Вкус полыни (СИ) - Осокина Анна

Слуги, как обычно, подносили блюда и уносили пустые тарелки, а также разливали напитки.

Исха почти ничего не ела, потому что не знала, как начать ссору, которую им с Верениром предстояло затеять напоказ. Правитель ни о чем не знал, Веренир пообещал обо всем рассказать ему позже. А сейчас им нужно было, чтобы все выглядело как можно более натурально.

— Как прошла поездка, Веренир? — поинтересовался князь.

Разумеется, о ее результатах он уже был осведомлен, однако сейчас, за едой, наверняка хотел узнать подробности.

— Император и его приближенные вели себя весьма… — маг усмехнулся. — Весьма любезно. Ни одной насмешки, ни одного косого взгляда, как бывало раньше. Они нас боятся.

— Они боятся тебя, — удовлетворенно кивнул Тройтан.

— А я и вся моя жизнь принадлежит тебе, княже, — склонил голову Веренир. — А это значит, что они боятся и тебя.

— Что ж, это хорошо. Пускай так, — одобрил мужчина. — Думаю, в ближайшее время мы можем не волноваться о том, что они снова нападут.

— Договор подписан на пять зим, — пожал плечами Веренир. — По крайней мере, у нас будет время как следует подготовиться.

Тройтан вздохнул и покачал головой.

— Аррек никогда не успокоится, да?

Исхе показалось, что это вопрос без ответа.

— Не знаю, княже, — некромант задумчиво уставился в пустоту, покачивая кубок с бордовой жидкостью. — Не знаю… Но лучше расскажи, как шли дела здесь в мое отсутствие.

— Разбираемся с последствиями битвы, — ответил за князя Витабут. — Некоторые села и многие хутора из-за сборов лишились последних кормильцев. Выделяем им воинов-работников для того, чтобы начать посевную. И те очень недовольны, что приходится брать в руки не мечи, а мотыги. Голова кругом.

Исха видела, что шуйца теперь совсем по-другому относится к Верениру. Если раньше — всегда с насмешкой и так, будто он знает намного больше, чем может знать десница, то теперь — на равных. Он больше не пытался задеть Веренира, и ведьма была этому рада, однако сейчас она лихорадочно соображала, как начать ссору.

У них отлично получалось ругаться с Верениром наедине, но сейчас требовалось все сделать при большом количестве народу.

Однако все решилось за нее. Вернее, им помог Григ. А если говорить точнее — записка, которую принес слуга и передал Исхе. Она развернула небольшой клочок бумаги, на котором было только одно слово: «Смелее». Подпись не стояла, но ведунья прекрасно поняла, от кого послание, и улыбнулась. Григ, что же, следит за ними?

Веренир тоже заметил, что ей принесли письмо и покосился в него, потому что сидел недалеко от нее. Однако Исха тут же скрутила лист и положила его в карман.

— Кто это? — спросил Веренир тихо.

— Да так, неважно, — покачала головой она.

— Это жрец, да?

Исха понимала, что все это не по-настоящему или не совсем по-настоящему, но все равно от его холодного тона внутренности пронзило клинком.

— Это не должно тебя волновать, Веренир, — сурово заметила она.

Они говорили тихо, чтобы не слишком попирать приличия, но на самом деле всем за этим столом было слышны их слова.

— Этого жреца стало слишком много в твоей жизни, — зло выплюнул Веренир, все еще вполголоса.

И эмоции звучали вполне по-настоящему. Кажется, в этом он вовсе не лукавил: его действительно это злило.

— Может быть, это тебя в ней слишком много? — она недовольно посмотрела на него, не понимая, только ли эти слова сказаны напоказ, или она действительно хотела высказать ему это, чтобы сделать больно. — Господарь, я прошу прощения, — Исха поднялась из-за стола. — Но меня ждет неотложное дело. Если позволишь, я пойду.

— Ступай, Исха, — непонимающе посмотрел князь сперва на нее, а потом на Веренира.

Ведьма успела дойти до дверей зала, когда Веренир тоже извинился перед правителем и последовал за ней.

— Ну что тебе от меня нужно?! — громко спросила Исха, чтобы все сидящие за столом слышали, когда они оказались за порогом.

Веренир закрыл за ними дверь. Однако все еще было не кончено. Тут стояли стражи, и они тоже должны были стать свидетелями неприятного разговора.

— Что ты себе позволяешь?! — зашипел десница, схватив ее за руку. — Я привел тебя в замок, познакомил с князем! Ты позоришь меня!

Краем глаза ведунья уловила какое-то движение. Оба стража, которые охраняли вход, напряглись. Она была почти уверена, что Веренир говорит это только для них, однако слишком натуральными казались чувства, отражавшиеся на его лице.

— Мне больно, — посмотрела прямо в его голубые глаза, холодные, словно замерзшее озеро. — Отпусти!

Он только сильнее сжал. И если до этого она сказала это только напоказ, то теперь стало действительно больно.

— Веренир! Отпусти! — слезы показались на глазах, и она не могла их сдержать. — Ты изменился! Стал совсем другим! Оставь меня в покое уже наконец! — она вывернулась, прижав кисть к груди, как бы защищая руку, и побежала по коридору, направляясь в свои покои.

— Исха, вернись немедленно! С тобой говорит княжеский десница!

Он шел за ней. Не переходил на бег, однако почти не отставал. Слуги, которые встречались на их пути, в страхе разбегались.

— Я повелеваю тебе остановиться! — кинул ей маг.

Исха резко остановилась, даже покачнувшись вперед, не подрассчитав столь резкое торможение.

Мимо них по узкому коридору на цыпочках пытались протиснуться две служанки с испуганными глазами. Ох, об этой ссоре, кажется, будет знать не только весь замок, но и вся столица.

— Да, господин десница? — подчеркнуто вежливо и отстраненно спросила она, склонив голову. — Чего ты желаешь?

— Желаю, чтобы ты прекратила так себя вести!

— Как прикажешь.

— Да боже мой, Исха!

— Мне нужно работать, — она снова поклонилась. — Если тебе больше от меня ничего не нужно, я пойду.

— Делай что хочешь!

Веренир развернулся на каблуках и зашагал обратно на ужин. А Исха с колотящимся сердцем побежала к себе. Только там, закрывшись и убедившись, что никого в ее покоях нет, дала волю слезам.

Если это не настоящая ссора, то почему же так больно? Почему так печет сердце?!

***

Стук в двери выдернул Исху из полудремы. Она подняла голову от подушки и хрипло сказала:

— Можно войти!

Пришлось прокашляться, потому что голос совсем не слушался. В проходе показался Григ. От этого она немного расслабилась. Рядом со жрецом можно не бояться показывать боль.

— Что случилось, Исха? — подошел мужчина к ее ложу. — На тебе лица нет.

Она покачала головой и ничего не сказала.

— Это из-за сегодняшней ссоры? — догадался собеседник.

— Да, — ведьма медленно села, глубоко дыша, потому что почувствовала дурноту. Эти эмоциональные встряски совсем ее довели. — Я… Григ, я не знаю, была ли эта ссора ненастоящей.

На последнем слове ее лицо перекосила гримаса страдания. Она опустила лицо в ладони, беззвучно всхлипывая. Григ сел рядом и привлек к себе, обняв за плечи.

— Прости, что тебе приходится все это видеть, — ее грудная клетка резко сокращалась, боль в сердце терзала и не оставляла ни на щепку.

— Исха… — жрец сжал ее крепче. — Милая моя, поверь, все наладится.

— Не наладится, я его совсем не понимаю! Люблю, но не понимаю! Как так может быть? Почему мне так спокойно, так хорошо рядом с тобой и так плохо рядом с ним?

— Исха…

— Но без него стократ хуже! Я без него жить не хочу, понимаешь?!

Она рыдала в голос в его руках, кусая свои кулаки и пальцы, раскусывая губы до крови.

— Все-все, тихо. Успокойся.

Он шептал и шептал ей какие-то ничего не значащие слова, что-то нежное, что-то хорошее, что-то доброе: о солнце, о Ясногорящем, о счастье, которого достойна ведунья. Долго-долго гладил по голове, укачивая, как маленькую, пока она окончательно не затихла.

— Почему это так больно? — бесцветным голосом произнесла Исха, отстранившись от Грига. — Почему любить — это так страшно?..

Он только улыбнулся, разглядывая каждую черточку ее лица, и покачал головой.