Одна звезда на двоих (СИ) - Ко Маришка

Он видел в ее заплаканных глазах боль, страх, но и… ответную любовь. Ту, что она так долго скрывала. И в этот момент, под холодным небом, перед лицом угрозы, все их страхи, сомнения – все рухнуло.

– Я люблю тебя, Шайлар Рейтор, – повторил он, тише, но твердо, глядя ей в душу. – Люблю. И никому тебя не отдам. Ни войне, ни смерти, ни твоему проклятому долгу. Ты моя.

Она смотрела на него, губы дрожали.

– О, Кир… – наконец прошептала Шайлар, и новые слезы покатились по щекам. – Глупый… упрямый… мой… Не надо было… Я же знала… что будет больно… Но я… – она глубоко вздохнула, закрывая глаза, – я тоже люблю тебя, Кириан Старг. Люблю так сильно, что страшно дышать. Люблю вопреки всему… Люблю.

Их губы встретились в поцелуе – горьком от слез, отчаянном от страха, но полном такой всепоглощающей любви, что мир перестал существовать. Они целовались долго, исступленно, пытаясь запомнить это мгновение навсегда.

– Мы будем вместе, – снова прошептал он ей в губы, когда они оторвались друг от друга, тяжело дыша. Он поднял голову, вглядываясь в усыпанное звездами небо. – Смотри… видишь ту яркую, голубоватую? Там, почти в зените?

Шайлар проследила за его взглядом.

– Звезда Лиама… – тихо подтвердила она.

– Наша звезда, Шай. Как в той легенде. Она будет хранить нас. Хранить тебя. Ты вернешься ко мне. Обещай! Я требую, Шайлар! Обещай, что вернешься!

– Я… я сделаю все, Кир, – она провела дрожащей ладонью по его щеке, заглядывая в глаза с пронзительной нежностью и болью. – Но ты… ты должен жить. Что бы ни случилось со мной. Слышишь? Живи. Будь сильным. Ради меня. И ради себя. Моя любовь будет хранить тебя… всегда… как свет той звезды. Помни об этом.

– Я буду счастлив только с тобой! И я заставлю тебя вернуться! – он снова крепко обнял ее, чувствуя, как она отвечает тем же отчаянным объятием, цепляясь за него, словно утопающий.

Они стояли так, обнявшись, под огромным звездным небом Альтекса, две души, нашедшие друг друга посреди войны. Их признание прозвучало. Катарсис свершился. Но предчувствие беды не исчезло, лишь легло тяжелым камнем на их хрупкое, выстраданное счастье.

Кириан вошел вслед за Шайлар в ее комнату, тихо притворив за собой дверь. Воздух внутри казался густым, наэлектризованным после их разговора на холодной ночной площадке. Опустошенность смешивалась со звенящей остротой чувств. Предчувствие беды никуда не делось, но теперь оно переплеталось с только что высказанной, выстраданной любовью, делая каждое мгновение рядом с ней невыносимо драгоценным.

Шайлар стояла у окна спиной к нему, глядя на темную, спящую базу внизу. Ее плечи были напряжены. Кириан подошел и осторожно обнял ее сзади, положив подбородок ей на макушку, вдыхая знакомый аромат ее волос – озон, металл и что-то неуловимо ее, терпкое, сводящее с ума. Она не отстранилась, лишь глубоко вздохнула и прижалась к нему всем телом, ища в его близости опору.

– Я боюсь, Кир, – прошептала она так тихо, что он едва расслышал. – Впервые за много лет по-настоящему страшно. Не за себя. За тебя. За нас.

– Не бойся, – так же тихо ответил он, целуя ее в висок, чувствуя легкую дрожь ее тела. – Мы вместе. Что бы ни случилось завтра – сейчас мы вместе. Эта ночь – наша. Только наша.

Он развернул ее к себе лицом, заглянул в ее глаза – все еще влажные от слез, но уже более спокойные, полные темной, глубокой решимости. Нежность и яростное, почти болезненное желание волной поднялись в его душе, сметая остатки страха. Он снова поцеловал ее – медленно, глубоко, вкладывая в этот поцелуй всю свою любовь, всю свою веру, всю свою отчаянную решимость бороться за них, за это хрупкое «мы».

Шайлар ответила с той же силой, с той же отчаянной нежностью. Их руки сами собой начали исследовать тела друг друга – уже не с голодной поспешностью первых встреч, а с глубоким знанием, с трепетным вниманием к каждой реакции, к каждому вздоху, словно пытаясь запомнить, впитать друг друга навсегда.

Одежда снова стала ненужной преградой. Она таяла под их нетерпеливыми пальцами, падая на пол забытыми тряпками. Они медленно дошли до кровати, не разрывая объятий, не отрывая губ, их тела уже горели от предвкушения.

В эту ночь их близость была другой. Не яростной, не исступленной погоней за разрядкой. Она была похожа на тихую, глубокую, почти священную клятву – сплетение тел, дыханий, душ перед лицом неизвестности. Он ласкал ее медленно, осторожно, словно боясь спугнуть это хрупкое, драгоценное мгновение. Он целовал ее шрамы – не как символы прошлого, а как часть ее самой, той невероятной, сильной, израненной женщины, которую он любил до безумия. Он хотел впитать ее всю, запомнить каждую линию, каждую родинку, каждую тень на ее коже.

Она отвечала ему с той же трепетной, почти мучительной нежностью, ее пальцы блуждали по его спине, плечам, груди, зарывались в его волосы, даря не только наслаждение, но и какое-то глубинное, первозданное чувство покоя и принятия. Он чувствовал себя обнаженным перед ней – не только телом, но и душой, – и эта уязвимость была пьянящей, освобождающей.

Их тела двигались в медленном, плавном, почти медитативном ритме, их тихий шепот и прерывистые вздохи тонули в ночной тишине комнаты, наполненной только лунным светом, льющимся из окна, и густым ароматом их желания. Это было не просто слияние плоти – это было слияние их израненных, но нашедших друг друга душ, отчаянно цепляющихся за этот островок света и тепла посреди безжалостной тьмы войны. Он смотрел в ее полуприкрытые глаза, видел в них отражение звезд и свое собственное лицо, искаженное наслаждением, и чувствовал, как их связь становится почти осязаемой, нерушимой.

Он целовал ее грудь, живот, спускаясь ниже, пробуя ее на вкус, запоминая каждую реакцию, каждый тихий стон, срывающийся с ее губ. Она отвечала ему тем же – ее руки, ее губы исследовали его тело с уверенной нежностью, даря и принимая наслаждение с какой-то отчаянной щедростью, словно эта ночь была последней.

Когда их тела снова стали единым целым, это был не взрыв страсти, а глубокое, мощное погружение друг в друга. Он двигался медленно, сильно, чувствуя каждый ее отклик, каждый мускул, напрягающийся под его ладонями. Она обнимала его ногами, притягивая еще ближе, ее стоны становились глубже, протяжнее. Они смотрели друг другу в глаза, не отрываясь, видя в зрачках отражение своей собственной души, своего желания, своей любви.

Время остановилось. Существовали только они двое, их сплетенные тела, их общая боль, их общая надежда. Наслаждение нарастало медленно, неумолимо, как прилив, затапливая сознание, стирая границы между «я» и «ты». Он чувствовал ее пульсацию вокруг себя, ее жар, ее силу. Она чувствовала его мощь, его нежность, его отчаянную потребность в ней.

– Кир… – ее шепот был почти беззвучным стоном.

– Шайлар… люблю…

Последний толчок – глубокий, пронзающий. Мир взорвался не криком, а тихим, общим выдохом, когда волна накрыла их одновременно, растворяя в слепящем свете абсолютного единения. Они замерли, обнявшись так крепко, словно пытались удержать это мгновение навсегда, их сердца бились одним бешеным ритмом о ребра друг друга.

Они уснули в объятиях друг друга незадолго до рассвета, измученные эмоциями, опустошенные и одновременно – наполненные до краев этой горько-сладкой, выстраданной любовью. Словно этот акт полного доверия и нежности дал им обоим силы встретить все, что готовило им безжалостное завтра.

Глава 32

Шайлар

Рассвет на Альтексе едва брезжил, окрашивая серо-коричневые скалы в призрачные лиловые тона. В апартаментах Шайлар было тихо, прохладно. Она проснулась задолго до сигнала, как привыкла за десятилетия службы. Привычка к войне, которая не отпускала даже в объятиях любимого мужчины.

Шай лежала неподвижно, боясь пошевелиться, чтобы не разбудить Кириана. Он спал. Глубоко, безмятежно, как спят только очень молодые или очень уставшие. Его рука тяжело лежала у нее на талии, горячая кожа касалась ее. Его дыхание было ровным, мерным. Кириан был здесь, в ее постели, такой настоящий, такой живой.