Я фыркнула и полезла в свой рюкзак, делая вид, что ищу что-то очень важное. Например: платок.
– У меня просто нос заложило. От этой... влажности.
– Конечно, – протянул он, подходя ближе. Он принюхался к воздуху с преувеличенной театральностью. – А пахнет от тебя... тревогой и мятой. Странная комбинация. Ты свою мазь мятой разбавила?
Это было опасно близко к правде. Я действительно добавила в свою маскировочную мазь немного мяты, чтобы перебить запах пота.
– Это мои... личные духи! – заявила я, высокомерно подняв подбородок. – «Утренняя свежесть орчихи-травницы». Ничего ты не понимаешь в изысканной парфюмерии.
Он рассмеялся, и этот звук, низкий и бархатный, заставил мурашки пробежать по моей спине.
– Парфюмерия? – он склонился ко мне, и его запах – дым, кожа и что-то острое, пряное – ударил в нос. – А, по-моему, ты просто боишься, что от тебя воняет, как от нас, «зеленокожих громил».
Я отступила на шаг, наткнувшись ногой на седло. Таскает его на себе, надрывается… Была бы лошадь- другое дело. А так… Все ноги стерла.
– Я ничего подобного не говорила!
– Говорила, – парировал он спокойно. – В первый же день, у костра с Борком. Твои глаза кричали: «Боги, как они ужасно пахнут!». Ты очень выразительно смотришь, Линна. Или как тебя там?
Меня поймали. Сгорая от стыда, я попыталась перевести тему.
– А ты... а ты пахнешь не так, как они.
Он замер, и в его глазах мелькнул неподдельный интерес.
– Да? И как же?
– Дымом, – выпалила я первое, что пришло в голову. – И... кожей. И чем-то горьким, вроде полыни. Не как старый сапог.
Он смотрел на меня так пристально, что я почувствовала, как по щекам разливается краска. К счастью, мазь скрывала это.
– Для человека, который жалуется на нашу вонь, ты очень внимательно изучаешь чужие запахи, – заметил он, и в его голосе зазвучала опасная, игривая нотка.
– Это профессиональная деформация! – поспешно оправдалась я. – Я травница! Я обязана все нюхать! А еще… у меня очень тонкое обоняние… с рождения.
– Обязана, – он кивнул с преувеличенной серьезностью. – Ну что ж, тогда понюхай, куда нам идти. Ветер сменился. Где твой след, о великая следопытка?
Он дразнил меня, и мне это... нравилось. Это было в тысячу раз лучше, чем его молчаливое пренебрежение в первые дни.
– Сейчас, – важно сказала я, подходя к условному краю нашей стоянки. Я закрыла глаза, притворяясь, что внюхиваюсь в воздух, а на самом деле пытаясь унять бешеный стук сердца. – Кажется... там! – я ткнула пальцем в случайном направлении. – Пахнет... страхом и дорогим мылом!
Я обернулась, ожидая его саркастического комментария. Но он смотрел на меня без тени насмешки. Его взгляд был... теплым.
– Страх и мыло, – повторил он задумчиво. – Хорошее сочетание. Почти как у тебя: тревога и мята. Пойдем, пока твой нос не передумал.
Он развернулся и пошел, а я последовала за ним, чувствуя себя одновременно и полной дурой, и на удивление... счастливой.
Мы шли молча, но это молчание было уже другим – не неловким, а почти комфортным. Я украдкой наблюдала за Соргом. За тем, как он легко нес свой огромный лук, чертово седло, скарб с провизией, палатку, стеганное одеяло и… котелок. Как его плечи плавно покачивались в такт шагу.
– А тебе не кажется, – снова нарушила я тишину, – что мы идем по кругу? Мы уже видели этот камень.
– Этот камень видели все, кто когда-либо ходил по этой степи, – не оборачиваясь, ответил Сорг. – Он называется «Спящий Бизон». Его видно за три мили.
– О, – сказала я, чувствуя себя идиоткой. – А почему «Спящий Бизон»?
– Потому что похож на спящего бизона.
– Понятно, – сдулась я. – А ты всегда такой... лаконичный?
– Нет. Иногда я сплю.
Я засмеялась. Не смогла сдержаться.
– А знаешь, для орка ты довольно остроумен.
– А для орчихи ты ужасно болтлива, – парировал он. – И любопытна. Это опасно.
– Почему опасно? – подначила я, догоняя его.
Он вдруг остановился так резко, что я чуть не врезалась в него. Он обернулся, и его лицо было серьезным.
– Потому что любопытство заставляет задавать вопросы. А ответы не всегда бывают приятными.
Наши взгляды встретились. В его глазах было предупреждение, но и вызов тоже. Словно он говорил: «Хочешь поиграть? Готовься к последствиям».
– Меня это не пугает, – выдохнула я, сама удивляясь своей смелости. – По реакции могу додумать ответы и сама.
– А меня именно это и пугает.
Он медленно, почти невесомо, провел пальцем по моей щеке, смахивая несуществующую соринку. От его прикосновения по коже пробежал огонь.
– Должно, – тихо сказал он. – Должно пугать.
Он повернулся и снова зашагал, оставив меня стоять с пылающим лицом и коленками, похожими на кисель. Эта игра становилась все опаснее. И я, кажется, уже не хотела из нее выходить. Потому что кто-то обязательно проиграет…
ГЛАВА 9
Вечер мы провели в неловком, но густом от невысказанного молчании. Воздух трещал от напряжения, будто перед грозой. Сорг был молчалив и сосредоточен, а я не решалась нарушить тишину, боясь сказать что-нибудь не то. Итак болтушкой обозвали.
Разбив лагерь у небольшой рощицы, орк молча принялся за дело. Я же, чувствуя себя лишней, решила проявить инициативу.
— Я могу собрать хворост для костра, — заявила я, стараясь звучать уверенно.
— Не надо, — коротко бросил он, развязывая сверток с провизией. — Сломаешь ногу о сухую ветку. Опять придется тебя нести.
— Я не ломала ногу! Я всего лишь подвернула лодыжку! — И ты меня не нес, а поддержал за локоток несколько метров пути, бока боль не стихла…
Вот любит он преувеличивать.
— Что принципиально меняет картину, — он поднял на меня взгляд. — Ты хочешь помочь? Сиди и не мешай. Это будет лучшая помощь.
Меня задело за живое. Я вскочила.
— Я не беспомощная! Я могу добыть огонь!
— У нас есть огниво, — он показал на камень у костра.
— Я могу набрать воды!
— Ручей в десяти шагах. Я уже сходил.
Я стояла, сжав кулаки, чувствуя, как гнев и обида подступают к горлу.
— Почему ты всегда надо мной издеваешься?
