Когда мы вернемся (СИ) - Батыршин Борис

Данила раз или два попытался перевести разговор на экспедицию «Зари», но Влада всякий раз уклонялась, меняла тему. Молодой человек не настаивал, за что она была ему благодарна. Хотя — какой он ей «молодой человек»? Биологически Данила старше её лет на десять — а то, что по документам она появилась на свет раньше почти на три десятка лет, то кого это интересует? Тем более, что он и сам не воспринимает её, как представительницу предыдущего поколения, ровесницу его родителей — Влада не раз ловила его заинтересованные взгляды, адресованные её фигурке, эффектно подчёркнутой серебристым корабельным комбинезоном. И отчаянно боялась, что следующий взгляд скользнёт по титановой нашлёпке на скуле — скользнёти вильнёт в сторону, чтобы больше не возвращаться…

Но нет, Ничего подобного она не заметила — за что была искренне благодарна спутнику. На прощание Данила спросил, собирается ли она на Землю, куда уже отбыли остальные клены команды звездолёта — и Влада снова ушла от ответа. Умом она понимала, что вернуться на планету необходимо — хотя бы для того, чтобы не давать въедливым психологам Проекта заинтересоваться её душевным состоянием. Понимала — но ничего не могла с собой поделать. Блестящая клякса словно отгородила её от всех тех, то живёт там, внизу, на дне гравитационного колодца — и наоборот, намертво, на весь остаток жизни приковала к Внеземелью. Симбиоз металла и живой плоти — здесь это естественно, даже неизбежно, и только здесь она в состоянии хоть иногда обретать душевный покой. Это началось задолго до старта Межзвёздной экспедиции, сразу после катастрофы, наградившей её этим украшением — и с тех пор она изо всех сил старалась отвертеться от посещений земли, а когда это не удавалось — делала всё, чтобы её пребывание «внизу» не затянулось…

Нет, положительно, заснуть не получится. Она закинула руки за голову, нашла на вращающемся за стеклом облачном глобусе очертания Новой Зеландии («Гагарин» как раз пролетал над южной частью Тихого Океана) и вызвала в памяти совсем другие воспоминания…

— Назад, капитан! — ствол смотрел Алексею в грудь. — Ещё шаг — и выстрелю. Убить тебя я не убью, но скафандра ты долго надеть не сможешь. Так что не вынуждай, душевно тебя прошу…

Тишина в помещении мостика была мёртвой — чего-чего, а прямого бунта на звездолёте не ожидал никто. Импульс лазерного пистолета, предназначенного для использования в вакууме, в самом деле вряд ли способен был прожечь капитану грудь, подобно бластерам имперских штурмовиков из «Звёздных войн» — но ожог действительно будет серьёзный, Ветров верно всё рассчитал. И, судя по всему, не собирался идти на попятный.

— Дим, не сходи с ума… — попросил капитан. — Времени и так нет, дождёшься — полыхнёт, и все мы тут…

Что будет с командой корабля в случае самопроизвольного срабатывания тахионной торпеды прямо в пусковой установке, он уточнять не стал. В лучшем случае, возникшее после вспышки плоскость тахионного зеркала разрежет напополам кормовые отсеки вместе с ионными двигателями и реакторными колоннами. В худшем же — всё, и звездолёт и люди, превратится в редкое облачко кварков, стремительно рассеивающееся по уголку Галактики, куда забросила их судьба.

Влада, как и остальные на борту, понятия не имели, где именно они находятся. Попросту не успели выяснить — мощнейший электромагнитный импульс, пронизавший корпус «Зари» в момент выхода из «червоточины» контузил бортовую электронику, превратив корабль в мёртвую глыбу металла. Не совсем, впрочем — разработчики, следуя сложившейся ещё при разработках военной аппаратуры традиции, сдублировали некоторые узлы ламповыми устройствами, неуязвимыми для подобных коллизий. Увы, список подобных аварийных цепей был скромен, и не включал в себя блоки управления тахионных торпед. И ладно бы эти устройства просто вышли из строя, в этом случае торпеды тогда просто превратились бы в инертный груз, дожидаясь, когда у ремонтников дойдут до них руки — а они обязательно дошли бы, поскольку иного способа вернуться домой попросту не существовало. В первую очередь надо было привести в чувство системы жизнеобеспечения, основные управляющие контуры реактора — сейчас он был экстренно заглушён, и приходилось добирать крохи энергии из резервных аккумуляторных батарей. Все системы, без которых можно было обойтись, спешно отключали, и в первую очередь это коснулось системы вращения отсеков, и работать приходилось в невесомости. Измотанные до предела люди не спали уже часов сорок, забывали о нормальной еде, ограничиваясь галетами глотком сока — кофейные автоматы тоже не работали… И неудивительно, что никто не обратил внимания на то, что управляющие блоки тахионных торпед постепенно отошли от электромагнитного шока — всё же, они были экранированы гораздо основательнее прочих систем, — и зажили своей жизнью. Импульс при выходе из червоточины нарушил последовательности стартовых алгоритмах, заложенные в программах, и когда на резервном пульте в штурманской рубке замигало зелёным табло, предупреждающее о пуске торпеды, помещавшейся в установке номер четыре.

Вообще-то, ничего особо угрожающего в этом не было. Штатно сработавшая тахионная торпеда должна была уйти вперёд по курсу на двести километров и только там, вспыхнув, развернуть тахионное зеркало. После этого кораблю, двигаясь по инерции, следовало пролететь сквозь него, нырнув в открывшуюся «червоточину» — но в данный момент корабль неподвижно висел в пустоте, настолько, насколько вообще можно говорить о неподвижности в космосе, и не смог бы сияющей голубыми и лиловыми отсветами плоскости.

Так-то оно так — если бы не мигающая под табло красная лампочка, извещавшая о блокировке системы запуска — самых обыкновенных твердотопливных бустеров, которые, тем не менее, следовало привести в действие. Тревожная пульсация означала, что металлическая сигара с начинкой из сверхтяжёлого элемента полигимния не покинет пусковую трубу — для этого следовало активировать цепь, воспламеняющую твердотопливные бустеры-ускорители, которая была расположена вне корпуса торпеды и вышла из строя вместе с прочей электроникой, — а сработает прямо в ней, внутри. С описанным выше результатом.

До момента, взбесившийся управляющий блок подаст команду на срабатывание, оставалось всего ничего, двенадцать минут. Половина этого времени ушла на судорожные попытки оживить электронные цепи — бесполезно, аппаратура не отзывалась, размеренно мигая аварийным глазком да отсчитывая на табло время до вспышки. Зелёные цифры показывали шесть минут сорок две секунды, когда капитан Монахов, осознав, что усилия ни к чему не привели, принял решение убрать взбунтовавшуюся торпеду подальше от корабля. Сделать это было можно единственным способом — подойти к корме на буксировщике, вскрыть его манипуляторами крышку трубы и, зацепив торпеду стальными клешнями, отбуксировать её подальше от звездолёта. На словах это звучало довольно просто — да это и было несложно, и пусковая установка, и торпеда были приспособлены к таким манипуляциям — но беда была в цифрах, мигающих на табло. Оттащить торпеду на безопасное расстояние пилот буксировщика успеет — а вот вернуться назад или хотя бы отдалиться от эпицентра тахионной вспышки уже нет. Это было очевидно всем, собравшимся на мостике, и Алексей уже повернулся, чтобы идти в ангар буксировщиков — капитан не собирался никому уступать место в кокпите своего «суперкраба» — когда в проёме люка возник Дима Ветров с лазерным пистолетом в руке. «Попробуешь мне помешать, капитан, — заявил он — и буду стрелять. Ожог, конечно, дело малоприятное — но ничего, заживёт, зато останешься в живых и сможешь вернуть звездолёт и ребят домой. А я… что ж, я управляюсь с буксировщиком не хуже тебя, так что справлюсь как-нибудь… »

Говоря это, он медленно отступал в коридор — вернее, отплывал, оттолкнувшись рукой от кромки люка. Кащей дёрнулся, было, следом, но ствол сверкнул ослепительной лазерной вспышкой, от переборки полетели брызги, и Юрка зашипел от боли — одна из них попала на кожу. — «Прости, Юр, я ведь предупреждал… — Дима неловко улыбнулся. — К тебе это тоже, между прочим, относится, и не вздумайте выйти наружу следом за мной на втором буксировщике. Только испортите всё, погубите корабль и экипаж… впрочем, я приму меры.» Он хлопнул ладонью по косяку, створка с лёгким шуршанием задвинулась — и, прежде чем Алексей бросился к кнопке, открывающей люк, металл брызнул ему навстречу жгучими жёлтыми искрами. Кащей снова зашипел — две или три жгучие звёздочки прожгли его комбинезон.