Мелкий писец (СИ) - Мамин Олег

Получилось забавное совпадение: управляющий работами в порту пришёл, видимо, попытаться ещё раз выморщить золота. Когда понял, что босс очнулся, ползал на коленях, рассказывал, как он рад видеть его в добром здравии, что каждый день приходил чтобы осведомиться о его здоровье. Не то что остальные.

Судя по лицу Саптаха он понял ситуацию так же как и я. Нахмурился.

Потом я узнал, что полученную сумму удержали у него из жалования. Только у него. Вообще-то, смазывать золотом шестерёнки бюрократической машины — это норма. Его накали только за ложь. Даже места своего не лишился.

А моя жизнь с тех пор стала тяжелее: я почти официально оказался его помощником. Весточку о необходимости замены отправили царю вместе с очередной доставкой камня, от местных учеников Саптах отказался, а своего младшего сына почему-то не пожелал взять себе в помощь, но упомянул в письме, что он достоин. Мол, утвердите. Я писал тест под диктовку, так что точно знаю, что там. Дважды переписывал, пока Саптах не сказал, что мои закорючки достойны глаз царя.

Думаю, что тут какая-то политика и тонкий придворный этикет важны. Если человек назначен самим фараоном, то отношение к нему будет иное. Смею предположить, что так он обеспечит ему дополнительную защиту, чтобы не пришлось опять меня наряжать и подставлять под злобный хека.

Я условно говорю, кто ж теперь меня, знаменитость, перепутает с Неферненом. Волосы у меня отрасли порядочно, теперь все знают седого мальчика, который ведёт записи за управляющим царскими каменоломнями.

В любом случае, прибудет новый человек или будет утверждена кандидатура Нефернена, дело это не быстрое: пока лодка дойдёт до места, пока письмо отнесут к тому самому носителю царских сандалий… А потом ещё путь обратно. При самом оптимистичном сценарии — пара декад, и то вряд ли.

Разговор со мной Саптах начал не с благодарности. Более того, я их так и не услышал.

Он посчитал более важным рассказать, что за история случилась с младшим сыном. К тому же она и меня касается.

— Главному жрецу был сон в котором было предсказано, — начал Саптах тихим, но твёрдым голосом, — что из моего дома выйдет мальчик, который нарушит маат. Исфет воцарится над Двумя Землями.

— Почему он выбрал целью Нефернена, а не меня? — намёк хозяина дома я понял, так что не постеснялся говорить прямо.

— Предсказание дано ему до того, как мы с тобой встретились.

— Ты знал о том, что боги не желают того, чтобы я выходил из деревни?

— Я убедился, что речь о тебе только сейчас, когда я говорю с тобой, а не с Осирисом.

— У тебя тоже было пророческое сновидение?

— Все сны пророческие, просто мы не умеем читать эти божественные знаки так, как слова на папирусе и стенах.

— И что ты прочитал?

— Иногда боги входят в пространство слов чтобы показать всё так же чётко, как наш с тобой разговор сейчас. Я видел, как Могучая (егип.: Сехмет) заносит калам, с которого капают красные чернилами над моим именем в списке. Два павиана, Тот и Шу, прокручивающие его, веселятся. Один из них, с седой головой, зовёт такого же седого мальчика, а тот подставляет руку под чернила, и калам проводит черту по его руке, а потом вписывает новое имя в список рядом с моим. Я не мог его прочитать. Я не знаю этого языка. Все смеются. Кроме мальчика. Я узнал тебя по этому сну.

Саптах указал на мою руку.

— Этот шрам уже был, когда… — я показал руку, где на ладони зияла довольно жирная отметина.

— Когда ты пришёл с Запада? — слабо засмеялся Саптах.

— Нет, — признаваться я не собирался. — Я не был в Дуат, не видел Полей Иару. Когда я очнулся, то не был младенцем, но был как младенец, начал жизнь заново. Учился говорить, учился миру вокруг.

— Для меня это не имеет никакого значения. Мой сон исполнился. Сон Хаэмуаса тоже исполняется. А что насчёт твоего?

Я сразу понял, о чём говорит Саптах. Когда он пришёл в деревню, я сказал ему, что знал, что он придёт за мной. Я действительно видел во сне только как он приходит за мной и больше ничего. По крайней мере, ничего больше не вспомнил после пробуждения.

— Знал только, что должен пойти за тобой, когда позовёшь. Значит, исполнено. Что теперь? Я сам по себе? — как ни старался говорить спокойно, голос дрогнул. Тревога пробилась.

— Для начала, утрём нос Рахотепу, — Саптах сделал попытку злорадно посмеяться, но слабость не позволила ему. — К тому же, мне нужен помощник.

— Опять я подменяю Нефернена? — я улыбнулся. Пока ещё напряжённо, но уже чувствовал, что тревога отступает.

— Не хочу его обнадёживать, пока его кандидатура не утверждена. Пусть без забот закончит обучение. Да и тебе пойдёт на пользу. Уарсу помогает Рахотепу, и его успехи превосходят твои.

Обучение на рабочем месте действенный метод, по эффективности уступающий только обучению плаванию сбрасыванием в реку с моста. Хочешь не хочешь, но научишься сносно держаться на воде. Только вот те, кому сначала объяснили теорию, как правило плавают лучше.

Ну да ладно. Вряд ли я мог повлиять на решение Саптаха. Да и не видел причин не согласиться с ним.

За ближайший месяц моя жизнь наполнилась рутиной. День я ходил хвостиком за надзирающим за царским карьером, а потом, вечером, переписывал свитки, добавляя в личную библиотеку Саптаха ценности.

Уж не знаю, как он договорился с Домом Жизни (авт.: перанх, хранилище знаний и учебный центр) храмов Сатис и Хнума в Элефантине; насколько я знаю, материалы не разрешают выносить наружу. Откуда они я узнал по деревянной бирке на свитке. Что-то вроде библиотечной карточки, где указано, что внутри относительно хрупкого свёртка. У древних книг нет корешка, негде надписать заглавие, а каждый раз развёртывать папирусы не только вредно для сохранности, но и неэффективно с точки зрения времени поска нужного.

Платой, очевидно служило то, что я делал две копии. Одна шла в Саптаху, другая в перанх. Однако, всё равно такая сделка требует высокого доверия. Сначала Саптах лично плавал на остров за новыми материалами, а потом их стал приносит Нефернен, возвращающийся с учёбы.

У меня есть подозрение, откуда такое доверие. Возможно, то, что я пишу, носит на себе особый след. Как те свитки, которыми можно отпугнуть крокодилов. Их я написал всего три штуки за последнее время.

Ну, и почерк у меня хороший. Не зря работал над моторикой с самого момента пробуждения. Фактически, каллиграфически пишу. И некоторые принципы каллиграфии рассказал Саптаху.

Он даже велел мне записать всё это, создать учебное пособие.

Начал с банальностей, вроде того, что калам нужно держать вертикально. Расслабить запястье, не препятствовать кровотоку. Не двигать локтем, он ось. Для длинных линий делать движение от плеча, а не только запястьем.

Один из трудных моментов — ритмичность. Условно говоря, писать под счёт.

А дальше по памяти воспроизвёл части книги про каллиграфию. У меня и в прошлой жизни был хороший почерк, и он образовался не сам по себе. Специально старался исправить его, после того, как в университете принёс ватман с заданием по курсу «Детали машин», а преподаватель перечеркнул его ручкой и разозлился: «Не по ГОСТ!» — орал он сверкая четырьмя глазами.

Сдал только с третьего подхода, и последней преградой стал шрифт. Это было во времена, когда каждый ретроград в профессуре мог потребовать чертить от руки, чтобы глубже понять основы предмета. Не в специальном САПРе делалось, всё ручками, от того получить крест ручкой — это переделка с нуля.

Вот я и взял в библиотеке не справочник по черчению, а полуфилософский труд на тему каллиграфии. В те времена мистика была в моде. Многие моменты из той книжки японского автора намертво врезались в память. Далеко не всё запомнил, куда мне, но что-то сугубо практическое записалось на подкорку очень надёжно. Даже несмотря на то, что подкорка теперь другая — помню.

В инструкцию-воспоминание я включил такой сомнительный момент как «не давить на кончик», хотя с этим есть сложности: папирусы как правило корявые, неровные, если бы писать мягкой кистью, то наверное можно было бы реализовать в полной мере.