Волки (СИ) - Токтаев Евгений Игоревич "Инженер"

— Обычная высокопарная похвальба, свойственная варварам, — заявил Траян.

— Однако это всё объясняет, — покивал Лузий Квиет, — ликантроп и дровосеков сожрал.

— Вряд ли, — возразил Марциал.

— Действительно, — кивнул Сура, — дровосеков похитили среди бела дня. Кто-нибудь слышал, чтобы ликантропы разгуливали при дневном свете?

Все повернулись к Критону. Врач покачал головой.

— Боюсь, мои знания в этом вопросе ничтожны. Однако думаю, некоторую помощь в установлении истины, хотя и весьма небольшую, я мог бы оказать.

Он вопросительно взглянул на императора.

— Продолжай, Статилий, мы очень внимательно тебя слушаем.

— Много лет назад, когда я был ещё юношей, как всякий человек, избравший путь врачевателя, стремился попасть в Пергам, чтобы учиться в храме Асклепия. Там я познакомился с одним человеком старше меня. Он был поистине одержим жаждой знания, я более ни в ком, ни до, ни после не замечал подобного. Мы сдружились и много времени проводили вместе. Должен признаться, мой приятель был чрезвычайно щедро одарён богами. Он на голову превосходил меня способностями, изучал не только строение тела человека и способы борьбы с разрушающими его хворями. О, его интересы заходили гораздо дальше. Намного дальше…

Критон немного помолчал. Присутствующие тоже не проронили ни слова, терпеливо ожидая продолжения.

— Среди прочего я запомнил большое любопытство, которое он проявлял в отношении ликантропии. Ему хотелось найти причину этого явления, о котором у многих народов сохранилось немало преданий.

— И что же? Он нашёл? — спросил Траян.

— Я не знаю, — пожал плечами Критон, — в ту пору нет. Потом мы расстались, я поехал в Рим, а он остался на востоке. Много лет мы поддерживали общение, обмениваясь письмами. Делились знанием. Но о природе сверхобычных существ разговор более не заходил. Я написал ему письмо в тот же день, когда Тит Лонгин и Тиберий Максим привезли тела погибших от когтей этого, предположительно, ликантропа.

— Где сейчас живёт этот человек? — спросил Адриан.

— Предполагаю, что в Антиохии. По крайней мере, жил там пять лет назад, когда я получил от него последнее письмо. С тех пор мы не переписывались, как-то не было случая. Прости, Август, я не знаю, дойдёт ли моё письмо до адресата.

— В Антиохии… — медленно проговорил Траян, — в любом случае письмо дойдёт не скоро. Пока будет получен ответ… И неизвестно, прольёт ли он свет на наше дело…

— Я сразу предупредил, Август, что вряд ли смогу оказать значительную помощь, — развёл руками врач.

— Что ж, и на том спасибо, Статилий. Кто ещё желает высказаться?

— Все, что лично мне известно о ликантропах, — сказал Адриан, — не позволяет предполагать в нападавшем именно это существо.

— Почему? — спросил Квиет.

— Потому что сейчас не полнолуние.

— Они оборачиваются только в полнолуние?

— Насколько мне известно — да.

— Я вспомнил! — хлопнул себя по лбу Критон, — есть ещё кое-что. Существует мнение, будто обратившиеся в зверя люди себя не помнят. Они именно звери, только намного умнее, хитрее, сильнее и кровожаднее обычных волков.

— Теряют разум? — переспросил Марциал, — это очень важное замечание.

Трибун вопросительно взглянул на него.

— Что ты этим хочешь сказать, Гай?

— Кажется, я понимаю… — пробормотал Адриан, — эта тварь вела себя…

— … вполне осмысленно, — закончил фразу Марциал, — как человек. Кроме того, уцелевшие участники схватки утверждают, что тварь пользовалась оружием и не боялась огня.

— Ну, всё-таки это не вполне волк… — пожал плечами Квиет.

— Тварь чувствует боль, — сказал Адриан, — её удалось ранить, Лонгин видел это отчётливо. Тварь отступила перед обычными смертными, она уязвима, её возможно убить.

— И это главное, — кивнул император, — тварь следует выследить и уничтожить. Лузий, поручаю это тебе. Считай, что это просто невероятно хитрый лев-людоед. Он не мечет молний, не завораживает взглядом. Он смертен. Так и объясни людям, которым поручишь охоту. Более других с тварью успели познакомиться паннонцы, вот пусть и отомстят за своих товарищей. Усилить посты и охранение на внешних работах. Смотреть в оба.

Лузий Квиет, взиравший на принцепса исподлобья, кивнул.

— Люди напуганы, лагерь бурлит, — мрачно сказал Адриан.

— Нашёл предлог для отсрочки выступления? — раздражённо поинтересовался Траян.

— Нет, Август! — изобразил возмущение Адриан, — мы выступим через два дня, как ты и приказывал.

— Начинать зимнюю кампанию, когда легионеры через одного трясутся от страха? — раздражённо процедил Траян, — как это глупо… Сразиться с сильнейшим врагом, победить его и обгадиться из-за какого-то волка-переростка…

— Мы его прикончим, Август! — бодро заявил Квиет, который уже позабыл о своём суеверном страхе перед неведомым.

— Рассчитываю на тебя, Лузий. И на тебя, Гай, — повернулся Траян к Марциалу, — людей следует успокоить. Тех, кто будет продолжать распространять сплетни и сеять панику, строго наказывать.

— Что сказать людям, Август? — спросил Марциал.

— Не знаю! — повысил голос Траян, что за ним крайне редко замечалось, — придумай что-нибудь.

— Все будет сделано, Август, — невозмутимо сказал Марциал.

— Десять дней ещё вам даю и это последняя отсрочка. Все должны быть заняты делом. Сулла боролся с паникой в легионах изнурительным трудом. Берите пример. Чтобы никакой болтовни о ликантропах и прочих тварях. На этом все. Свободны.

XI. Пепел

Он прикоснулся к груди. Показалось, что сердце не бьётся. Может быть, это сон? Как бы он был счастлив сейчас, если бы мать бесцеремонно сдёрнула с него одеяло, вырвав из когтей этого страшного сна.

В глазах потемнело, голова закружилась, небо и земля поменялись местами, ноги подкосились. Бергей слепо вытянул руки вперёд, его бросило в пот. Стремительно накатывала глухота.

Почему так тихо? Мёртвая тишина. Но ведь это просто красное словцо, так не бывает, чтобы ни шума ветра, ни голосов птиц. Совсем ничего. Это сон.

Ему казалось, что он лежит на спине и смотрит в серое небо немигающим взором, бесстрастно следит за равнодушно проплывающими облаками. На самом деле он стоял на четвереньках, лицом вниз.

Пальцы пронзили тонкий наст, медленно сжались. В ладони впились острые края ледяной корки.

Бергей поднял голову, встал на колени, с усилием провёл грязными отросшими ногтями по щекам. Почти ничего не почувствовал. В глазах переливались огненные узоры.

Он крепко зажмурился, потом несколько раз моргнул, помотал головой. Ощущение давящей мёртвой тишины постепенно проходило, сознание прояснялось.

Это не сон.

Город умер в огне. Пожар был столь силен, что от деревянной стены, опоясывавшей Храмовую террасу, почти ничего не осталось. Лишь в нескольких местах ослепительную белизну засыпанной снегом горы уродовал обугленный, завалившийся наружу остов.

Сармизегетуза стояла на нескольких вырезанных в горе террасах. Часть города, где находились храмы богов, занимала две террасы. Высшая точка располагалась в северной оконечности Цитадели.

Сгорели и обрушились крыши храмов Залмоксиса и других богов. Теперь на их месте из оплывшего, покрывшегося ледяной коркой снега торчали ряды покрытых копотью каменных столбов.

Боги не спасли город. Не спасли даже свои жилища.

Серая стена Цитадели тоже почернела от сажи. Она вся испещрена трещинами. Внизу во множестве валялись расколотые каменные ядра, которыми римляне обстреливали крепость. Восточные ворота, ведущие из Цитадели на Храмовую террасу, распахнуты настежь. Они, на удивление, почти не пострадали от огня и следов работы тарана не видно. Римляне долбили им западные ворота, там как раз имелся ровный участок, позволявший подтащить машину. У восточных врат дорога шла слишком круто. Впрочем, западные ворота «красношеим» не поддались, они тоже были раскрыты, а не разломаны.

Юноша поднялся и медленно, при каждом шаге проламывая наст и проваливаясь по щиколотку в колючий снег, побрёл вверх по склону, к внутренним вратам.