Виктория Богачева
Опасная игра леди Эвелин
Глава 1
— У вас нет чести, милорд!
На моих щеках пламенел румянец, и я тяжело дышала, пока прожигала взглядом спесивого и убийственно спокойного графа Беркли.
Смотреть на него было неприятно. Хотелось вцепиться в красивое, холеное лицо и стереть надменную усмешку, в которой изогнулись его губы.
— Леди Эвелин, — произнес он скучающим голосом, словно я была ничтожной мошкой под его ботинком, — подите вон.
Кровь отлила от щек, и лицо побледнело. Злость и возмущение душили меня, не позволяя вдохнуть.
Я была в отчаянии. Я смотрела на человека — единственного человека, который мог мне помочь.
Но он мне отказал.
Даже не выслушал толком.
Отказал скучающим, равнодушным голосом.
Моя давняя подруга пропала неделю назад, с тех пор ее никто не видел. Ее несчастная мать подозревала, что Джеральдин похитили или — много хуже — убили. Жандармам не было дела до исчезновения какой-то гувернантки: их в городе сотни.
«Сбежала с парнишкой, — так сказали ее матери. — Живот нагуляет и вернется с позором».
На королевский розыск не оставалось никакой надежды, и я бросилась за помощью к графу Беркли, который занимался частным сыском — и весьма успешно.
Я была готова умолять его, просить, терпеть насмешки и оскорбления — к ним я давно привыкла.
Ведь я, дочь опального герцога, казненного за государственную измену, слышала в своей жизни и не такое.
Но граф Беркли оказался... равнодушен. И эту стену не смогли бы пробить ни мои мольбы, ни горькие просьбы, ни даже слезы.
— Я напрасно пришла к вам, — резко втянув воздух носом, сказала я так холодно, как могла.
Сузив глаза, презрительно на него посмотрела. Но ему, небрежно прислонившемуся бедром к столешнице и скрестившему на груди руки, было плевать.
Глупо было надеяться. Его репутация бежала впереди него. Наверное, со мной случилось затмение, раз я подумала, что граф Беркли не окажется глух к чужим страданиям.
— Напрасно надеялась, что вы поможете — хотя бы потому, что знаете, каково это... — очередной спазм сдавил горло, и я замолчала, не договорив.
Нет смысла распинаться перед этим человеком. Он не поймет; лишь высмеет.
Но, кажется, мои слава задели его за живое. Граф Беркли порывисто шагнул ко мне и схватил за руку, сжав запястье до боли.
— Каковочто?.. — переспросил бархатным голосом на грани шипения.
Я заглянула в его потемневшие глаза: и впрямь сильно его задела.
Он был в бешенстве.
— Каково быть незаметным, маленьким человечишком, на которого всем наплевать, — я выпрямилась и вскинула подбородок. — Но вы стерли эту часть своей жизни из памяти, не так ли? С тех пор, как получили графский титул.
На его скулах напряглись жилы. Он заскрежетал зубами и впился в меня диким взглядом. Чуть повел головой, смиряя крутой нрав.
— Подите прочь, миледи, — повторил глубоким, хрипловатым голосом и отпустил мою руку.
Повернулся спиной и подошел к окну напротив письменного стола, и замер подле него, перестав обращать на меня внимание. Я посмотрела на его напряженные плечи и шею и прикусила губу.
Плевать.
Выгнал меня — ну и плевать.
Я разыщу Джеральдин сама.
Дом встретил меня привычной тишиной. Я сама открыла дверь и сняла накидку и перчатки. Мы не держали ни дворецкого, ни лакеев. Из прислуги — только старая кухарка и одна горничная. На ней настоял дедушка, который меня воспитал.
Меня называли «миледи», и я была дочерью герцога, но земли и наследственный замок были конфискованы в пользу Короны после того, как отца признали виновным в государственной измене и казнили.
А отцовский титул вымарали изо всех книг и предали забвению.
У меня не было ни земель, ни средств, ни наследства. Лишь одно жалкое слово —леди— больше похожее на насмешку. Но я куталась в него, как в броню столько, сколько себя помнила.
— Тебя зовут леди Эвелин, — говорил мне дедушка, отец матери. — Не позволяй никому об этом забывать.
Легко лишь на словах.
Мало уважения найдется к дочери изменника. В день казни отца на мне появилось невидимое клеймо, которое не смыть до самой смерти.
— Эвелин? — услышав мои шаги, дедушка покинул кабинет и вышел в коридор.
Мы жили в небольшом, одноэтажном доме на самой окраине столицы. И хотя моя мать никак не была замешена в отцовском преступлении и умерла за несколько лет до того, Корона позаботилась, чтобы тяжелый груз вины и ответственности черной тенью накрыл всю семью.
И потому за поступки своего зятя расплатился и отец его жены.
С дедушкой не хотели работать, с ним порвали отношения знакомые, от него отдалились друзья. Приходилось экономить буквально на всем. Ужиматься в мелочах. Так мы и оказались практически без прислуги в этом доме и в районе столицы, который граничил со злачными местами.
Что же.
Для моего расследования так даже лучше. Ведь именно там я планировала начать поиски Джеральдин.
Дедушка остановился в дверном проеме и, лишь взглянув на меня, догадался, как закончилась встреча с графом Беркли. Он предупреждал меня. А я послушала и все равно сделала по-своему.
— Его Сиятельство отказал мне, — сказала я, скрывая за насмешкой досаду.
— Мне жаль, — вздохнул он и протянул руку.
Он вышел в коридор без трости и был вынужден опереться на мой локоть, чтобы дойти до крохотной гостиной.
Здоровье давно его подводило, сказывался пожилой возраст. Ему было под шестьдесят, когда после казни отца он взял меня, семилетнюю сироту, на попечении. В прошлом месяце деду исполнилось семьдесят пять лет. За последние годы он не раз упоминал, что ему давно пора на покой, но я не представляла и не хотела представлять, как буду жить без него...
— И что ты теперь намерена делать, Эвелин? — цепким, отнюдь не стариковским взглядом окинул меня дедушка.
Я уклончиво пожала плечами. Рассказывать ему правду я не собиралась.
— Оставь это дело жандармам, — он не отпустил меня, когда мы остановились возле дивана. Продолжал удерживать за локоть и пристально смотрел в глаза. — Они обязаны принять заявление ее матери.
— Им наплевать, — процедила я. — Всем наплевать на безвестную, простую гувернантку.
— Эвелин, ты ничего не можешь поделать, — настаивал дедушка. — И потом. Да, вы были подругами в пансионе, но после выпуска прошло почти четыре года, вы даже не переписывались... Не принимай это дело так близко к сердцу.
Вздрогнув, я отвела взгляд.
Дедушка был прав во всем: Джеральдин была моей лучшей подругой на протяжении семи лет: все время, пока мы жили и учились в так называемом пансионе для благородных девиц. После выпуска общение действительно прервалось...
Только вот в этом была моя и только моя вина.
Потому что я предала Джеральдин.
Но я не предам ее второй раз. Больше нет.
Именно поэтому я так отчаянно хочу найти свою бывшую лучшую подругу. Надеюсь загладить ошибки прошлого и уменьшить груз вины, который терзал меня каждый день на протяжении четырех лет.
— Ты прав, дедушка, — я соврала, невинно смотря ему в глаза. — Я ничего не могу поделать.
Я дождалась вечера, когда после ужина дед задремал в кресле у камина, а сама переоделась в неброскую одежду и выскользнула из дома.
Место, в котором я жила, стояло на границе двух миров: по одну сторону — вылизанный мир столицы, с роскошными особняками, крытыми экипажами с вензелями и модными салонами.
По другую сторону простирался совсем иной мир — темный лабиринт тесных улочек, где прохожие прятали лица под широкими шляпами или капюшонами. Всего за одним поворотом заканчивались ровные бульвары, и начиналась гремучая смесь нелегальных игорных клубов и подпольных трактиров.
Именно туда лежал мой путь.
***
Леди Эвелин
Сирота, воспитанная дедушкой по материнской линии. Когда ей было семь лет, ее отец был обвинен в государственной измене, осужден и казнен. Ее мать умерла за несколько лет до того, и так Эвелин осталась сиротой.
