Демон Жадности. Тетралогия (СИ) - Розин Юрий

Боль была не белой – она была абсолютной. Исчезли зрение, слух, тактильные ощущения. Осталось только всепоглощающее пламя чистой энергии, пожирающее меня изнутри.

Это длилось всего мгновение, иначе я бы точно умер. А затем вся чудовищная, запредельная энергия, скрытая в ядре, устремилась в мое собственное ядро маны из золотых линий на моей груди. Не потоком – сверхновой звездой, вспыхнувшей в моей грудной клетке.

Мое ядро – крошечная, хрупкая сфера на Кризисе Сказания – встретило этот потоп. Оно не поглощало – его раздувало, как пузырь, растягивая тончайшую оболочку до прозрачности.

Стадия Кризиса Сказания? Она промелькнула как миг, оставив лишь ощущение лопнувших магических капилляров.

Развязка? Эпилог? Они слились в один сплошной вопль перегруженных плоти и духа.

Дымная мана Сказания начала сгущаться с дождевую ману Хроники, но, в отличие от прошлого прорыва в туше матриарха шиваро, сейчас все происходило настолько стремительно, что конденсирующиеся капельки маны не выдерживали и снова распадались на дымные вихри.

К тому же часть энергии я в принципе не мог удержать в ядре, она изливалась наружу неконтролируемым потоком. Впрочем, я быстро нашел этому потоку применение.

Я не контролировал его – направил. Эту ярость, этот хаос, я влил в свои артефакты и татуировки. Они были моими шлюзами в бушующее море.

«Энго» в моей правой руке взревел в агонии. «Грюнер» в левой раскалился докрасна, обжигая ладонь.

По эфирному лезвию сабли поползли черные, зловещие трещины, как по перекаленному стеклу. Я даже не ударил – я просто толкнул ею в сторону ледяного Хроники, который уже делал новый выпад.

Звук был чудовищным. Не звон металла, а грохот артиллерии. Кристаллический коготь противника не просто отлетел – он испарился на глазах от точки удара вверх, превратившись в облако сверкающей пыли.

Волна, видимая как сфера искаженного воздуха, ударила в черную броню. Синие прожилки на ней вспыхнули панически ярко, создавая многослойный, мерцающий щит.

Хронику отшвырнуло назад, как пушинку в урагане. Он врезался в острый выступ скалы в десяти метрах, упал на колени, тяжело дыша.

Я не чувствовал победы. Я чувствовал, как моя правая рука горит изнутри. Боль вернулась, уже физическая, смешанная с опьяняющим, головокружительным приливом неукротимой силы, какой я не испытывал никогда в жизни.

Мана бурлила во мне, как расплавленная лава в тонком сосуде, ища выхода, сжигая все на своем пути. Я стремительно поднялся. Каждое движение давалось мучительно.

Тело горело изнутри, кости ныли от перегрузки, из раны на плече хлестала алая струя. Однако при всем этом я будто бы никогда не чувствовал себя лучше, хотя и понимал, что эта эйфория временна.

– ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ, УРОД⁈ – голос, прежде ледяной и безэмоциональный, теперь был хриплым воплем безумия и боли.

Он не понимал. Как? КАК Артефактор Сказания мог… ЭТО? Ну, что же. С учетом того, что мне эту способность дала Маска, я тоже не особо понимал.

Я не ответил. У меня не было воздуха для слов, только для хриплого, кровавого дыхания.

Я поднял левую руку. Выплеснул накопившийся хаос в его сторону. Сгусток белесого, слепящего пламени, перевитый живыми, извивающимися молниями черной, нестабильной маны вылетел из «Грюнера».

Хроника вскинул руки, снова поднимая защитный барьер. Сгусток ударил в него, мана артефактной брони взвыла, стремительно испаряясь. Щит не развалился – уровень Хроники и его артефакты все еще были крайне могущественны.

Но он прогнулся внутрь под чудовищным давлением неконтролируемой мощи. Белесое пламя и черные молнии лизали его поверхность, прожигая дыры, вырывая куски защитного поля.

Синие прожилки на броне Хроники темнели, трескались и гасли одна за другой, как перегоревшие лампочки. Я шел на него. Шаг за шагом. Каждый шаг отдавался новой волной мучительной боли в перегруженном теле.

Каждая атака – новый выстрел «Грюнера» – выжигала меня изнутри, ускоряла разрушение татуировок‑артефактов, отрывала кусочки от ядра. Золотые линии на груди пылали, как каленое железо, вытягивая последние соки из поглощенного ядра Предания.

Однако я теснил его. Артефактора Завязки Хроники! Его безупречная защита, его холодная уверенность – все трещало по швам под бешеным напором мощи, купленной ценой моих артефактов и моего собственного тела.

Он больше не нападал. Он отчаянно оборонялся, продолжая отступать.

Вот только это не могло длиться вечно. Мне нужно было завершить прорыв и в какой‑то момент, когда стало понятно, что противник подавлен и не станет контратаковать, даже если я слегка снижу напор, я переключил почти все внимание на происходящее в ядре маны.

Чудовищная энергия Предания, втиснутая Маской в мой хрупкий сосуд, рвалась наружу через артефактные татуировки и артефакты, но они уже были на грани распада.

А ядро, переполненное чужой, неукротимой силой, не было способно нормально пройти этап конденсации из‑за слишком огромного объема энергии. И даже то, что я, наконец, соизволил сосредоточиться на разрывающих его силах, не особо‑то помогало.

Этот процесс должен был занимать месяцы, годы медитативной концентрации, подготовки тела и духа, накопления ресурсов. Тончайшая работа по преобразованию пара в жидкость под контролем воли.

Я же втискивал его в долю секунды, под аккомпанемент рева боя, стона собственной плоти и душераздирающего звона распадающихся артефактов. Дымчатая мана Сказания, переполнявшая ядро, сжималась под невыносимым давлением внешней энергии Предания.

Первые капли дождевой маны Хроники начали формироваться в эпицентре вихря – не капли, а скорее зерна. Тяжелые, невероятно плотные, мерцающие холодным белым светом.

– ГРАААА! – я выпалил очередной сгусток хаоса из «Грюнера».

Боль в моей левой руке достигла апогея, ощущение было такое, будто запястье стало стеклянным и его разбивают на мельчайший песок ударами сотен молотков. Она мешала сосредоточиться, сбивала концентрацию, замедляла процесс.

Но я не мог прекратить стрелять. Если я замедлюсь – Хроника опомнится, контратакует. Если я не прорвусь сейчас – Силар умрет под молотом гиганта, Ярана падет от зеленого клинка.

Я сжал волю в тисках, заставив вращение ядра ускориться до безумных оборотов, игнорируя треск ломающихся магических структур внутри. Давление внутри стало запредельным. Грудная клетка скрипела, ребра угрожающе расходились под кожей, как сломанные зонтики. Казалось, вот‑вот лопнет грудная пластина.

Дождевая мана Хроники конденсировалась теперь не зернами, а тонкими, холодными струйками. Белоснежные ручейки кружились внутри оставшихся дымных вихрей, сдавливаемые со всех сторон алой, густой и плотной массой маны Предания.

Я продолжал подталкивать процесс все дальше и дальше, надеясь на чудо, надеясь, что сумею выдержать, что тело, дарованное Маской, выдержит…

Не выдержало.

Ядро не просто перегрузилось. Оно заклинило. Трещины на его стенках расширились, залились странным, нездоровым светом. Давление внутри достигло точки невозврата… и не нашло выхода через плавную трансформацию или контролируемый сброс.

Вместо того чтобы рассеяться, отдав избыток силы для завершения конденсации… ядро взорвалось.

Свет погас. Звук исчез. Боль отступила. На одно невыразимо долгое мгновение я исчез. Существовала лишь точка абсолютной пустоты, тишина после финального аккорда мироздания. Я был нигде. Я был ничем. А потом…

Боль вернулась. Но это была не боль. Каждая молекула моего тела взорвалась изнутри. Я не чувствовал тела. Я был болью. Я был хаосом неконтролируемой маны всех трех уровней – дымчатой серости Сказания, белой текучей холодности Хроники, багровой ярости Предания, – вырвавшейся на свободу из разрушенного сосуда и смешавшейся в безумном вихре разрушения.

Сознание угасало, растворяясь в этом магическом шторме, как сахар в кипятке. Но в этом угасающем разуме вспыхнула безумная, но и гениальная мысль.

Ядро… уничтожено. Сосуд… разбит вдребезги. Но Маска… она же кормила меня, возродила меня. И если она может отдавать ману… почему не может… ЗАБРАТЬ НАЗАД?