На золотом крыльце 3 (СИ) - Капба Евгений Адгурович

— Девчонкам троекратное… — завёл в мегафон я, когда наши красавицы, сделав довольно фривольные книксены, убежали со стадиона.

— Ура-ура-ура-а-а-а-а!!! — радостно завопили парни, а потом заорали, засвистели и заулюлюкали — очень дико и очень одобрительно. Все любят красивых девчонок!

Перерыв закончился, ватаги вышли на площадку, а я снова взялся за мегафон и осипшим голосом начал:

— Самый сильный…

— БЕЛО-СИНИЙ!!!

Наши «Пельтасты» победили — с минимальным отрывом в одно «взятие». Я надеялся, что этот минимальный отрыв они получили как раз благодаря поддержке со стороны сектора, и был уверен — наша зарождающаяся «фирма» уже завтра сильно вырастет, потому что даже скептики признавали: выглядело море бело-синих флагов и наш хор мальчиков-зайчиков очень впечатляюще.

— Будут тебе автобусы, — поймал меня после матча Ян Амосович. Глаза его горели, и, судя по выражению лица, сегодняшним днем он был весьма доволен. — На отборочный в Ингрию собери мне всех, кого можешь, и списки составь, чтобы количество мест в транспорте посчитать. Хоть весь колледж на этот свой «сектор» затащи, можешь и земских из города набрать, но тут надо аккуратно — никаких забулдыг! Мы должны удавить врага морально — как сегодня. А эгрегор, не эгрегор… Телевидение там будет, про наш колледж заговорят — вот это получится очень неплохо! И замену себе подготовь, в смысле — заводилу второго. Или ты решил дирижером заделаться, а бои — бросить?

— Не решил, составлю, удавим! — вразнобой ответил я. Прозвучало все это весьма сипло, посадил я себе голос на трибуне! — А девчонок возьмем? Они — ух! Видели, как все обалдели?

Тут Полуэктов посерьезнел:

— Титов, ты вроде парень толковый, хоть и бестолковый… Ага, вот такой вот парадокс получается! Ты осознаешь, чем могут кончиться твои прогулки с Ермоловой?

И меня аж подкинуло:

— А чем они могут закончиться? Дракой с очередными мажорами? Стрельбой из-за угла? Магическим покушением? Неведомой угрозой, страшным проклятием и сверхъестественными сущностями, которые хотят откромсать от меня кусочек? — я сунул руки в карманы, пытаясь сдержать раздражение. — А что-то новое будет? Ян Амосович, вы серьезно?

— Михаил… — он тяжко вздохнул.

— В лучшем случае такие прогулки оканчиваются свадьбой и кучей детей, — почесал затылок я, потихоньку остывая. — В худшем — скандалом и расставанием. К первому я пока что не готов — но это только пока что. Я же все ещё голодранец, хотя штанов у меня теперь и хватает. А второе бы меня жутко огорчило, потому что Ермолова — классная, независимо от того, кто её родители, бабушки и дедушки. А что касается интриганских интриг и всего такого прочего — если бы мы были так уж нужны нашим родителям, и наши жизни их ДЕЙСТВИТЕЛЬНО интересовали, то ни я, ни Эля не учились бы в Пелле, верно? Сидели бы под крылышком в родовом гнезде и клановые техники изучали. Так что…

— … так что сходи к Розену в медблок, пусть тебе горло полечит, а то сипишь на меня, как старый прокуренный дед! — усмехнулся Полуэктов. — Вижу, вижу, что ты голову потерял, и она — тоже. Если у вас все всерьез, помни: всегда есть вариант: государева служба. Если вы оба в опричники пойдёте, то ни одна скотина…

— Пойду горло лечить, — засобирался я. А уходя, проговорил, как будто в воздух: — У опричников мансардных квартир и книжных магазинчиков не бывает. И ателье тоже, и танцевать им в таких юбочках не полагается.

— Опричники в юбочке! Ну, даешь! — фыркнул директор. — Иди уже, Титов. И браслет чтобы сегодня вечером был готов, у тебя доставка завтра — очень серьезная!

* * *

Серьёзная доставка имела своей точкой назначения Грибанал — гоблинский квартал Ингрии. Ушастые и носатые коротышки обладали потрясающей страстью к словотворчеству, и нормальный канал Грибоедова, названный так в честь великого дипломата, менталиста-пустоцвета и теоретика магии, в их интерпретации превратился в смесь мицеллия и заднего прохода. Благо — не весь. Весь канал гоблинам никто отдавать не собирался, но лабиринт из трех- и четырех-этажных жилых домов между Авалонской, Канонерской, Большой Мастерской улицами и набережной этого самого канала серокожие коротышки удерживали давно и плотно.

Ничего не напоминало здесь о недавнем инциденте — сервитут зализал раны, что-то закрасив и заштукатурив, а что-то завесив баннерами. Снова открылись пекарни, бары и книжные магазинчики, перемещались по улицам самые культурные во всей России фрики, дауншифтеры и вольные художники всех рас и мастей, снова никто не замечал, что после дождя выросли новые статуи.

А я — замечал. Наверное, сказывались менталистские способности: горгулий на фасадах зданий очевидно прибавилось! Я это видел, проезжая по улицам на байке: чертовски страшные рожи пялились каменными зенками с парапетов, углов, ливневок, карнизов. Эх, жахнет снова, и притом — крепко… И почему никто не видит? Сказать, что ли? А кому?

Доехав по набережной до перекрестка с Большой Мастерской улицей, я сначала сбросил скорость, а потом и вовсе остановил байк — напротив бывшего доходного дома Батуева, а ныне — натурального притона. Здесь располагалась штаб-квартира местного гоблинского начальства, а как же иначе? Единственное семиэтажное здание на квартал!

Из арки, которая вела во внутренний дворик, откровенно воняло. Из окон неслась какая-то скотская музыка, ушастый тип высунулся из форточки и щедрой рукой высыпал на тротуар содержимое пепельницы. Желтые стены домов гетто были исписаны матерными словами и изрисованы изображениями гениталий. Вот она — матерая дичь, как есть!

Идти в Грибанал не хотелось, но было нужно. Такая работа! Потому я спешился, снял рюкзак, достал из него не слишком большую, отливающую металлическим блеском коробку, качнулся с пятки на носок в нерешительности и двинул к арке, которая была перекрыта литой чугунной решеткой.

— Доставка из Пеллы! — громко сказал я, чтобы из-под шлема было слышно. — К старосте вашему!

— Ща все будет! — откликнулся кто-то, и решетки залязгали. — Ты, что ли — курьер из Пеллы?

— Ну, я.

— Скажи кодовные словья! — потребовал вышедший на свет Божий гоблин в гавайской рубашке.

— Пролапс митрального клапана! — произнес я. — Отзыв?

— Гастродуоденоспокойствие! — выдал он.

И с надеждой посмотрел на меня.

— Не-а, — пожал плечами я и спрятал коробку обратно в рюкзак.

— Гадскоистерит? — предположил гоблин и шмыгнул носом.

— Мимо. Третья попытка — и я еду обратно.

— Ну че ты как скотина? — спросил гоблин. — Ну кто ваще такие слова выдумывает?

— Клиент, — скорчил рожу я, хоть под шлемом он этого и не увидел. — Думаешь, мне эта фигня нравится? Всякую, блин, муть насочиняют — а мне запоминай!

— Ну, да-а-а… Проплакс мирского плакала не всякий скажет… — сочувственно пошевелил ушами гоблин. — Но делать-то че? Я ж не могу вот так тебя отпустить? Кстати! Меня ваще-то Федот зовут. Федот Наяков! А тебя?

— Федот Наяков? — почему-то это было смешно, но я еще до конца не понял, почему. — А меня — Миха. Иди-ка ты, Федот Наяков, к вашему старосте и позови его сюда. Иначе мы каши с тобой не сварим.

— Фу, — сказал Федот. — Каша! От каши — икота!

И скрылся где-то в глубинах Грибанала, сверкая голым задом. Кроме гавайской рубашки, на нем ничего из одежды не было. Эксгибицонист, однако!

Я отошел к байку и уселся в седло — мало ли! Нужно иметь возможность свалить за секунду. Райончик тут был скверный: на углу уже кучковались снага в спортивных костюмах, мимо проехал кабриолет с лысыми татуированными молодчиками из людей, которые синхронно плюнули в сторону гоблинского гетто. Нехорошо у них тут!

— Эй, курьер! — закричали из арки. — Подь сюды!

Я подкатился по тротуару прямо на «Козодое» и уставился на второго гоблина: на нем из одежды имелись только резиновые сланцы и гавайские шорты — с пальмами! Они что, братья, эти двое? Не по погоде наряды, однозначно. Рубашка, шорты… Это в Ингрии, осенью! Зато у нового персонажа на шее болталась золотая цепь, добавляя его тщедушной фигуре солидности. Наверное — староста!