Когда мы вернемся (СИ) - Батыршин Борис

А ведь требовалась ещё и энергия на ремонтные работы, в которых была наша единственная надежда на возвращение! Они по прикидкам инженеров, должны были занять несколько месяцев, предстояло перенастроить, переналадить, перезагрузить практически всю электронику и компьютерные цепи корабля, так что хочешь не хочешь, а пришлось сразу же ввести режим жесточайшей экономии энергии. Для начала отключили систему вращения жилых отсеков — работать и жить в невесомости хоть и неудобно, но можно, на корабле было всё необходимое для этого. А вот дальше стало хуже — энергии всё равно не хватало и мы, перепробовав другие варианты, решились отключить установки циркуляции, очистки и регенерации воздуха.

Это было неприятно — но всё же предусмотрено в списке возможных аварийных ситуаций. Команда облачилась в гермокостюмы, что не добавило ни удобств ни в работе, ни в быту. Но если люди, тренированные, опытные космолётчики, как-то справлялись, то собаке, нашему пушистому солнечному талисману, пришлось туго.

На момент старта Бритти исполнилось двенадцать лет, возраст, солидный для голден ретривера, — и необходимость всё время находиться в своём собачьем гермокостюме вкупе с невесомостью и изменением рациона (нам пришлось перейти на резервный запас провизии, тюбики и консервы) подорвала её и так не слишком богатырское здоровье. Мне было до слёз жаль несчастную зверюгу — ладно люди, они понимают, ради чего приходится терпеть лишения — но собаке-то ничего не объяснишь! Я, как мог, старался выкроить для неё лишнюю минутку, потискать, приласкать сквозь жёсткую ткань «Скворца-Гав», но… откуда свободное время у капитана корабля, к тому же, терпящего бедствие? Но Бритька была благодарна и за эту малость — пыталась вилять хвостом, запечатанным в толстую матерчатую кишку, тянулась мордой к рукам чтобы вылизать их — и всякий раз утыкалась носом в прозрачную скорлупу шлема. А у меня… у меня сжималось сердце при виде того, как раз за разом движения становятся тяжелее, как тускнеет в ореховых глазах радостная искорка, как тяжко она дышит, вывесив набок язык, но всё равно задираются в улыбке уголки пасти — 'Вот она я, хозяин, не переживай, всё будет хорошо, мы ещё поскачем с тобой по травке, поплаваем в моём любимом пруду…'Она ушла после трёх месяцев наших мытарств. Как раз за несколько суток до этого мы запустили, наконец, реактор и перво-наперво включили системы регенерации воздуха и вращения отсеков — Бритька устроилась у меня на коленях (мне пришлось помочь ей, собака почти не могла двигаться самостоятельно в условиях наступившей силы тяжести) и замерла, уткнувшись носом в мою левую ладонь.

А я зарылся пальцами правой руки в тёплую золотистую шерсть — и просидел так несколько часов, не отвечая на вызовы, пока лёгкая дрожь и едва слышный вздох не сообщили, что я остался один. Не совсем, конечно один — рядом были друзья, спутники по Межзвёздной проверенные временем боевые товарищи, дома ждали Юлька, сын, родители. И всё же — единственная живая душа, пришедшая со мной в этот мир по чьей-то невообразимой воле — а, может, и не воле вовсе, а сработали какие-то неведомые нам законы Мироздания, — ушла, оставив меня в одиночестве.

Что было потом? Я уложил Бритти в выпотрошенный бомбозонд как в алюминиевый цилиндрический гроб, и отнёс в наружный ангар, где царили вакуум и космический холод. А когда спустя полтора года «Заря» нырнула в «червоточину» чтобы вернуться домой — вставил бомбозонд с её печальной начинкой в ПУБЗ, нажал клавишу пуска и проводил взглядом удаляющуюся от корабля искорку. Просторная могила получилась у моей солнечной собаченьки, шириной во всю Вселенную…

Я умолк, сгорбившись на скамейке — и когда это успел на неё усесться? Подростки, сгрудившиеся вокруг, притихли, запереглядывались, Лиза опустила глаза, словно ей стало неловко за свой вопрос. Парень в синем комбинезоне среагировал иначе — на его лице мелькнул неподдельный интерес. Ещё бы, ведь такого по телевизору не расскажут, в журналах не напишут — хотя передачи и статьи, посвящённые возвращению «Зари» плодятся с каждым днём, и ещё долго будут множиться…

— Да ладно, ребята, что было, то было. В конце концов, Бритти в экспедиции стукнуло четырнадцать лет, возраст почти предельный для ретриверов. Может, даже к лучшему, что она осталась там…

И ткнул пальцем в небо над головой. Ребята по-прежнему безмолвствовали — только Бэйли чуть слышно заскулила, уселась рядом и задрала морду, пытаясь заглянуть мне в лицо. Я потрепал ушастую зверюгу по холке — и удостоился ответной ласки мокрым шершавым языком.

Как же теперь на корабле без питомца? — тихо спросил молчавший до сих пор мальчик. — Или вы больше не будете ею командовать «Зарёй»?

Я неопределённо пожал плечами.

— Вообще-то, на звездолёте есть ещё кот, Шуша. Они с Бритькой были приятели, и когда её не стало он тоже затосковал — привык к ней за столько-то лет… Но сам Шуша успешно перенёс все трудности экспедиции, жив-здоров и вполне доволен жизнью. Что до меня — то пока не знаю. «Зарю» собираются ставить в док на орбитальной верфи «Китти Хок», и кто будет капитаном, я или кто-то ещё — пока неясно…

Это была чистая правда — сегодня утром со мной, наконец, связался Андрей Поляков и попросил на днях заглянуть в конструкторское бюро при Центре Подготовки, для обстоятельного разговора о дальнейшей судьбе корабля. От него же я узнал, что Данила сутки назад отбыл на станцию «Барьер», чтобы принять командование над своим буксиром. «Он пытался тебе дозвониться,- сказал Андрей, — но не смог, а времени, чтобы искать тебя на Земле, у него не оставалось…»

Я вспомнил неотвеченные вызовы на коммуникаторе и невесело вздохнул — встреча с сыном откладывалась, как и свидание с Юлькой и родителями. Ненадолго, впрочем — тахионные технологии, применяющееся теперь повсеместно, сжали путешествия по Внеземелью до масштабов поездки на пригородной электричке.

— А всё-таки, собака нужна! — Лиза решительно тряхнула головой. — И на «Заре» и вам самому тоже, я же вижу…

Она чуть замялась, и выпалила одним духом:

— Может, возьмёте Бэльку? Она хорошая, не сомневайтесь, а что шебутная — так это же лабрадор, они все такие…

Юные космонавты закивали, соглашаясь. Я улыбнулся и положил ладонь на голову собаке. Та благодарно завиляла хвостом, и — в который уже раз! — попыталась облизать мне руку.

— Спасибо, ребята, но как же с вашей программой, которая «Питомцы Внеземелья»? С вас, наверное, спросят, куда вы дели собаку, и что вы скажете?

— Тоже мне, проблема! — Лиза пренебрежительно фыркнула. Похоже, усмехнулся я про себя, перспектива отдать собаку не кому-нибудь, а самому капитану знаменитой «Зари», первым достишемуна своём корабле звёзд, не её так уж её и удручала. — Так и скажем, что отдали вам, и пусть попробуют возразить!

— Конечно, согласятся, куда они денутся? — встрял парень в синем комбинезоне — Вы где живёте, в Москве? Давайте мы с Лизой её прямо к вам привезём! Заедем только к ней домой, заберём миску, лежанку, игрушки — и сразу к вам. Вот увидите, мы быстро обернёмся!

Что я мог ответить? Собака сидела передо мной столбиком, улыбалась во всю лабрадорью пасть и виляла хвостом. На палевой с рыжинкой морде была написана полнейшая готовность к любому кипишу — кроме, ясное дело, голодовки. Я представил себе, как эти двадцать килограммов веселья, счастья и любопытства заявятся в мою квартиру, примутся совать нос во все углы, обнюхивать, осваиваться — и не смог сдержать радостную улыбку. Жизнь, что ни говори, продолжается — и хватит уже ностальгировать, с упоением ковыряясь в собственных незаживших ранах. Как говорил Владимир Высоцкий в роли капитана Жеглова: «Не впадай в отчаяние, Шарапов, не имей такой привычки». И сейчас самое время последовать этому мудрому совету…