Пепел жизни - Харос Рина

– Я не могу…

– Алкеста, мой свет и боль, прошу, сделай это. Я не могу допустить, чтобы твоя жизнь оборвалась.

– Но ты…

– Я вернусь. При каждом перерождении моя душа будет искать лишь тебя, только дай ей веру, что будешь ждать.

Алкеста всхлипнула и судорожно провела ладонью по лицу, смахивая слезы, которые застилали взор, второй удерживая кинжал.

– Сделай это, любовь моя, без жалости, без сожаления, без сострадания.

Не дожидаясь, когда возлюбленная примет решение, я обхватил ее дрожащую ладонь и всадил острие клинка в свое сердце, почувствовав нестерпимую боль от того, как пульсирующую плоть рассекает холодный металл. По лицу Алкесты стекали слезы, а я только и смог, что улыбнуться перед тем, как оказаться в объятиях Смерти.

Глава 48

Алкеста

Я продолжала удерживать клинок в руках, наблюдая за тем, как Ведас оседает на землю, улыбаясь. Он был действительно счастлив, что погиб от моей руки во имя того, чтобы я осталась жива. Когда джинн повалился на бок, я рухнула на колени и некоторое время продолжала удерживать основание клинка, пока по нему будто не прошелся разряд тока, отчего ладонь пришлось убрать.

Я обхватила себя руками и принялась раскачиваться из стороны в сторону, прокручивая в голове слова Похоти.

Ты сможешь его воскресить. Приняв сущность обеих сестер, будешь вершить судьбы, став палачом, и даровать жизни тем, кто этого заслужил.

Я не заметила, как рядом остановилась Гордыня. Она грубо обхватила мой подбородок холодными пальцами и заставила посмотреть в ее безжизненные, безжалостные глаза.

– И думать забудь о сочувствии – она делает нас слабее. Твой отец не для того пожертвовал своей жизнью, никчемное дитя.

Ее властный тон заставил меня сжаться и послушаться. Выпрямившись, я смотрела сквозь нее, на Похоть, который робко улыбнулся и пожал плечами, мол, такая она, несносная эта Гордыня, сам не жалую. Грех наклонилась, вытащила из тела Ведаса окровавленный кинжал и вновь протянула его мне. Я едва сдержала рвотные позывы, но сделала глубокий вздох.

– Для того чтобы принять силу, ты должна воскресить. Фея, что корчится в объятиях демона, скоро умрет, но ты можешь все исправить. Воскреси джинна, пожелай этого всем сердцем.

– А фея? Что с ней будет?

Гордыня нахмурила брови, выдержав паузу в несколько секунд, что-то обдумывая, а потом произнесла:

– В фее и демоне текут силы Смерти и Жизни. Как только ты послужишь сосудом для обеих сил, сможешь забрать сущность сестер и из их тел. Жизнь – проклинает, Смерть – благословляет.

– А если у меня не получится? – с сомнением в голосе произнесла я, чувствуя, как дрожат руки.

– Если у тебя не получится, мы все умрем. Баланс сил будет нарушен. Так что постарайся сделать все так, как я тебе велела. Воскреси, а потом отбери то, что является твоим по праву.

Гордыня отошла к остальным грехам – они взялись за руки и пристально начали наблюдать за моими действиями – кто-то, как Лень и Алчность, с опаской, а Зависть и Гнев с неким недоверием и вызовом, мол, не справишься.

Я посмотрела сначала на Мулцибера и Касандру, лежавших на траве, обнявшись. Демон подпитывал ее силами, которых у самого осталось буквально на час. Магия отравляла его, распуская по воздуху аромат жженой плоти и сгоревшей древесины. Фея лежала, раскинув руки в разные стороны, и рвано глотала воздух – вся шея и грудь в кровавых разводах, иссушенные губы приоткрыты, а веки нервно подрагивали. Я мотнула головой и обернулась на тело Ведаса, который лежал на траве так, будто уснул под знойным солнцем, – на губах улыбка, расслабленное выражение лица – все это резануло по сердцу и заставило сделать глубокий вдох, чтобы собраться.

Опустившись на колени, я обхватила основание кинжала одной рукой, другую прижала к ране на груди возлюбленного, кровь на которой уже припеклась. Прикрыв глаза, начала произносить Древнее заклинание, которому обучала Джойс, как только мы переродились в новые сущности.

– Я, истинная правительница мирского, дарую шанс на иную судьбу. Пусть душа вернется в истерзанное тело и не покинет его, покуда не истечет время, уготованное мойрами.

Кинжал выскользнул из моих рук и упал в мягкую траву. Тело пронзила нестерпимая боль – я закричала, пытаясь избавиться от судорог, что сковали тело. Слезы текли по щекам, когда пара ребер, подобно соцветию, прорвали плоть и острием выступили вперед. Голову обхватили чьи-то призрачные руки, резко запрокинули ее назад, и я почувствовала холодную сталь, которая вспорола мою шею. Кровь фонтаном брызнула на землю и тело Ведаса, но я не испытывала больше той жгучей боли, что была мгновение назад. Руки, словно ведомые кукловодом, вскинулись вверх и вывернулись под углом, ноги, лежавшие на земле, хрустнули с ужасающим звуком – бедра рассекали глубокие шрамы – рваные, грубые, будто кто-то несколько лет назад хотел побыстрее сшить раны и использовал при этом нитки, делая неровные стяжки. Мое тело взмыло в воздух, и на мгновение душа отделилась от него, даруя воспоминания сестер. Потом резкий удар, будто по плоти ударили сотнями плетей, и я вновь оказалась в своем теле. Но не Ведас. Он продолжал лежать на траве без движения. Гнев и злость пеленой застелили взор, отключая мысли и разум.

– Вы меня обманули.

Я медленно подняла голову вверх и посмотрела на грехов, которые взирали с ужасом и благоговением, тесно прижимаясь друг к другу. Они не могли причинить мне вреда, зато я – без размышления. Вскинув руку вперед, обхватила за шею Лень, который даже сопротивляться должным образом не мог – он просто обмяк и не двигался, смирившись со своей судьбой. Другой рукой я вырвала его смоляное сердце и отбросила в сторону. Такая же участь постигла остальных, за исключением Похоти и Гнева. Два брата стояли друг около друга и переглядывались, не до конца понимая, почему не расправилась с ними.

– Ты, – я обратилась к Похоти, – был добр ко мне, и хочу отблагодарить тем же. Твои силы помогут восстановиться демону и не умереть. Вырви свою плоть добровольно и обмажь губы Высшего, чтобы хотя бы капля крови греха попала в его тело.

Похоть пару мгновений раздумывал, а затем кивнул и улыбнулся – так просто, так легко. Он одним движением вырвал свое сердце и направился в сторону Мулцибера, который был едва жив. Даже находясь на грани смерти, он продолжал удерживать в своих объятиях возлюбленную, подпитывая собственными силами. Похоть, присев на колени перед Высшим, перевернул его на спину и провел по губам пульсирующим смоляным сердцем, со сосредоточенным лицом наблюдая за тем, чтобы алая жидкость попала в тело демона. Касандра продолжала лежать без движения, даже слабые и тихие хрипы прекратились, что являлось предвестником скорой гибели.

– Ты, – теперь мой взор был направлен на Гнев, который плотно поджал губы и сложил руки за спиной, – можешь пожертвовать ради величайшего из грехов – самого себя.

– Что ты имеешь в виду? – Мужчина нахмурился, глубокая складка залегла между его бровей, взгляд сощурился с недоверием.

– Даруй свою силу фее, которая отомстит за все унижения, выпустив всепоглощающий, уничтожающий гнев наружу, либо же повтори судьбу своих собратьев.

Гнев думал недолго. Грех остался один из братьев, и шансы на победу были ничтожно малы. Он подошел к фее и, не вырывая плоти, обратился темной дымкой, которая проникла в приоткрытый рот Касандры. Девушка резко выгнула спину и закашлялась, бирюзово-золотистые крылья за ее спиной затрепыхались, окрашиваясь в черную паутину греха. Ее взгляд бездумно блуждал по поляне, не замечая даже Мулцибера, лежавшего без сознания. Должно быть, видеть грехов могут только Высшие, поэтому фея никак не отреагировала на Похоть, который побледнел, но продолжал водить сердцем по губам демона.