Канарейка Великого князя (СИ) - Росса Ольга Геннадьевна

— Хорошо, — я повернула лошадь влево к тропинке, которая вела к особняку. Мы не спеша близились к финалу тренировки. — Что насчёт завтра? Мне снова приезжать сюда, чтобы практиковаться в езде?

— Да. Думаю, так будет лучше. И возьмите с собой костюм для верховой езды, в котором отправитесь на охоту, чтобы привыкнуть к нему.

— Снова врать Елене Павловне, что поехала проведать родных? — ох, не нравится мне это, ведь придётся каждый день проводить длительное время наедине с Петром.

— Скажите, что получили приглашение на чай или обед от подруг по институту. У Алединской точно их было немало, — невозмутимо продолжил Пётр. — Вам понравилось ездить верхом?

— Честно говоря, это сложно, но эмоции переполняют меня только положительные. Кажется, Бэлле я понравилась, — и ласково погладила лошадь.

— С этим не поспоришь, — пробубнил мужчина себе под нос, но я уловила его слова.

После тренировки я переоделась и не мешкая отправилась обратно в Петербург в карете вместе с горничной. Пётр провожал меня, держась со мной холодно, словно не с ним мы вчера упоительно целовались за шторой. Оно и к лучшему. Не уверена, что смогла бы устоять перед соблазном снова ощутить пьянящий вкус его губ, если бы Каховский проявил настойчивость.

Вернувшись во дворец, я вовремя успела к ужину. Михаил Павлович, как и говорил, отбыл в Варшаву. За столом присутствовали фрейлины и пара придворных сановников. Разговор зашёл о предстоящей охоте. Я узнала, что планировалось провести несколько дней в Гатчине в узком семейном кругу. И только одну фрейлину Елена Павловна берёт с собой в поездку — меня. Но она пока не спешила с пояснениями, почему именно на меня пал её выбор и с какой целью.

Перед сном я попросила горничную показать мне костюм для верховой езды и упаковать его завтра с собой. Пораньше отправимся в дом барона, чтобы подольше упражняться в конных прогулках.

А ночью мне приснился странный сон, очень реалистичный. Я сидела за роялем в гостиной особняка Штейнгеля и пела, мои пальцы выводили на клавишах лирическую мелодию. Рядом стоял великий князь и с улыбкой на губах слушал мой голос. Вокруг ни души, только я и Михаил.

Свечи дрожали, тени от предметов колыхались, а я снова пела песню из «Титаника» для великого князя. Стоило только музыке утихнуть, как моих плеч коснулись горячие пальцы.

— Не устаю восхищаться тобой, моя нежная канарейка, — ласково шептал Михаил, наклонившись к моей шее. Меня даже не смутило то, что он обращается ко мне на ты. — Оля, я скучаю по тебе.

Я поднялась со стула, и меня тут же заключили в горячие объятия. Мужские губы касались кожи возле уха, шепча нежности. Сердце бешено билось в груди от чувственного вулкана, что просыпался внутри меня.

— Ты нужна мне, моя канарейка, — продолжал голос князя продолжал будоражить душу, рождая во мне новые желания. Странно, что метка не реагирует на его касания.

«А князь ли это?» — осенила меня догадка.

Я развернулась и от удивления едва не задохнулась. Но не успела и слова сказать, как мои губы смял требовательный поцелуй Петра. Он жадно впивался губами, обхватив мои скулы ладонями. И вдруг я поняла, что не в силах сопротивляться его напору, что именно этого хочу — его губ, его рук, сумасшедшего аромата осеннего дождя.

И я сдалась, ответив на поцелуй. Мир закружился в чувственном водовороте, который захватил нас обоих. Меня сжигал огонь страсти, словно открыли ящик Пандоры и все чувства, которые я прятала глубоко, вырвались наружу.

— Оля, ты нужна мне, — шептал уже Пётр, обжигая мои губы. — Ты моё спасение…

И в этот момент сон оборвался, вышвырнув меня в реальность. Я долго всматривалась в черноту комнаты, приходя в себя. Это был сон, но очень странный и реалистичный. Как будто Каховский влез в мои сновидения и решил исправить сюжет по своему разумению.

Утром я уже не вспомнила о сне и спокойно отправилась вместе с горничной в загородный дом барона Штейнгеля. Сегодня Пётр решил устроить настоящую прогулку верхом по окрестностям. Во дворе нас ждали две лошади, Бэлла и вторая, вороной масти.

Каховский подошёл ближе, когда я собиралась взобраться в седло, и решил помочь мне. Стоило ему только коснуться моей голени, как меня обдало жаром и в голове всплыли картины из сна. Усевшись в седло, я недоумённо посмотрела на мужчину. Что это было?

— Ольга, что вам снилось сегодня? — и зелёные глаза с прищуром взглянули на меня.

Глава 27. Буря

Пётр, не дождавшись моего ответа, запрыгнул в седло, продолжая смотреть на меня.

— Мне, например, снилось, как вы играли на рояле и пели только для меня, а потом я вас поцеловал. И всё было так реалистично, словно наяву.

Кровь отхлынула от моего лица. Это что же получается, мы видели один и тот же сон?!

— Я не помню, что мне снилось, — я тихонько пришпорила лошадь, и она медленно пошла по дорожке.

— Точно? — голос Каховского звучал с издёвкой, как будто колдун знал, что ночью снился мне.

— Точнее не бывает, — буркнула я себе под нос, крепко держа поводья.

Конная прогулка помогла унять волнение, которое поселили во мне слова Петра. Лошади не спеша шли к пруду. Я вдыхала свежий воздух полной грудью и старалась не обращать внимания на мужчину, который чуть ли не бок о бок ехал рядом.

— Ольга, расскажите о двадцать первом веке. Как там обстоят дела? Наверное, ваши современники намного счастливее нас, нет войн и царит равноправие.

— Всемирное счастье и равноправие — это утопия, Пётр Григорьевич, — хмыкнула я. — Все вроде равны, но кто-то равнее. В о йны не закончатся до тех пор, пока живо человечество. Властители мира не перестанут между собой грызться и выяснять, кто сильнее, умнее, жертвуя своими народами, отправляя их в самое пекло. Найдут тысячу причин начать войну, вместо того чтобы искать тысячу причин её не начинать. И люди будут верить в то, что именно с их жертвой мир станет лучше и светлое будущее обязательно наступит.

— Но без веры в лучшее человечество не сможет двигаться дальше, — парировал мужчина.

— Да, вы правы, именно этим человек и живёт на земле. Возможно, когда-нибудь закончатся в о йны и делёжка, но это точно произойдёт не в двадцать первом веке, если вообще человечество выживет, а не сгинет в ядерном взрыве.

— Что такое ядерный взрыв? — нахмурился Пётр.

У нас завязалась долгая беседа, во время которой я рассказывала Каховскому о мировых войнах, случившихся в двадцатом веке, о том, как человечество создало ядерное оружие, о его применении в Японии и последствиях катастрофы. Собеседник внимательно слушал меня, задавая уточняющие вопросы. Он был сосредоточен и задумчив.

— Мои современники, безусловно, живут в лучших условиях, чем люди прошлых столетий. Но иногда, ложась спать, я не была уверена в том, что проснусь, — я смотрела на лесную тропинку, что вела всё дальше вглубь. На меня нахлынули воспоминания из моей прежней жизни.

— Однако занимательная беседа вышла у нас, — Пётр хмуро посмотрел в небо. — Пора возвращаться. Скоро снег пойдёт.

Я тоже подняла голову и увидела надвигающуюся огромную тучу. Вдруг подул холодный ветер. Я развернула лошадь в обратный путь и припустила её рысью. Оказывается, беседуя, мы ушли очень далеко от дома, и вскоре снегопад настиг нас. Ветер усиливался, превращаясь в настоящую метель.

Когда мы вернулись к дому, я изрядно продрогла, пальцы в тонких кожаных перчатках онемели от холода. При попытке спешиться чуть не свалилась с лошади кубарем, но Пётр вовремя поймал меня при падении, подхватив на руки, и понёс к дому. Я настолько замёрзла и устала, что не было сил сопротивляться, прижалась к мужскому плечу и обняла Петра за шею.

— Замёрзли? — прошептал он, почувствовав, как я дрожу. — Сейчас согреетесь. Напою вас горячим чаем с мёдом, усажу перед камином и закутаю в шерстяной плед.

Его голос ласкал, окутывая таинственной аурой. Мне действительно захотелось, чтобы всё так и случилось и чтобы Пётр никогда не выпускал меня из своих объятий.