Звезды примут нас (СИ) - Батыршин Борис

Он двинул левой рукой, и локоть упёрся в бок «пустельги» Леднёва. Он, как и было условлено, не стал отстёгиваться от громоздкого маневрового блока и закреплять его на раме «краба» , а стоял, повернувшись к ложементу лицом, держась обеими руками за трубы рамы — и теперь довольно заметно мешал, особенно, движениям левой руки, управляющей корректировкой по горизонтальной оси. Увы, приходится терпеть; этот зонд лишь первый из четырёх, которые предстоит установить, и возится каждый раз, отстыковывая блок движков от рамы буксира, потом пристёгиваясь к нему спиной, а по возвращении повторять весь этот процесс в обратном порядке — пустая трата сил, времени и воздуха из баллонов. А потому, такая уж судьба у астрофизика Леднёва: лететь в космической пустоте спиной вперёд. Уткнувшись стеклом скафандра в спинку своего ложемента.

Цифры на радиодальномере, отсчитывающие дистанцию до «Лагранжа» замедлились и замерли. Десять километров, тютелька в тютельку…

— Третий, тормози. Приехали.

— Принято, первый. Действуйте, я за вами наблюдаю.

Взгляд влево — Леднёв всё так же торчит на площадке, и «холодильник» на его спине закрывает изрядный кусок небесной сферы. Хотя — там и смотреть-то не на что — кажется, созвездие Девы… а может, Водолея? Дима был не особенно силён в астрономии.

— Второй!

— Слышу, первый.

— Станция Хацепетовка, поезд дальше не пойдёт. Пассажирам покинуть вагон!

— Понял, начинаю работать.

Дима расслабил — только расслабил, не отпустил совсем! — ладони на джойстиках и принялся наблюдать, как астрофизик медленно отплывает прочь от «краба» — в руке у него шест с утолщениями на обеих концах, готовый к установке зонд. Вот он разворачивается к Диме спиной, плюётся чуть ли не в забрало шлема струйками газа и уплывает прочь, сматывая с барабана широкую, отсвечивающую катафотами ленту фала.

Дима поглядел на часы, закреплённые на правом запястье скафандра. Минут десять ещё можно не суетиться.

Аппетита не было. От слова совсем — по забавному выражению Лёшки Монахова, которое Дима подцепил у него ещё в Артеке и с тех пор нет-нет да употреблял к удивлению собеседников. Сейчас, правда, рядом никого не было, но есть не хотелось ни чуточки, и это несмотря на пять часов, проведённых в открытом космосе. На этот раз Дима не пилотировал «Краб», а ползал по внутреннему кольцу «Лагранжа» прихватывая сваркой только что установленную дугообразную секцию. Напротив него, через «дырку от бублика» монтажники уже начали крепить сверхпроводящие сегменты «батута» — строительство прилично отставало от графика, и все, включая и самого Диму, старались, как могли.

Из шлюза он выполз на полусогнутых, если, конечно, это можно сказать о том, кто болтается в невесомости — забрался в пластиковый мешок душевой кабины и не меньше десяти минут наслаждался чередованием горячих и холодных струй. Хоть с водой на станции нету недостатка — её присылают с земли, в грузовых контейнерах, в виде полутораметровых брусков льда. Извлечённые бруски помещают в специальный бункер с решётками-теплообменниками — инженеры, проектировавшие «Лагранж», решили таким образом избавляться хотя бы от части паразитного тепла, уходящего на растапливание льда. А «серые стоки» — вода из системы канализации — закачивались в здоровенные алюминиевые баки, куда тоже были подведены теплообменные решётки. Там вода превращалась в пар, который небольшими порциями рассеивался в пространстве. Недавно, как слышал Дима, инженеры-эксплуатационники потребовали отказаться от этой системы — попав наружу, водяной пар оседал тончайшим инеем на решетках антенна, линзах оптических приборов и чувствительных элементах датчиков, и его приходилось регулярно удалять. Это обязанностью дежурных по станции — одной из самых нелюбимых, от которой все старались отвертеться всеми правдами и неправдами.

Дима повертел в пальцах большой пластиковый тюбик с надписью «Борщ украинский», продублированной латинскими буквами. С того момента, как он покинул «Гагарин», приходится довольствоваться вот такой, с позволения сказать, кормёжкой — в тюбиках,банках, герметических упаковках, исключающих образование капель и крошек. Дима вспомнил деликатесы, которыми потчевала его молодая жена что на Земле, что н орбите, и едва не отшвырнул «борщ». И ведь никуда не денешься — пока не будет запущено вращение «Лагранжа» (а это случится никак не раньше, чем через два месяца, в лучшем случае) станционное меню изменений не претерпит. К тому времени Дима надеялся уже оказаться на земле — запуск «космического батута» должен состояться на месяц раньше, и его фамилия значилась в списке тех, кто отправляется на Землю в первую очередь.

А значит, всего через месяц, если, конечно, ничего не стрясётся, он обнимет Нину! И не в сновидениях (весьма, далёких от того, чтобы назваться приличными), а вживую, вот этими самыми руками. И — никаких орбитальных отелей с видом на Землю! Спасибо, конечно, её руководству, но о такой перспективе даже думать не хочется. Не то, чтобы космос Диме надоел, но… отпуск есть отпуск, и его надо провести под голубым небом, ощущая под ногами, желательно, босыми, твёрдую, тёплую, слегка влажную после дождя землю. А космические виды… он ещё успеет на них наглядеться.

Дима, наконец, решился — открутил крышку тюбика, нажал, понюхал, а потом лизнул выползшую червяком густую, тёмно-красную пасту. А ничего, вкусно и борщом пахнет почти по-настоящему. Помнится, Нина рассказывала в одной из радиограмм, что специально заказала некоторое количество «борща украинского» для ресторана в своём «Джемини-Хилтон». Невесомости там нет, зато пасту можно выдавливать из тюбика на крошечный ломтик поджаренного чёрного хлеба, посыпать тёртым чесноком, зеленью и стружками мороженого сала, и подавать в таком виде как изысканную закуску-канапе к аперитиву или крепкому алкоголю. Новинка пользуется среди гостей орбитального отеля сумасшедшей популярностью, и некоторые земные рестораны уже связывались конфиденциально с Ниной, суля большие деньги за рецепт. Она не ответила — предпочитает подождать, догадаются ли они сами, в чём тут секрет?

На то, чтобы расправиться с двумя третями тюбика ушло минут десять. Добить — или отправить в мусорный бак? Дима в задумчивости покрутил на руке персональный браслет. Строго говоря, носить его здесь нет ни малейшей необходимости — диспетчерская «Лагранжа» ещё не заработала, и хитрое устройство пока не подключено к сети. Но — привычка есть привычка, к тому же эта штука заменяет сразу и наручные часы, и переговорное устройство.

Браслет пискнул и едва слышно зажужжал, щекоча кожу на запястье. Ну вот, скривился Дима, накаркал… не дадут человеку спокойно поесть! Но — покорно надавил клавишу.

— Ветров, ты где? Ищу тебя, ищу…

..Леднёв! Не было печали…

— Я в столовой, обедаю. А ты мне мешаешь. — сварливо ответил Дима. Он вдруг понял, что совершенно не хочет разговаривать сейчас с астрофизиком. Не то, чтобы он что-то против него имел — Валерка хороший парень, просто сил не было выслушивать очередную полную энтузиазма речь о поисках треклятого «обруча»,

— Потом доешь. — бодро отозвался астрофизик.— Бросай всё и сыпь в малую кают-компанию. У нас тут семинар, тебе будет интересно послушать.

«Вот ни чуточки!» — едва не огрызнулся Дима, но сдержался. В конце концов Леднёв не виноват, что сегодня он встал не с той ноги… вернее вылез из спального кокона, потому что — как, скажите на милость, вставать в невесомости?

… а видеть его хочется ещё меньше, чем слышать…

Он вздохнул, выдавил в рот остатки «Борща украинского», запил водой из пластиковой груши. Отправил пустую тару в мусоросборник, оттолкнулся от стула и поплыл к выходу. Хочешь-не хочешь, а надо идти. Люди ждут, неудобно…

Дима вплыл в кают-компанию и первое, что он там увидел — Валеру Леднёва, висящего возле закреплённой на стенке матовой стеклянной доске, исчерченной какими-то схемами. Астрофизик, поймав его взгляд, скорчил недовольную мину и показал глазами в угол — там отблёскивала в свете газосветной лампы лысина начальника станции.