Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

Конкретно от него подобной речи никто из матёрых колдунов не ожидал, поэтому и эффект она произвела грандиозный: замерев от удивления, Женевьев и Дишо в растерянности переводили взгляды с Гагана на Захарию, изредка переглядываясь между собой, и терпеливо ждали ответной реакции. Которой, к слову, всё не следовало и не следовало — магистр Хаоса выпустил в воздух клубов шесть, прежде чем соизволить заговорить.

— Рад, что ты согласен с моей точкой зрения, Гаган, — впервые на памяти Макса подбирая слова, кивнул он. — Но, как и большинство членов Круга, ты почему-то склонен преувеличивать мои способности к организации подобных мероприятий. С ускорением вашего заседания спокойно справится любой, у кого хватит на это сил и решимости.

— А у кого хватит-то, помимо вас? Женев слишком мягкая, чтобы противостоять коллегии, Дишо — вспыльчив, дело наверняка закончится дракой, как в прошлый раз… Про меня и говорить нечего: я лицо новое, не все успели привыкнуть даже к моему присутствию, не говоря уже о том, чтобы серьёзно воспринять мою точку зрения.

— Ты хочешь затащить меня на Совет, я понял, — магистр Хаоса обречённо вздохнул. — Очень мило с твоей стороны заботиться о благополучии Круга, но в ближайшее время я точно не вернусь. Это не обсуждается.

— Разве вы не пообещали Давиду помочь?

И снова этот холод…

Максим заметил, как крепко сжали пальцы наставника трубку и подлокотник стула. Его острый взгляд впился в магистра Света с такой силой, словно собирался вырвать из его груди кусок плоти, и без того нездоровый оттенок лица сделался полностью серым. Но, что характерно, от кожи, не закрытой одеждой, принялся неторопливо подниматься и таять в воздухе маленькими всполохами чёрный дымок.

Вспыльчивости, так-то, не только у Дишо в избытке.

— Мне показалось — лишь на секунду — что ты намекаешь на моё бездействие, Гаган, — голос Захарии совершенно не соответствовал его состоянию: спокойный, безразличный, ничего не выражающий… Даже немного ласковый, вкрадчивый, каким он становился всякий раз, когда положение окружающих стремительно ухудшалось с каждым следующим словом. — Развей мои опасения, любезный магистр, объясни, что ты не желал упрекнуть меня в недостаточной помощи юному Агнеотису, потому что мне постепенно становится обидно.

— Разумеется, я не намекал на это, но вы должны понять, насколько ваше присутствие в Круге важно для всех нас.

Потрясающий человек, — признал Макс, вжимаясь в спинку стула с такой силой, что затрещали деревянные ножки. — Я бы на его месте и пикнуть не смог.

— Магистр, вы — единственный, у кого хватит и резкости, и авторитета, чтобы подбодрить работу Совета, — Гаган ускорялся: боялся, видать, что жуть, нагоняемая Захарией, помешает ему закончить мысль. — К тому же, вы непосредственный участник событий. Вы первым узнали о появлении браслета в Эпиркерке, к вам обратился за помощью Агнеотис. Вы не только специалист, вы ещё и свидетель ко всему прочему. В конце концов, вы — магистр Хаоса! Кто ещё знаком с магией разрушения так же хорошо, как вы? У вас богатый опыт в расследовании магических преступлений и преступлений против королевства, а этот браслет — очевидное преступление против королевства! И хотя я знаю, насколько вам не нравится сама мысль принимать в очередном расследовании участие, но, если мы хотим помочь этой семье и не допустить подобных случаев в будущем, необходимо действовать решительно и быстро.

— Не стоит прибедняться, — улыбнулся, стараясь взять себя в руки, наставник. — Опыта у всех присутствующих более чем достаточно.

— Но не настолько!

— Серьёзность данного вопроса позволяет любому из присутствующих взяться за дело без моего участия.

— Вы же сами сказали, что дело важное! И мы все понимаем, как срочно…

— Я сказал, нет.

Всполохи дыма потускнели, вот только атмосфера напряжённости никуда не делась. Не помогал даже солнечный свет.

— Круг сделал всё возможное, чтобы я покинул его ряды, — колдун, оставив на губах кровожадную полуулыбку, в театральном жесте развёл руками. — Некоторые особо активные магистры приложили впечатляющее количество усилий, чтобы настроить против меня практически всех остальных, что уж говорить о ваших стараниях за пределами нашего чародейского клуба по интересам. Пока Эпирширом правит Хэдгольд, я не вернусь.

— Вы всё ещё…

— Да, я всё ещё, — резко, словно не мог больше сдерживать внутреннего зверя на цепи, сорвался и огрызнулся Мастер, наклонившись над столом. — Вообрази себе, Гаган, у меня очень хорошая память и очень мстительное сердце. Разве не за это вы меня так любите?

Магистры молча рассматривали стол и стены, заинтересованные искусством плотников и архитекторов. Макс сделал про себя пометку при возможности разобраться с вопросом давней и явно всем известной взаимной нелюбви наставника и действующего правителя. Осознав, кажется, что потерял контроль, Захария по возможности плавно откинулся обратно на спинку кресла, неторопливо повертел початый бокал перед носом и сделал небольшой глоток.

— Когда Айгольд придёт к власти, первым делом он попросит меня вернуться, — с расстановкой и, как почудилось Максиму, немного обречённо и утомлённо проговорил магистр Хаоса и затянулся трубкой. — К сожалению для меня и к счастью для него, отказаться я не смогу. Так что вам следует проявить терпение.

— Недолго, кстати говоря, терпеть-то осталось, — вдруг сказал Дишо очень тихо.

И снова пауза, наполненная гораздо более значимым молчанием, чем могло показаться на первый взгляд, воцарилась в зале. Чародей повернул к нему голову медленно, словно опасался, что ослышался, и пронзительно уставился самым бесцеремонным образом. Это плавное движение больше смахивало на поворот головы совы. От негодования и злости не осталось и следа.

— О чём это ты, любезный?

Уже внутренне догадываясь, что именно услышит, Захария сдерживал подступавшее к груди ликование очень ловко и искусно, но Макс не увидел этого — он ощутил волну радостного предвкушения, мягко растёкшуюся от обычно веющих прохладой рук. Магистр Реки стушевался — видимо, благостного настроения от сей информации он с коллегой не разделял.

— Наш король болен, — ответила вместо старика Женевьев ничего не выражающим тоном. — И, насколько нам известно, состояние с каждым днём ухудшается. Госпожа Ринара уже не в силах его вылечить.

— Она? И не в силах? — колдун приподнялся и подобрался: он случайно напоролся на новость гораздо более важную, чем та, с которой пришёл, и не собирался отпускать пойманную за хвост удачу. — Известно, что с ним?

— Госпожа Ринара назвала эту болезнь каким-то странным словом. Я никогда прежде его не слышала, — дама нахмурилась, пытаясь вспомнить и выговорить. — Лейк… лийк…

— Лейкемия? — подсказал Захария.

— Да, оно. Откуда вы знаете?

— Это название… из нашего с Ринарой мира, — вновь ложась на спинку, протянул Мастер. И, хотя Максим этого никак не ожидал, нахмурился. — Вот же… чёрт.

Остальные магистры обменялись встревоженными взглядами.

— Это плохо?

— Для Хэдгольда? Хуже некуда.

Какое-то время наставник медитировал над своей курительной трубкой, пока Максим чутко считывал его внутреннюю борьбу. Было ясно, что какая-то часть колдуна абсолютно не намерена помогать королю, пока другая старается убедить в том, что сделать это необходимо через «не хочу». Сосредоточенно изучая игру солнечного света на поверхности белого вина, чародей поджимал губы, хмурился и щурился, рассуждая и прикидывая варианты.

— Как сейчас помню лекцию в университете, — проговорил он, всё ещё взвешивая моральную составляющую своего наклёвывающегося решения. — «Лейкоз — злокачественное заболевание кроветворной системы, клон которого может происходить из зрелых клеток крови или гемопоэтических клеток костного мозга». Думаю, вы и половины этих слов не поняли, но… плохи дела у нашего короля, чего греха таить. Болезнь смертельная, развивается довольно быстро.