Возвращение (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна

- Мин жель, у меня новости плохие.

- Неладно что? - выглядел Истерман уныло. Фёдор поневоле обеспокоился.

- Я сейчас из Пыточного приказа. Рассказал тать, что наняли из подворье Заболоцких поджечь. А когда загорится оно - найти девку с рыжими волосами и зарезать ее. Две там будут - так обеих, для надежности. Чай, в суматохе и не заметит никто...

Фёдор так кубок кованый сжал - серебряная ножка покривилась.

- КТО?!

- А вот заказчика они и не знают. Пили в кабаке, подсел человек, а какой он? Да кто ж знает... из-под капюшона борода седая, да пришептывал странно, вот и все приметы.

- Найти! - рыкнул Фёдор. - Я с него шкуру сам драть буду...

- То понятно, мин жель, а с кого драть-то? Может, и борода та прилеплена, и не мужик то, а баба... всяко могло быть. Наемник, Бровка его кличут, и сам не понял.

- Что за кабак? Пусть ищут!

- Понятное дело, мин жель. Искать будут, а найдут ли?

- Так что ж делать? Сегодня поджечь хотели, а завтра? На улице встретят, она и ахнуть не успеет!

- С батюшкой ее поговорить. Боярин Заболоцкий небогат, а вот ты помочь тому горю можешь. Охрану какую у брата попросить... не стрельцов, конечно. Так, чтобы не видел никто... Самой Устинье объяснить, что одной ей впредь никуда выходить не надобно, только с сопровождением. Сделать-то можно, делать надобно.

Фёдор постепенно успокаивался.

- Сделаю, Руди. Твоя правда, так и надобно.

- А уж как отбор пройдет, да ты ее своей невестой назовешь, там всяко проще будет. Никто уж на нее косо не посмотрит.

Фёдор кивнул.

Про порчу никто из них и не знал, не сказал боярин. Была холопка - и нет ее. И все тут.

Руди, конечно, честным с Фёдором не был. И отбор сам, и потом, что будет... да убрать Устинью захотят, чего тут сложного? Это в любой стране так. И травят соперниц, и наемников подсылают, и главное-то что?

Что ничего от того не изменится. Отравишь ты соперницу - и что? Тут же мужчина на тебя и запрыгнет? Размечталась... да десяток причин найдется, сорок других баб, а коли и сложится у тебя все, так потом намаешься. Руди и не такие истории знал.

Видел, слыхивал, в иных и сам участвовал. А уж сколько при королевском дворе интриг... даже не за внимание короля! За ШАНС обратить на себя его внимание. Просто шанс. А уж как получится... да Бог весть! Но кто ж это дуракам разъяснит? Некоторым хоть кол на голове теши, толку не будет. Разве что топор затупится.

Это только первые ласточки, а сколько их будет еще! Представить страшно.

Но Фёдору Руди про то не сказал. Ни к чему ему такие знания. Не надобно.

***

Стон и вой стоял в палатах царских.

- ДАНЕЧКА!!! БРАТИК МОЙ ЛЮБИМЫЙ!!!

Кто б царицу упрекнуть осмелился?

Горевала она искренне, на тело брата кидалась, платок сбился, кудри каштановые, получедые, рассыпались, слезы потоком лились.

- ДАНЕЧКА!!!

Что хочешь скажи про Любаву.

Стерва она, гадина редкостная, и жалости в ней, как на гадюке шерсти, но братика любила она всей душой.

Сына - да брата, больше у нее общей-то крови ни с кем и не было.

А тут...

Даже Борис мачеху пожалел, по плечу погладил.

- Убийцу искать будем, царица. Авось, не останется ворог безнаказанным.

- Убийцу?

- Заказчика. Рука - что? Посмотрел я рану, такое абы кто не сделает, такого человека разве за большие деньги наймешь.

Царица снизу вверх посмотрела. Красивые у нее глаза, даже сейчас красивые.

- Боря... - дрогнул голос, изломался. - Найди татя! Век должна буду! Не прощу, никогда не прощу... род прервался!

Борис промолчал.

А что можно мачехе сказать? Хоть и не любил он ее, да жалко! Боярина Данилу?

Нет, не жалко. Было в нем что-то такое... гадковатое, липковатое. Не нравился он Борису никогда. Вроде как и сверстники, а дружбы не было. Хотел отец, чтобы Данила в свите Бориса оказался, да наследник резко против был. Так и затихло...

Данила за Истерманом таскаться принялся... вот кого расспросить, кстати!

А Любаве что скажешь?

Род прервался? Кто ж тебе мешал-то, дурища? Давно б женила брата, не ослушался б.

- Когда незаконное дите у него найдется, о котором точно известно - разрешу ему род продолжить. Прикажу взять, воспитать - не прервется род твой, государыня.

Любава кое-как на колени встала, взяла руку Бориса, губами коснулась. Впервые, за столько лет...

- Яви милость, государь. Сама расспрошу, как найду, тебе скажу.

- И заказчика поищем. Не оставлю я это дело. Может, не в один год, но сыщем супостата.

- Благодарю, государь.

Сейчас Любава не лгала. Перед лицом смерти все забылось. Куда и неприязнь к пасынку делась?

Найдет он татя, точно найдет!

Любава ТАК хотела в это верить... она просто - верила.

- Патриарха прикажу позвать, пусть сделает все, как дОлжно...

- Я уже тут, государь.

Многое о Макарии сказать можно бы. И въедлив, и фанатичен, и сварлив без меры...

Но долг свой он четко знал. К царице подошел, встать помог, обнял ее...

- Не плачь, чадо, душа его нынче у Престола Господня...

Любава зарыдала уже на плече патриарха, а Борис решил, что сие не отступление, а военный маневр. И ретировался.

Поговорить, правда, с Истерманом. Вот кто может знать больше о Даниле.

***

Боярин Заболоцкий к обеду только-только глаза продрал. Тяжелая ночь выдалась.

Это Устинья сделала самое умное, что могла - пошла, да и спать легла. А вот боярину солоно пришлось.

Сначала лекарь Михайле рану зашил. Потом перевозить его запретил, рану тревожить, хотя бы дня три. Пришлось его на боярском подворье устраивать, а к царевичу - а кого тут отправишь? Чай, царевич, не абы кто.

Пришлось заботы о раненом боярыне поручить, а самому ехать.

Царевич тоже дома не сидел нашелся на лембергской улице, у Истермана в гостях. Ему боярин все и рассказал. Упал в ноги, кланялся, благодарил.

Когда б не Михайла - погорели бы.

Точно.

Фёдор как услышал - трость сломал. Тяжелую, черного дерева... просто руками - и хрясь! Только щепки в разные стороны полетели. Боярин аж шарахнулся, но Руди его перехватил, успокоил. Понятно же, не на боярина гневаются, на татей.

Потом посланцы царевича отправились на двор к боярину.

Одного татя сволокли в мертвецкую, второго отдали в пыточный приказ. Понятно, пользы с них мало будет, ну а вдруг? Это ж не просто так поджигать шли, это точно на Устинью целили. Из-за царевича...

А это уже дело государево. Можно 'Слово и дело' кричать.

Заодно и царевич на подворье заехал к боярину. Приказал не чиниться, сразу к Михайле прошел... тот, бедняга, с лавки встать хотел, так Фёдор его мигом обратно уложил, придавил, благодарил за смекалку и за помощь.

Перстнем с руки пожаловал, а там, может, и еще чего будет.

Боярин тоже дураком не был, видел, как Аксинья на красавца поглядывает.

Ну так посмотрим... все ж Ижорский, не абы кто. Ежели будет у него вотчина, доход какой, так за него и Ксюху отдать можно будет. И Михайле с царевичем породниться выгода прямая.

Подумаем...

Царевич уехал - сынок домой пожаловал.

Служба, понятно, а все ж пораньше бы его... а то приехал - на готовенькое. Боярин махнул рукой, спихнул все на сына - и тоже спать пошел.

Подождут все дела до утра. А лучше - до обеда. Ему уж не семнадцать - резвым козликом скакать...

Справедливости ради, выспаться боярину дали. И обед для него сразу накрыли, и его любимые пироги с вязигой приготовили.

А как наелся боярин, как успокоился, так и явились к нему деточки.

Устя и Илюшка.

- Батюшка, позволишь слово молвить?

Боярин на сына посмотрел, живот погладил.

Гневаться неохота. Хорошо пироги легли.

- Говори, сынок.

***

- Батюшка, - Илья смотрел почти отчаянно. - Знаю я про Марью Апухтину. И про дочку ее тоже знаю. Устя сказала.