Пепел жизни - Харос Рина

Поначалу жители молча наблюдали за происходящим, а затем ринулись по сторонам, убегая от опасности. Магия древ, что объединилась после падения, материализовалась в семь грехов, но они не походили на те, что окутывали тело Йенса после ухода Касандры. Те были прислужниками самой Смерти, которая воссоздала их для того, чтобы своим видом наводить страх и заставлять людей идти за ней добровольно, боясь, что те придут по их душу и уничтожат. Только глупцы не знали, что их судьба была уже давно предрешена…

Гордыня. Женщина тридцати лет, одетая в белоснежное платье с высоким воротом, подол колыхался на ветру. Сероватого оттенка глаза смотрели на все вокруг надменно, высокомерно, высоко поднятая голова и прямая спина, по которой струились синеватого оттенка волосы. Прямой нос и плотно поджатые губы выдавали ее недовольство, но при всем при этом от Гордыни веяло спокойствием и величием. Тонкие руки сложены на животе, кожа покрыта множеством магических символов, которые излучали желтоватое свечение.

Лень. Мужчина сорока лет, на котором была надета удлиненная туника, покрытая пятнами грязи и запекшейся крови. Он медленно обвел коричневого оттенка глазами поляну и встретился взглядом с Гордыней, которая с презрением посмотрела на собрата и демонстративно отвернулась. Мужчина сощурился – вокруг его глаз образовались глубокие морщины, сальные волосы зачесаны назад, нос с горбинкой и рассеченная верхняя губа говорили о том, что он побывал в драке и наверняка просто позволял себя бить. Но с кем драка?.. На его лбу, усеянном рытвинами, виднелась фиолетового оттенка родинка.

Чревоугодие. Пышногрудая женщина лет сорока, не закрывающая рта – ее пухлые руки доставали из декольте хлеб, сыр, фрукты, которые моментально исчезали во рту. Платье заляпано каплями жира и вина. Широкий красный нос, узкие глаза, что не видно за слоем жира и отеков от соленой пищи. Каждый фрукт и кусок еды, который Чревоугодие извлекала, подсвечивался лазурным светом.

Похоть. Молодой человек лет двадцати стоял и пытливым взглядом изучал каждого из братьев и сестер, кидая многозначительные взгляды на пышную грудь Чревоугодия. Но та не замечала этого, увлеченная поглощением еды. Рыжеватого оттенка волосы Похоти развевались на ветру и закручивались на концах, лицо в веснушках излучало озорство, а пытливый взгляд голубых глаз мог смутить не одну девушку. Его белоснежная рубашка была расстегнута, ткань откинута в стороны, оголяя накачанный пресс, темные штаны плотно облегали ноги, не скрывая возбужденную плоть, которую грех открыто демонстрировал. С кончиков его пальцев срывались черные искры магии.

Алчность. Худощавый старик, тело которого сгорбилось под грузом прожитых лет. Выцветшие глаза, редкие седые волосы, сквозь которые виднелись проплешины, кожа рук покрыта трупными пятнами. Вместо одежды – старые лохмотья, которые напоминали разодранные одеяния путника, имевшего неосторожность заблудиться в лесу. В руках Алчность держал сундучок, полный золотых монет, и постоянно пересчитывал, бережно поглаживая каждую. Замок, который висел у него на шее, светился багровым сиянием.

Гнев. Мужчина лет тридцати в темном костюме, с плотно поджатыми губами, смотрел на всех с недовольством и едва сдерживаемым осуждением. Черные как смоль глаза метали молнии, когда он смотрел на Алчность. Когда последнее золото падало на дно и крышка захлопывалась, грех начинал все заново. Гнев, не сдержав эмоций, быстрым шагом подошел к собрату, схватил его за изодранные одеяния и встряхнул. Старик сгорбился, прижал к груди сундук с монетами и всхлипнул, обнажив беззубый рот. Гнев выпустил его из хватки и помассировал пальцами переносицу. Когда вновь посмотрел на Алчность, в глазах греха загорелся янтарный огонь.

Зависть. Девушка лет двадцати с огненными волосами, которые едва доходили до плеч. Одного глаза не было – вместо него зияла черная дыра, второй по оттенку напоминал сумеречное небо, кончик носа отсутствовал, будто кто-то отрубил его топором или острым ножом, левую сторону лица украшал обезображивающий рваный шрам, который очень был похож на тот, что красовался на лице у Лени. Чему грех мог завидовать – спокойствию, нерасторопности собрата?.. Худощавое тело украшало изодранное платье, которое удерживалось на плотно сжатом корсете, сквозь который виднелись ребра девушки. Дыра, что зияла в районе сердца, окрасилась в изумрудного оттенка магию.

Семь древ, семь грехов, семь созданий бога Смерти, который наделил каждого из них собственной магией, приказав не пробуждаться раньше времени. И вот момент настал…

Грехи, забыв старые обиды и ненависть, протянули друг другу руки, которые шли рябью, и единой призрачной колонной двинулись в сторону дворца Мулцибера. Все живое, что попадалось на их пути, погибало, стоило только соприкоснуться с разрушающей магией.

Семь грехов, семь созданий бога Смерти шествовали навстречу новой эре, которая принесет за собой лишь погибель.

Глава 42

Касандра

– Повтори, – голос Мулцибера прозвучал неуверенно.

Я поджала губы, чтобы не рассмеяться, но как только взглянула на растерянное лицо демона, осеклась – судорожно выдохнула, когда руки Мулцибера плавно скользнули по моей спине, а взгляд Высшего отразил всю боль и мольбу, на которые только были способны эти существа.

– Я люблю тебя.

В этот раз мой голос звучал громче – какая-то гордость, которая поселилась внутри, начала растекаться по венам, когда демон сначала рассеянно улыбнулся, а потом резко прижал меня к себе, обхватив тело с такой силой, что я слабо пискнула, пытаясь выбраться из хватки Высшего. Он никак не реагировал на мои слабые попытки сопротивления, и в какой-то момент я почувствовала, как на плечо упала слеза демона.

– Мулцибер?

Я отшатнулась и уперлась руками в ключицы демона, чтобы рассмотреть Высшего. По лицу Мулцибера стекали дорожки слез, которые скапливались на подбородке, но, несмотря на все эти эмоции, он улыбался – искренне, будто мои слова доставили ему самую большую радость, на которую только способен этот проклятый и порочный мир.

– Я люблю тебя, Касандра. Если бы ты только знала как…

Я приложила палец к губам Мулцибера, а второй рукой стерла слезы, которые обрамляли красивое демоническое и жесткое лицо возлюбленного. Правитель не мог выразить своей любви, но доказал действиями – когда забрал от Йенса, спас от насилия и неуважения, подавления, с которыми я сталкивалась каждый день. Правитель никогда не упрекал и не ограничивал выбор, давал свободу, которой, как оказалось, мне так не хватало. Мулцибер не пытался быть лучше, чем есть на самом деле, показывая с самой первой встречи свое истинное лицо. Он такой, какой есть – ожесточенный снаружи, но ранимый и чуткий внутри. Демон будто каждый раз угадывал, что мне необходимо, предсказывал каждый шаг, чтобы уберечь от падения в пропасть отчаяния.

«Я тебя люблю…» Казалось, что эти слова пробили какую-то брешь в сердце демона. Он не пытался скрыть своих эмоций, слез, которые стали проявлением слабости мужчины. Это значило, что он всецело мне доверяет и не боится казаться уязвимым. Лишь тот, кто не высказывает своих истинных мотивов, по-настоящему черен душой. Но Мулцибер…

Я вспомнила Джойс, которая растила его как собственного сына. Перед глазами будто пробегали воспоминания из прошлой жизни демона, в которые я вторглась, как незваная гостья. Наши магии струились вокруг друг друга, окутывая тела легкой дымкой. Судя по выражению лица Мулцибера, он тоже видел мое прошлое – рождение на поляне из древа посреди грозы, одиночество, страх, издевательства, дружба, которая закончилась предательством. Но я позволила смотреть на все это, поскольку в любви нет места тайнам.

Вот отец Мулцибера замахивается магическим хлыстом и рассекает кожу сына – совсем еще ребенка, который всячески пытался помочь сестре. Вот демона отсылают прочь из дома подальше, во дворец на окраине леса, чтобы скрыть позорное происхождение. Вот правитель уничтожает советника – оборотня, который превратил континент в логово разврата и взятничества. Несмотря на все это, Мулцибер выстоял и не сломился, не поддался гневу и похоти, что стали его неотъемлемой частью.