Проклятый Лекарь. Том 3 (СИ) - Молотов Виктор

Кроме меня.

— То, что вы сделали там, в ординаторской… Это была не стандартная медицина. Не реанимация. Я видел, как вы просто положили на неё руку.

— Все системы её организма словно выключились одновременно, — ответил я, тщательно подбирая слова, чтобы они звучали научно, но при этом ничего не объясняли. — Я просто… перезапустил их.

— Влили в неё свою собственную энергию? — Сомов смотрел на меня с той странной смесью восхищения и опаски, которую я уже видел в его глазах. — Так делают все целители, но это не всегда помогает. И этот случай не был бы исключением. В таком кризе вливание энергии подействовало бы скорее отрицательно.

— Иногда это работает, — пожал я плечами. — Не спрашивайте как. Я сам не до конца понимаю механизм. Просто чувствую, что нужно делать. На уровне интуиции.

Он долго молчал, медленно покачивая коньяк в бокале.

— Знаете, Пирогов, — наконец сказал он, глядя не на меня, а на янтарную жидкость. — Я проработал в медицине тридцать лет. Видел многое. Шарлатанов, целителей, магов-самоучек. Но то, что делаете вы… это выходит за рамки всего, что я знаю. За рамки науки. И это меня одновременно и восхищает, и, честно говоря, пугает.

Если бы он знал хотя бы десятую часть правды…

О паразитах, высасывающих жизнь, о некромантии, о проклятьях и ходячих мертвецах… Ты бы не из кабинета сбежал. Ты бы сжёг эту клинику дотла и ушёл в монастырь.

Но вслух я сказал только:

— Медицина полна загадок, Пётр Александрович. Мы только начинаем их разгадывать.

Сомов недоверчиво хмыкнул, но спорить не стал.

Он видел результат, и этого ему на какое-то время было достаточно. Он долго, изучающе смотрел на меня, словно пытался разглядеть что-то за маской усталого врача.

В его глазах не было благодарности. Был холодный, аналитический интерес учёного, столкнувшегося с необъяснимым феноменом.

— Что ж, Пирогов, — наконец произнёс он, и в его голосе не было ни тени тепла. — Продолжайте наблюдение. И докладывайте мне о малейших изменениях. Лично.

Он кивнул, давая понять, что разговор окончен. Я в ответ сделал то же самое и вышел.

Я понял две вещи. Во-первых, он временно отступил, но не поверил ни единому моему слову. Во-вторых, с этого момента он будет следить за каждым моим шагом еще более пристально.

Моя аномальность перестала быть просто интересной особенностью. В его глазах она стала фактором риска, который нужно держать под строгим контролем.

У палаты интенсивной терапии, куда поместили Ольгу, меня поджидал её брат, Пётр Поляков. Он нервно мял в руках стетоскоп, его взгляд метался между тяжёлой дверью палаты и пустым, гулким коридором.

— Святослав! — он бросился ко мне, как утопающий к спасательному кругу. — Спасибо! Спасибо тебе за сестру! Не знаю, как ты это сделал. А сам я растерялся, когда увидел её в таком состоянии.

— Это моя работа, — ответил я сдержанно.

— Нет, стой! Я… я, честно говоря, думал, ты будешь таить на нас обиду… ну, за тот случай… в лесу.

Я остановился.

— Случай в лесу? Да какие могут быть обиды, Поляков, не помню такого.

Он замер. На его красивом, но слабом лице отразилось внезапное, шокирующее понимание.

— Ты… ты ничего не помнишь?

— Если ты мне сейчас всё расскажешь, то буду помнить, — мой голос мгновенно стал ледяным.

Я видел, как он сломался. Его глаза забегали, руки задрожали.

Он был на грани. Страх за сестру, чувство вины за прошлое, шок от моего воскрешения и внезапной агрессии — всё это смешалось в один парализующий коктейль. Он был готов говорить. Ещё одно, последнее усилие.

— Прости, но это… это не моя тайна, — пролепетал он, пятясь назад. Это была последняя, жалкая попытка сопротивления.

— А чья? — спросил я, делая шаг вперёд и окончательно отрезая ему путь к отступлению.

— Ты… ты не должен был выйти из того леса живым, — выпалил он. — Я говорю тебе это только потому, что ты спас мою сестру!

Этого было достаточно. Он боялся. Он был напуган и чувствовал вину.

Мягкие методы больше не работали. Настало время для быстрой, дерзкой психологической атаки. Нужно было сломать его последнюю защиту, пока он не успел опомниться и снова закрыться.

Я действовал не из злости. Мой ход был рассчитан. Чтобы он почувствовал реальную, физическую угрозу, которая перевесит его страх перед кем-то другим — перед Николаем, перед их общей тайной.

Я схватил его за отворот дорогого пиджака и одним резким движением втолкнул в ближайшую пустую процедурную, захлопнув за нами дверь и отрезав нас от остального мира.

— А теперь говори, — прошипел я, прижимая его к стене. — Говори, что произошло в том лесу. Или я возьму вон тот шприц, — я кивнул на столик с инструментами, — вколю тебе лошадиную дозу седативного, и ты проспишь до завтрашнего утра. А я скажу твоему заведующему, что ты пытался украсть препараты. Тебя с позором выгонят из ординатуры «Белого Покрова». А если расскажешь, то я помогу тебе снять этот груз с плеч и вылечу твою сестру. Выбирай.

Он был в ужасе от моей внезапной, звериной агрессии.

— Это не я! Это всё Николай! — затараторил он, желая поскорее закончить. — Он хотел просто подшутить! Он говорил, что это просто сильное слабительное! Думал, у тебя начнётся жуткая диарея, и это будет смешно! Он подлил тебе зелье в пиво! Но когда ты упал и у тебя пошла пена изо рта, мы все страшно испугались и… и сбежали! Мы думали, ты умер!

Я смотрел на его перепуганное лицо. История звучала правдоподобно. Жалко, но правдоподобно. Хотя и требовала проверки.

Я отпустил его.

— Иди к сестре.

Но для себя я уже всё решил. Николай. Тот, кто принёс «шуточное зелье». Пора нанести ему визит. И наш разговор будет совсем нешуточным. Но и с Петром нужно продолжать держать ухо востро.

В холле клиники, когда я уже направлялся к выходу, меня перехватила сияющая Аглая. Она буквально подлетела ко мне, её глаза горели от счастья.

— Святослав! У меня прекрасные новости! Операция прошла успешно! Опухоль удалили полностью!

— Рад это слышать, — кивнул я, а сам уже мысленно подсчитывал будущую прибыль. Граф Ливенталь, спасённый от верной смерти после такой сложной операции… это минимум двадцать, а то и все тридцать процентов Живы. Плюс обещанные сто тысяч. Отличная инвестиция.

— Отец уже приходит в себя. Профессор Абросимов сказал, что всё прошло идеально, без малейших осложнений.

Но сквозь её искреннюю радость за отца я видел и другое. Тонкую, серую тень беспокойства. Её энергетическое поле было нестабильным, как пламя свечи на сквозняке. Она что-то скрывала.

— Аглая, с тобой всё в порядке? — спросил я мягко, как подобает врачу. — Ты рада за отца, но я вижу, что-то тебя тревожит.

Она вздохнула, и её радостная маска на мгновение спала.

— Алексей… он не отвечает. Совсем. У него там, на улицах, настоящая война с «Псами». Бои каждый день.

— Не переживай, — сказал я стандартную утешительную фразу. — Война скоро закончится, и он объявится.

— А я и не переживаю! — она вдруг вскинула голову, и в её глазах сверкнул упрямый, злой огонёк. — Знаешь, доктор, я тут сидела у постели отца и думала. Задолбали! Задолбали эти мужики со своими войнами, своей честью, своими проблемами! Один чуть не умер из-за опухоли, второй может умереть из-за бандитских разборок. А я должна сидеть и ждать⁈ Хватит! Я решила стать самостоятельной. Хочу пойти учиться на врача. Как ты. Помогать людям, а не вытирать кровь с очередного раненого бандита.

Похвальное желание. И абсолютно наивное.

Она видела лишь фасад — чудесные исцеления, благодарность аристократов. Она не видела изнанку — грязь, смерть, интриги и постоянную борьбу за энергию. Впрочем, переубеждать её я не собирался. Скоро она сама передумает.

Мы расстались у выхода. Вежливо, но с холодком. Каждый из нас сделал свой выбор и получил то, что хотел. Я — доступ к благодарности её отца.

Она — новую, пусть и иллюзорную цель в жизни. Но наши дороги были связаны. Я знал это наверняка.