На золотом крыльце 3 (СИ) - Капба Евгений Адгурович

Я стоял посреди Библиотеки, изучал обстановку и никак не мог решиться на немедленные действия. С чего начать? Как избавиться от плесени и привести здесь все в порядок, не навредив пациентке?

Небольшой, аккуратный камин из желтого кирпича в самом углу книгохранилища вдруг заставил меня рассмеяться: сушить! Сушить и проветривать! Сначала одно, потом — другое! Молодцом девчонка, если у нее тут камин стоит — значит, не совсем пропащая, где-то на подсознательном уровне она была готова избавиться от зависимости, ей просто нужно помочь. А чем топить камин мы точно найдем. Да и вообще — чего это я на менталистике сосредоточился? Как будто у меня Жабьего камня нет! Вот же он, в кармане!

Ладно, ладно, не он, а его визуализированная проекция. Но сам камень сейчас у меня в руке, которая лежит на лбу Динки — в материальном мире. Тоже, небось, подействует! И огонь в камине разжечь — это запросто, буквально по щелчку пальцев. Уж этому-то я обучен, искры из-под ногтей пускать. Маг я или не маг? И пофиг, что пустоцвет…

Я принялся сдирать навязчивые упоминания про скомороший чай со стен и полок, выуживать книжки и брошюрки о нездоровом пристрастии — и пихать в камин. Не пихать — укладывать! И не только в камин, но и неподалеку от него, потому что все не помещалось: проклятый отвар засрал эльфийскую головушку юной урбанистки весьма основательно!

— Scintilla ignis! — сказал я и щелкнул пальцами.

И только потом подумал, что говорить на латыни в голове у представительницы эльфийской расы — некорректно. Мог бы и на квэнья выдать словесную формулу, корона бы с головы не упала. Потому что нет ее там! Максимум — байкерский шлем или противогаз. Но вообще эльфы очень уж болезненно относятся ко всему, что связано с Арагоном. Даже странно: к ним отношение в этом государстве было помягче, чем, скажем, к оркам, которые приговаривались к смерти по факту своего появления в границах владений тамошних монархов. Им не запрещали ходить по земле, в отличие от кхазадов, которым предписывалось не казать носу под небеса и сидеть в пещерах и катакомбах… Однако, поди ж ты — не переносили латынь, хоть ты тресни. Оскорбительной для эльфийского слуха была речь, на современном диалекте которой говорили в единственном государстве мира, где раса остроухих долгожителей считалась вторым сортом.

Меж тем, сырая от плесени бумага разгоралась неохотно, но постепенно пламя брало свое, облизывая покрытые плесенью брошюрки, плакаты и листочки в клеточку. Я к камину не приближался — закидывал в него топливо порциями и одновременно с этим чуть-чуть наводил порядок в Библиотеке. Почему чуть-чуть? Потому что тут и так было все очень прилично, разве что выровнять ряды книг и смахнуть пыль не помешало. Она была четкой девочкой и очень старательной ученицей, вообще непонятно — на фига ей понадобились стимуляторы и как такая перфекционистка могла завалить курсач?

Единственное, что меня смущало — так это целая полка, посвященная очень щекотливой теме. Например, «Полиандрия у европейских эльфов». Или «Любовные треугольники в авалонской литературе 19 века». А также «Можно ли любить двоих?» за авторством какой-то Консуэлы Казула. В принципе, меня это никаким боком не касалось, хотя и вызывало приступы натурального подросткового смущения. В конце концов, эти ребята постарше меня, им за двадцать — что я их, воспитывать буду? Хотя, конечно, странно все это и непонятно.

Я находился тут уже около часа и почти закончил жечь макулатуру, в библиотеке стало жарко, и плесень начала исчезать — прямо на глазах, скукоживаясь, чернея и отваливаясь от страниц и обложек, как в ускоренной перемотке видео. Я уже посматривал в сторону двери, чтобы хорошенько тут всё проветрить, но вдруг почувствовал странную боль в плече, а потом неведомая сила выдернула меня из Чертогов Разума Динки.

* * *

Хватая ртом воздух я пришел в себя, валяясь на спине. Болел затылок — похоже, я сильно ударился. Надо мной нависал потолок, а еще — злое, раскрасневшееся лицо Мансура. Рядом лежала Динка, на грязной-грязной клеенке, в луже собственного пота. Ее лихорадило, тело эльфийки просто источало жар, такой сильный, что футболка на ней исходила паром.

— Ты убиваешь ее! — заорал Мансур.

Это он, похоже, потянул меня за плечо, от чего я упал и треснулся затылком!

— Я ТЕБЯ сейчас убью, туповатый ты олень! — рявкнул я и ухватил его телекинезом за шиворот. — Пшел вниз, сиди там и не рыпайся, иначе, ей-Богу, я изобью тебя до полусмерти! Идиота кусок!

И за рубашку и штаны поволок его вниз по лестнице, не обращая внимания на матерщину и причиняемые парню мелкие травмы.

— Вадим, если хочешь, чтобы ваша Динка выжила и вернулась к нормальной жизни — держи этого дебила изо всех сил, — я пребывал в состоянии лютого бешенства. — Это же хватило ума — вмешиваться в работу мага! А если б я его убил? Или покалечил? Или пациентке навредил?

— Вы и так!… — начал чернявый, но был прерван товарищем.

— Я его подержу! Я понял! Не повторится! — Вадим — наиболее адекватный из всех, кто присутствовал в этой комнате, принял внизу матерящегося Мансура, ухватил его за руки и посадил на диван. — Когда закончите — скажите! А ты сиди, Сурик! Ты соображаешь, с кем связываешься? Помнишь, чего стоило такого, как он, найти? Вот и заткнись!

— Окно открой, проветрите тут хорошенько, — сказал я.

Это ведь были земские парни, которые поступили в Ингрию и остались тут в опричнине работать. Для них встреча с магом была такой же стремной, как для меня — с Царевной-Лягушкой. Магов земские в основном только в кино видят… В больших городах вероятность повышается, но обычно ничем хорошим такие события не заканчиваются. Любой маг сам по себе — оружие массового поражения.

Я медленно выдохнул и сел по-турецки рядом с Динкой. Нашарил жабий камень на полу, кончиками пальцев почувствовал, как он вырос — на миллиметр или около того, и снова положил артефакт на лоб эльфийке. Наверное, девушка могла считаться красавицей, но сейчас она явно страдала и выглядела так, что краше в гроб кладут. Жалко ее было, вот и все. Потому я глянул через эфир — и снова взялся за ручку поросшей плющом дверцы в Чертоги Разума Динки.

И вовремя! Камин чадил, догорали последние листочки. Пахло дымом, жара стояла одуряющая! В принципе, с профилактическими мероприятиями можно было заканчивать. Я распахнул дверь пошире — пусть проветривается. Прошелся, поправил книжечки, убедился, что, хотя выглядят они и потрепанно после воздействия плесени и высоких температур, но в целом — содержимое читается, и страницы не вываливаются.

— С тобой будет все в порядке, — уверенно проговорил я.

А потом подумал, пошерудил в камине, достал оттуда кусок угля, и написал прямо на стене:

«У МЕНЯ ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО, Я СПРАВЛЮСЬ СО ВСЕМ САМА, ЕСЛИ БУДУ СТАРАТЬСЯ! МНЕ НЕ НУЖНЫ КОСТЫЛИ И СТИМУЛЯТОРЫ, ЧТОБЫ ДЕЛАТЬ ДЕЛА И РЕШАТЬ ВОПРОСЫ!» Поставил восклицательный знак и решил, что пора уже и честь знать, поскольку температура внутри Библиотеки спала, и в целом все наладилось.

И вышел.

* * *

— В каком смысле — не взял денег? — глаза у Людвига Ароновича были величиной с блюдце — каждый.

Он даже пирог с лососем откусить забыл и просто клацнул зубами. Для нежной кхазадской души такое мое заявление было подобно удару под дых.

— Да вот так, — пожал плечами я. — В том смысле, что пусть лучше разные комнаты снимут на эти деньги. Мальчики отдельно, девочки — отдельно. А то живут втроем… Срамно!

— Срамно? Говоришь как старая бабка! — буркнул гном, явно обидевшись.

— Да ладно, — отмахнулся я. — Не дуйся. Заработаем! Знаешь, как один пиратский капитан говорил? «Главное — что ты можешь, и чего ты НЕ можешь». Мы можем заработать кучу денег и не можем оскотиниться, вымогая деньги у студентов и пользуясь их беспомощным положением. Обычные ребята, родились без серебряной ложки в заднице, даже эльфийка из простых лесовиков, никакая не княжна и не барыня. Нет в этом ничего крутого, последнее у них забирать.