Последний путь (СИ) - Ярыгин Антон

— Тебе не говорили, что девочек бить нехорошо? — в её голосе был сарказм.

Её глаза были опять небесно-голубые. На лице — абсолютное спокойствие. По идее — мне должно было быть страшно. Но меня мутило так, что было абсолютно безразлично, нужно мне показывать страх или хорохориться. Поэтому:

— Лучше бы аспирину дала.

— Ха, хамишь? И как далеко это хамство тебя доведёт? Как думаешь? — спросила она.

— У меня башка раскалывается. Вот абсолютно не до разговоров с тобой сейчас, — ох, хорошо меня башкой приложила.

— О, — она выразила искреннюю озабоченность, — бедненький. Головка у него бо-бо. А не пить пробовал?

— А ты давно перестала быть человеком? — говорю ей прямо.

Кажется, попал — меня швырнуло на другое дерево. Теперь уже спиной. Ох, ногами вроде ещё шевелить могу — позвоночник целый. А вот с головой… Ох…

— Что, уже не такой смелый? Не нравится, когда девочки с тобой на языке силы говорят? — кажется, обиделась.

— Ты кто такая? — спрашиваю её.

— Я та, что способна тебя убить. Или покалечить. Выбор зависит только от тебя, — ой-ой, а пафосу…

— Ой, дура… — говорю вслух.

И опять я полетел. Но на этот раз мне удалось сгруппироваться, и удар пришёл по ногам, которые предварительно согнул в коленях. Из-за чего получилось так, как будто резко присел, а потом меня как пружиной швырнуло влево от дерева. К счастью — полёт был недолгий, и я просто остался лежать на земле где-то в паре метров от дерева. А ещё, к моему великому счастью, подо мной оказался мой трофейный «Дизерт».

— Ты жалок. Вы все, мужики, на самом деле, жалкие. Трусливые. Думаете — природа наградила силой, всё? Хозяева мира? И к чему вы привели мир? — она крутанула рукой вокруг себя.

— Давай, жалуйся на несправедливость. Как была дурой, так и осталась, — провоцирую.

В этот раз к её вспышке гнева был готов. Она резко меня своим телекинезом подняла и швырнула со всей силы. Вот только я увидел, как она сама чуть ли не падает от приложенного усилия. Поэтому, именно в момент, так сказать перезарядки, прямо в процессе полёта, мне удалось высадить в неё оставшиеся в магазине патроны. И, как обычно, когда уже не надо, все они попали чётко в голову. Не оставив даже намёка на таковую.

— И к мужу твоему влечение твоё, и господствовать он будет над тобою! — крикнул ей напоследок слова из «Бытия».

А после сам ушёл в небытие.

Глава 10

— Антон, очнись! — орал мираж Лениным голосом.

И тут мне стало резко плохо! Мир начало колбасить. Точнее — меня начало трясти так, что ещё немного, и голова будет оторвана. Ох, да что за день? Меня стошнило.

— Ох, оставьте меня в покое, дайте умереть!

— Отставить умирать, боец! — очередной морок с голосом Михалыча.

И меня вырубило. И снится мне, что я — бревно. И меня куда-то несут. Если не в стенку заложат, значит, на дрова порубят. И буду гореть. Дарить тепло и свет. О, кажется, уже горю — тепло. И даже жарко.

— С ним всё будет хорошо, тёть Лен.

О, Катя. И тебе я подарю частичку своего тепла и света. И будет она тебя греть, пока не станет пеплом. Пока весь пеплом и дымом не стану. И вдруг стало темно.

Наутро очнулся. Где я? Что я? Или, стоп! Чего это я? Так, подъём! Ох!

— Тише, дядя Антон, лежите, — говорит Катя, а может и морок с её голосом.

— Моя голова! — хватаюсь за голову.

— Сейчас, — сказала Катя, а не морок с её голосом.

И она положила свои руки мне на голову. До свидания реальный мир. Здравствуй, абсолютная темнота. Где нет ничего. Ладно, пять минут полежу — и надо вставать. Подъём — эх, хорошо! Стоп!

— А чего так темно? — ничего более умного не придумал.

— Вечер, дядь Антон. Вечер, — устало отвечает Катя.

Ну ничего себе прикрыл глаза на пять минут! Однако голова не болела. Вообще ничего не болело. Правда, Катя явно была вымотана. Так, где я? Судя по всему — в прицепе. Так, а как я здесь оказался?

— Как я здесь оказался? — ошарашенно спрашиваю её.

— Мы уехали из Челябинска. Спасались от морлоков, — начала объяснять она.

— Морлоки. Морлоки! — что за хтонь? Хотя: — А, вспомнил. А что было потом?

— Они напали на наш лагерь, — поясняет она.

— Да ладно? — я удивлён. — Мы отбивались от мутантов?

— Да, — она потупила взгляд. — Если бы вы не убили ту рыжую, то, я не уверена, что мы могли хоть что-нибудь противопоставить.

— Я сумел убить их главную? — ну ничего себе герой!

— Да, она мертва, — утвердительно отвечает девочка.

Кажется, цепочка событий начала восстанавливаться. Вот мы вывозим всех, вот мы сталкиваемся с Петренко. Хм, да, он противник. Но он, в данном случае, нас спас. А ещё была шикарная блондинка. Потом мы прибыли в лагерь. Так-так-так, а, вспомнил. Рыжая стерва. И она мертва.

— Как давно я тут валяюсь? — спрашиваю её.

— После того как вы убили ту женщину, вы здесь весь день провели. Кстати: вы как себя чувствуете? — интересуется она.

— Нормально. А ты, похоже, не очень, — гляжу на неё.

— Не обращайте на меня внимание. Главное — вы живы, — она вздыхает с облегчением.

— Ложись спать, — встаю с кровати.

— Куда вы? — спрашивает она.

— Надо осмотреться, — отвечаю.

Она не стала возражать. Просто легла на кровать и засопела. Пусть отсыпается. Её жизнь и здоровье важнее моего. Тем более — водители есть, дорогу объяснит. Так, а где моя одёжка? Хм, вот эта куча грязных тряпок — она? Поднял двумя пальцами. Да… Хорошо, что пока нет зелёного дыма. Отсутствие цивилизации налицо. Ладно, одену вот это — в шкафу остался последний комплект чистых шмоток. Это — в стирку. Фу, какая всё же мерзость! Если я чувствую этот фан, то что тогда остальные? Хорошо, что в кемпере есть подобие стиралки. Лена, смотрю, сидит и спит. Рядом с той лежанкой, где был я. Прости, что бужу, но тем не менее так нужно. И, насколько это возможно, нежно её целую и обнимаю. На что получаю довольно крепкие объятия и горячий, страстный поцелуй. Её руки закрутились вокруг моей шеи. Она мне прошептала на ухо:

— Ожил!

— Да, вашими трудами! — с улыбкой отвечаю ей.

После чего произошло то, что называется «единением душ». Мир для нас на время выбыл.

И вот, я выхожу из прицепа. Нюхаю воздух — свежий, морозный. Одёжку пронизывает холод. Бр-р-р, надо было бушлат одеть.

— Тоха! Тебя всё же выпустили? — откуда-то слева.

Колян чуть ли не бежит навстречу. Его глаза сияют радостью, а на лице — искренняя улыбка. Да и сами объятия были искренними. Я его тоже обнял. Как давно этого не было — ощущения искренней радости от того, что по тебе скучали.

— Нет, Колян, сбежал. Да и пусть Катюша отдохнёт, — говорю ему.

— Ну да, ну да, — закивал он. — И всё же — как ты?

— В шоке, — честно отвечаю.

— Чего? — спрашивает он

— Это что — всё взаправду? — удивляюсь ему.

— Короче…

Андрей был не настолько лихим наездником, как я. Поэтому, через некоторое время, они всё же влипли. Их окружили. Колян, как мог, отстреливался. Однако патроны у «Утёса» внезапно кончились. И поэтому они схватили ружья и приготовились отступать. Выскочили из машины, только успели с жизнью попрощаться, как вдруг… Внезапно в лесу прогремели пять выстрелов, и все морлоки разом рванули из лагеря.

— К нам подошёл Михалыч после этого, — продолжил Колян. — Он хотел похвалить нас. Однако тебя он не увидел, и был удивлён.

После отъезда Антона с Николаем за последней партией в лесу раздался какой-то подозрительный шум. Мужики, которые до этого таскали дрова, бросили брёвна. Но при этом постарались бросить так, чтобы создалось некое подобие стенки. Затем схватили оружие и заняли позицию круговой обороны. Женщины и дети предварительно были запиханы в прицеп и уазик. Именно запиханы: там не то, что яблоку негде было упасть — дышать было трудно! И, опять же, не все: некоторые остались с мужиками наравне. Кто-то из «боевых подруг» стоял с оружием, а другие — заряжали патроны в магазины. Сначала всё было тихо. Кто-то предложил поджечь брёвна. Но всем было ясно, что они не разгорятся. Стало как-то подозрительно тихо. Все ждали. Нервное напряжение витало в воздухе. Кому-то одному пришла в голову умная мысль проверить. Но именно тогда шум повторился. Никто больше не думал идти за дровами. Все понимали — риск бессмысленнен. Все были в напряжении.