Вторая жизнь Герцогини. Кровь и Дух (СИ) - Ширай Вера

Я видела, как в нём что-то резко переменилось. Лицо дрогнуло. Улыбка сползла вниз. В глазах мелькнуло узнавание, потом – тревога, и наконец раздражение, почти гнев. Но он не встал. Он сидел, как застывший, и не мог не смотреть.

Я не отвела взгляда. Не на секунду. Пусть знает.

Центральный стул — герцогский, всё ещё пуст. Очевидно, вдовствующая герцогиня продолжает театральную подготовку к своему «величественному» появлению. Я позволила себе презрительную улыбку.

А вот за креслом советника — уже сидела Ариана, болтая ногой в белом башмачке, как девчонка на утреннем сборище. Её лицо было беспечно, взгляд рассеян. Она увлечённо разглядывала людей, даже не замечая моего приближения, пока не почувствовала тень.

Я подошла к ней вплотную. Нависла, как буря над равниной. И тогда она вскинула голову:

— Ой! Оливия, ты вернулась. Это матушка сказала мне присутствовать, знаешь, я сначала не хотела, но она…

Она уже потянулась встать, поджав ногу, как испуганный воробей, но я мягко, твёрдо опустила руку на её плечо и надавила, заставив её сесть обратно.

— Ты здесь? Тогда и сиди как подобает, Ариана, — сказала я холодно. — Слушай. Учись. И помалкивай. Пока тебе не зададут вопрос.

Она сглотнула, казалось ей нечего сказать, впервые с нашего знакомства.

— И принесите гостевой стул для важного гостя. — громко сказала я слугам.

ГЛАВА 25 ДЕЛА СУДЕБНЫЕ

Двери в торце зала с тяжёлым скрипом распахнулись, и все головы одновременно повернулись к ним. Появление вдовствующей герцогини не было ни внезапным, ни скромным — это была тщательно поставленная сцена, театральная до последнего жеста.

Она вошла с осанкой императрицы, высоко подняв голову и скользя по каменному полу с грацией женщины, привыкшей к власти. На ней было платье глубокого сливового цвета, богатое, но не вычурное — парча с серебряной вышивкой по рукавам и вороту, в которой прятались узоры герба её рода. Поверх — накинута чёрная бархатная мантия с вышитыми лилиями по краю, а на голове — тонкий серебряный венец с аметистами, скорее напоминание о статусе, чем украшение.

Рядом с ней шагал управляющий города — низкорослый, плотный мужчина с массивной печатью на груди, а следом двигались деревенские старосты — в простых камзолах, но тщательно вычищенных, с тревогой и смущением в глазах. Они явно не привыкли к подобным выступлениям, и держались чуть позади герцогини, как свита, которой не указали, где встать.

Пока они направлялись к своим местам, в зале, словно ветер, разносились обрывки её слов, намеренно громких, произнесённых «про себя», но на самом деле для публики:

— …слишком молода, конечно… — …неполноценная как управленец, всё-таки воспитание другое… — …в столице, говорят, уже приглядела платье за полторы сотни…

Мягкий, тягучий яд в каждом слове. Несколько лиц в зале отвели глаза от меня. Другие — наоборот, смотрели с возрастающим интересом.

Я не двинулась с места, я уже уютно расположилась в герцогском кресле. Но когда она приближалась к месту, сразу же заметила меня, — я медленно встала. Словно не слышала её. Словно всё это — пыль, не стоящая внимания.

Я провела взглядом по залу. Люди ждали. Одни с любопытством, другие — с опаской. Но я чувствовала себя неожиданно спокойно, как будто внутри уже всё решено.

— Я рада приветствовать всех собравшихся в этом зале суда, — начала я твёрдо, голос мой прозвучал чётко, без дрожи. — Суд будет справедливым и достойным, обещаю это как герцогиня этих земель.

Я не посмотрела на мать герцога. И не остановилась.

— Леди Ариана сообщила мне, что её мать, вдовствующая герцогиня, настояла на её присутствии на этом заседании в должности советника. Это решение меня опечалило… не потому, что я сомневаюсь в Ариане, — я слегка повернулась к ней, и та, заметно напрягшись, перестала болтать ногой, — а потому, что вдовствующая герцогиня отказалась от предложенной ей должности советника. Это место я предложила ей на последнем совете. Тем не менее, я уважаю её мнение — дать шанс и возможность учиться молодым.

Я выдержала паузу. Лицо герцогини застыло в гневе. Я видела, как её скулы напряглись, как тонкая вена на виске предательски пульсировала. Это было почти комично — впервые увидеть, как её сдержанный фасад трещит. Но я оставалась невозмутимой.

— Мы все понимаем, что однажды Ариана станет хозяйкой земель своего будущего мужа. А потому, уважая решение вдовствующей герцогини, мы предоставим Арина должность советника, а вдовствующей герцогине место почётного гостя, — закончила я. Ариана смотрела на меня так испуганно, как будто она не подозревала, что ей тоже придется отправится в чей-то дом и сражаться за власть и уважение в замке.

И только теперь, когда в зале вновь воцарилась тишина, я обратилась к стражнику у дверей:

— Что ж… да начнётся суд. Пригласите городских служащих. И приводите обвиняемых.

***

Когда двери зала вновь открылись и стража ввела первую группу обвиняемых, я уже сидела на главном месте, поднятом над залом. Рядом со мной — старосты деревень, управляющий города, за их спинами — Леннокс и стража. Герцогиня на почетном месте гостя, без права голоса.

— Имя? — спросила я. — Олрик, из Линдаля, госпожа, — отозвался староста. — Его поймали ночью у общинного амбара. Унёс мешок зерна.

Олрик поклонился, слишком низко для своего возраста.

— Я... у меня трое детей, миледи. А запасов нет. Просто хотел, чтобы они поели… я вернул бы потом.

Я услышала, как кто-то фыркнул. Возможно, Кервин. А может, вдовствующая герцогиня. Но я не отвела глаз от крестьянина.

— Это преступление, — сказала я. — Но и голод — преступление, совершённое против нас всех. Урожай скуден, и мы должны держаться друг за друга.

Мужчина вскинул голову, а староста кивнул, обретая уверенность.

— За кражу ты будешь работать на амбарной страже и помогать на складских работах шесть недель. Так ты вернёшь зерно всем. А твоя семья получит помощь из герцогских запасов. Один мешок — не подарок, а аванс доверия. Не разочаруй нас.

Гул одобрения прокатился по залу. Я увидела, как кто-то сжал руку супруги. Кто-то шепнул «справедливо». Лишь Кервин привстал под одобрительным взглядом вдовствующей герцогини:

— Это растрата миледи, и воровство поощряется. — сказал он кланяясь и улыбаясь городскому стражу.

—Я не думаю, что если мы заберем все зерно у человека, то он не пойдет на другое преступление, а сейчас он вынужден отработать мешки. Мое решение окончательное. А стража проверит качество работы Орлика. Если будет плохо работать — мы его накажем.

Следующее дело показалось более мутным.

— Обвиняемые — Рина, вдова, и лавочник Тольд. Спорят о колодце.

— Он испортил его! — воскликнула женщина. — Мы поругались, и он вылил испорченное масло прямо в воду. Все видели, как колодец потемнел!

— Никто не видел меня там! — возмутился Тольд. — А масло я выбросил за забор! Это клевета, потому что я отказал ей в кредите!

Старосты переглянулись. Стража пожала плечами. Никаких доказательств, только слова.

— Без доказательств — нет вины.— сказала я. — Колодец стал мутным, и он должен быть очищен.

Я посмотрела на Тольда.

— Я распоряжаюсь: лавочник Тольд в течение недели совместно с Риной под надзором местных жителей очищает колодец, вызывает травника на проверку воды, может ищет мага, а затем — сам ежедневно пьёт из него. Чтобы доказать свою добросовестность. Если возникнут проблем с очисткой, жду вас на собрании. —Посмотрела я на лавочника и местную вдову.

Тольд покраснел, но согласился. В зале прошёл смешок. Только женщина была недовольная.

Следующий подсудимый вошёл под конвоем двух стражников. Вернее — его ввели. Он не сопротивлялся, но шёл так, будто каждый шаг — пронизан ненавистью к собравшимся. Худой, жилистый, в выцветшей рубахе, запятнанной болотной грязью. Возраст — не больше двадцати. Он держал голову высоко, но взгляд… Волчий. Злой, оценивающий опасность. Взгляд как у загнанного зверя.