщательное обследование.

— Лика, — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее, но настойчиво. — Боюсь, одним больничным тут не обойтись. Вам нужно в больницу. И как можно скорее.

Девушка тут же надула губки.

— Ну вот, и вы туда же! — обиженно протянула она. — Я же говорю, ничего страшного! Пару дней отлежусь, чай с малиной попью — и как огурчик буду! А из-за больницы меня точно уволят!

— Лика, поймите, это не простуда, — я терпеливо объяснял. — Это «Стеклянная лихорадка», и у вас, похоже, начинается осложнение на легкие. Если не начать лечение сейчас, потом может быть гораздо хуже. Поверьте мне.

Мне пришлось потратить еще минут десять, убеждая ее в серьезности ситуации. В ход пошли и страшилки про возможные последствия, и обещания, что в больнице ее быстро поставят на ноги. В конце концов, она, хоть и с неохотой, но согласилась.

Мы спустились к карете.

Григорий сидел на сиденье с закрытыми глазами и, кажется, дремал. Когда я открыл дверь, чтобы помочь Лике сесть в кузов, в нос ударил характерный запах. Нет, не медикаментов. А чего-то покрепче.

Тот самый аромат перебродившей настойки, который я уже улавливал у него утром, только теперь он был гораздо сильнее. Это меня сильно насторожило. Одно дело — прийти на смену с легким похмельем, и совсем другое — принимать на грудь прямо во время дежурства.

Пока Григорий не видел, я незаметно поднес руку к его нагрудному карману и активировал «Сонар». Так и есть.

В кармане, помимо каких-то бумажек, четко светилась небольшая плоская фляжка, наполовину пустая. И рядом с ней — пачка ассигнаций от барона.

Ну, Григорий, ну, удружил!

Только вот доказать, что деньги эти принадлежат барону фон Штернбергу, а не были, скажем, его личными сбережениями, которые он просто носит с собой, было практически невозможно. Да и фляжку он мог выкинуть в любой момент.

Мы приехали в нашу Центральную Городскую Больницу — которая представляла собой целый медицинский городок, где располагались все отделения, от приемного покоя и реанимации до узкоспециализированных клиник.

Лику быстро передали на руки дежурным врачам, которые, услышав про «Стеклянную лихорадку» с подозрением на осложнения, тут же засуетились. Григорий, который к этому времени немного протрезвел или просто сделал вид, отправился сдавать смену, так как наше дежурство уже подходило к концу.

А я остался в коридоре, раздумывая, как поступить.

С одной стороны, пьянство на работе, особенно на такой ответственной, как скорая помощь, — это недопустимо. В прошлой жизни я за такое увольнял врачей на раз-два, без всяких сантиментов. Потому что цена их ошибки, их заторможенной реакции или неверного решения могла стоить человеку жизни.

И тут соблазн пойти и доложить обо всем Фёдору Максимовичу Волкову, своему непосредственному руководителю, был очень велик. С другой стороны, Григорий, хоть и раздолбай, но все-таки мой напарник. Дилемма, однако. Но чаша весов все же склонялась к тому, чтобы рассказать. Безопасность пациентов превыше всего. Я уже решил было пойти искать кабинет Волкова, чтобы поделиться своими опасениями…

Но тут меня кто-то окликнул. Я обернулся и с удивлением узнал в подбежавшей ко мне женщине мать Сеньки. Вид у нее был совершенно потерянный, глаза заплаканные.

— Господин лекарь! Илья! — она схватила меня за руку. — Слава богу, вы еще здесь!

— Что случилось? — я сразу напрягся. — Как Сенька? Я думал вас уже выписали давно!

— Ему плохо, Илья! Очень плохо! — она почти плакала. — Его только что осматривали, какие-то анализы брали… А лекари… они ничего не могут понять! Говорят, не похоже на «стекляшку», а что — не знают! Он все время кашляет, задыхается… Илья, миленький, пойдите к ним, скажите им! Скажите, что вы тогда у Сеньки увидели, в квартире! Может, это поможет! Пожалуйста!

Я нахмурился. Это было очень странно. От той мази, что я ему дал, такого сильного и продолжительного эффекта быть не должно. Она должна была вызвать лишь кратковременное обострение, чтобы привлечь внимание, а не такое вот резкое ухудшение.

Что-то здесь было не так. Совсем не так.

Глава 4

Я поспешил за матерью Сеньки, которая почти бежала по длинному больничному коридору, то и дело оглядываясь на меня с отчаянной надеждой в заплаканных глазах.

— Как вас зовут? — спросил я на ходу, стараясь говорить как можно спокойнее, чтобы хоть немного ее успокоить.

— Марина… Марина Ветрова, — всхлипнула она. — А вас Илья, я помню…