Тетушка против (СИ) - Алатова Тата

Она и не думала — просто сосредоточилась на том, чтобы держать спину прямо и стоять ровно.

Епископ открыл требник, и его голос обрел силу:

— Дорогие братья и сестры, мы собрались в это дождливое утро, чтобы составить союз сего мужа и сей жены…

Слова наполняли крохотное помещение нагромождением смыслов, которые все ускользали от Маргарет. Она пыталась их понять и никак не могла — что-то о святости брака, его нерасторжимости и обязанностях супругов… Сознание уплывало от нее, снова и снова возвращая то на побережье, то в крохотную комнатку, которую она снимала в Пор-Луаре и где проводила дни и ночи, склоняясь над чужими кружевами. Ни одна из дорог, протоптанных и запутанных, не могла привести Маргарет к этому алтарю, но вот она перед ним.

— Рауль Кристоф Флери, соглашаетесь ли вы свободно взять в супруги Маргарет Ортанс Пруденс Робинсон, здесь присутствующую?

Она вздрогнула, когда прозвучал вопрос, разрушивший чары прошлого. Обернулась к мужчине, стоявшему подле нее, и поняла, что нисколько не волнуется из-за его ответа. Кажется, Рауль и правда ее ни разу еще не подводил.

Он выпрямился. Его голос прозвучал громко и четко, без тени сомнения, эхом отозвавшись под сводами:

— Да, я желаю того.

— Маргарет Ортанс Пруденс Робинсон, соглашаетесь ли вы свободно взять в супруги Рауля Кристофа Флери, здесь присутствующего?

Наступила тишина. Маргарет чувствовала чужие взгляды: любопытный Мартена, насмешливый Деверё, теплый Констанции, нетерпеливый Рауля. Запах воска и камня. Ритуальная формулировка отдавалась в ее сознании легким эхом: свободно. Да, это был ее безумный, ее собственный выбор.

Она подняла подбородок и встретила дружелюбный взгляд епископа. Ответила мягко и спокойно, обретая твердую почву под ногами и оставляя позади все сомнения.

— Да, я желаю того.

Рауль едва слышно выдохнул, его плечо коснулось ее плеча — быстрое, горячее прикосновение. Святой отец едва заметно улыбнулся.

— Не знает ли кто законного препятствия к сему браку? — торжественно спросил он, обращаясь уже ко всем присутствующим.

Вот он, момент, который так страшил ее! Однако двери часовни остались закрытыми, не распахнулись с грохотом, впуская разъяренную Пеппу. Только оглушительно заколотилось сердце: бу-бум! бу-бум!

— Никто, — твердо ответила Констанция.

— Никто, — сухо, словно рапортуя, отчеканил Деверё.

— Никто, — заулыбался Мартен, снова поправляя чернильницу.

— Никто, — едва не угрожающе добавил Рауль, бросая вызов миру, который мог бы возразить.

Епископ кивнул, и Маргарет почувствовала, как что-то внутри нее сдвинулось, будто огромный камень покатился с души, оставляя после себя пустоту и облегчение.

Мартен же снова засуетился, достал из кармана бархатный мешочек, бережно вытряхнул на ладонь два простых золотых кольца.

— Без камней, как и полагается честным людям, — хитро прищурившись, пояснил он, — хотя его светлость требовал бриллиантов размером с голубиное яйцо. Вот уж еле отговорил, моя прекрасная госпожа.

— Спасибо вам за это, — искренне поблагодарила Маргарет. Еще не хватало таскать на себе булыжники!

Рауль развел руками — мол, хотел как лучше. Разве он виноват, что вокруг него люди, ничего не понимающие в роскоши?

Пока епископ бормотал над кольцами краткую молитву, он уже весь извелся, желая как можно быстрее покончить с формальностями.

— Спокойнее, граф, — даже холодный Деверё не удержался от замечания. — Вам как будто перца в штаны насыпали.

— Дело почти сделано, — подхватила Констанция. — Потерпите еще минутку.

— Если бы минутку, — страдальчески простонал Рауль, но послушно взял у епископа то кольцо, что пошире — как неловко, когда пальцы жениха тоньше, чем у невесты, ужаснулась Маргарет, — и одним быстрым движением надел его. Она ощутила непривычный вес металла и улыбнулась, привыкая к нему.

— Прими в знак моей любви и верности… — кашлянув, подсказал его преосвященство.

— Да, — согласился Рауль, уже протягивая свою руку, — вот всё это.

Констанция прыснула.

Маргарет повторила нужные слова и немного замешкалась, глядя на мелкие шрамы на его ладони — следы неосторожной юности? — а потом кольцо легко скользнуло на палец, и Рауль тут же сжал руку в кулак, будто пряча сокровище.

— И подпись, ваша светлость, — шепнул Мартен, протягивая перо. — Только осторожнее, чернила еще не впитались.

Она смотрела, как рука Рауля дернулась, оставив первую букву корявой и некрасивой, зато остальные завитушки могли похвастать аристократическим изяществом.

Бумага метрики была плотной, шероховатой. Перо едва не выскользнуло из пальцев Маргарет, когда в глаза бросилась фамилия, с которой она прожила тридцать четыре года. Стараясь выводить буквы четко, как в старых счетах шахты, решительно и быстро написала рядом: Маргарет Ортанс Пруденс Флери.

Флери. Флери. Флери.

Какое легковесное, смешное звучание, как будто птичка жизнерадостно чирикает на ветке. То ли дело Пруденс — каменная глыба.

Рауль рассмеялся над ее плечом. Маргарет отошла, уступая место свидетелям, и встала совсем рядом с ним, они касались друг друга лишь рукавами, и казалось, что не бывает прикосновения откровеннее, ярче.

— Записано и зарегистрировано второго октября сего года, — радостно завершил епископ, заверяя метрику собственной подписью и печатью, с глухим стуком упавшей на воск. — Слава Тебе, Господи, женаты. А теперь, мои дорогие сообщники, давайте уже позавтракаем. Творить историю на голодный желудок — дело до крайности утомительное. Арман, не изображайте из себя ледышку, могу поспорить, даже вы иногда закусываете не только мошенниками, но и булочками.

— С абрикосовым конфитюром, — поддакнул Мартен, — а какой сыр нам привез мэтр Бушес!

Маргарет подняла на Рауля потрясенный взгляд:

— Это же мои сыры, — обиделась она. — Он же их нам вез!

— Вы были немного заняты, моя дорогая, — он поднес к губам ее руку, сияя счастливыми черными глазами. Поцелуи нахально двинулись к запястью, но Деверё пресек все безобразия:

— Потерпите до спальни, граф. День и без ваших воркований начался отвратительно.

— А по мне — превосходно, — возразил Рауль и обернулся к Мартену: — Где там ваши булочки? Ведите скорее, друг мой.

***

Только сев за стол, она поняла, насколько голодна. Нервы, ранний подъем, бессонные ночи — все это пробило дыру в ее желудке. Запах крепкого кофе смешивался с ароматом только что испеченных булочек с шафраном, поджаренной на оливковом масле ветчины и душистой запеченной тыквы. Мартен, красный от беготни, расставлял на грубом дубовом столе глиняные миски и фаянсовые тарелки.

— Чтобы столько приготовить, нужно совсем не ложиться, — Маргарет окинула жадным разнообразные яства.

— Ах, моя дорогая, — рассмеялся епископ, — этот пройдоха научился не только ловко таскать еду с соборной кухни, но и не отказывает истинно верующим, желающим одарить чем-то своего духовного пастыря.

— Вас канонизируют, — пообещал Рауль, подкладывая Маргарет в тарелку хрустящие артишоки и крохотные луковки. Он улыбнулся хозяину с преданностью и надеждой. — А скажите мне, ваше преосвященство, неужели в ваших обширных владениях не найдется укромного уголка? Охотничьего домика в лесу? Или, скажем, кельи для благочестивых размышлений? Только с камином, прошу вас. И желательно без вездесущих мышей.

Епископ, с аппетитом уплетающий бублик с анисом, лишь сокрушенно покачал головой.

— Увы, сын мой, — вздохнул он с напускной скорбью. — Все мои укромные убежища либо завалены фолиантами, либо оккупированы теми самыми хвостатыми богословами, которых ты справедливо опасаешься. А главное, — он поднял увесистый палец, — завтра воскресная месса. И вы с новобрачной обязаны на ней присутствовать. Чтобы весь Арлан смог увидеть своими глазами: ба! да наш неугомонный граф обвенчался со своей грозной экономкой! Никаких домиков. Никаких уединений. До завтрашнего утра вы — открытая книга для всеобщего прочтения. Или, точнее, — он хихикнул, — свежая страница в городской хронике скандалов.