Если движется небо (СИ) - Духовникова Евгения

Фокс понимающе хмыкнула. Ей было очевидно, что Эльвара беспокоит не благополучие и безопасность мальчугана, а репутация и карьера, словом, своя собственная шкура. Разумеется, любой в подобной ситуации рассуждал бы точно так же, думая в первую очередь о себе, однако что позволительно и простительно обывателю, для военного, принесшего присягу, тем более занимавшего столь высокий пост, неприемлемо ни под каким соусом.

– У семи нянек дитя без глазу, – проворчала Фокс с нескрываемым презрением. – Как же вы упустили-то его, а? Огромная станция, нафаршированная системами слежения как новогодний гусь – черносливом, целая армия на борту, – и один-единственный мальчишка уделал всех вас будто желторотых птенцов! Ротозеи и растяпы, честное слово! Самим-то не стыдно, нет?

– Но я же не знал, что у него есть нейромодулятор! – с отчаянием в голосе воскликнул Эльвар.

Да уж, это, бесспорно, веский аргумент, не поспоришь. "Я ж не знал". Как часто этой обезоруживающей фразой прикрывают любые промашки, за каждой из которых кроется банальная халатность, – от невыполненного домашнего задания по арифметике до спутников, не вышедших на расчётную орбиту.

Фокс хотела озвучить это вслух, но у адмирала был такой жалкий вид, что продолжать обвинять в эгоизме и малодушии было бы чересчур.

– Ясно, – сказала она со вздохом. – Как говорили древние философы, человеку свойственно ошибаться. Но исправлять ошибки прошлого придётся в настоящем. Давай ты перестанешь себя жалеть и мы подумаем, что делать.

Глава 9

Алан подёргал навесной замок. Впрочем, в этом не было необходимости: наспех приколоченная табличка с намалёванной на ней надписью "закрыто" в переводе не нуждалась и весьма красноречиво свидетельствовала о нынешнем статусе горе-забегаловки. Треугольная печать санитарной инспекции довершала картину.

– Похоже, в ресторан нам попасть не удастся, – озвучил Алан очевидное. Нервно хохотнул: – Если б мне пару дней назад кто-нибудь сказал, что мне придётся сожалеть о невозможности попасть в ресторан национальной кухни на Птеросе, я бы счел его полоумным!

– Инспекцию на них навели, – прошелестел До-фа-соль, беспокойно шевеля ушами. – Это не совпадение.

– Да уж, таких совпадений не бывает, – Алан был мрачнее тучи. Тривиальное дело грозило обернуться жирным "глухарём". – Видимо, кто-то очень не хочет, чтоб мы докопались до сути.

– На заднем дворе у них служебный вход и парковка для сотрудников, – сказал До-фа-соль. – Давай проверим.

Минор первым потрусил вперёд, Алан последовал за ним. Когда он повернул за угол, то увидел, что минор распластался по земле. В первое мгновение Алан испугался, но потом понял, что его друг что-то обнаружил.

– Гляди-ка, начальник, – До-фа-соль усмехнулся. – Тебе понравится.

– Ты нашёл следы?

– В том-то и дело, что нет. Протекторы транспорта орниттов отпечатывают серию и номер машины. Даже на скутеры и самокаты ставят такие протекторы. Здесь они парковали свои скутеры. Но следов нет. – Минор, не брезгуя, провёл щупальцем по пыли. – Кто-то позаботился о том, чтоб их уничтожить.

Алан тоже опустился на четвереньки.

– Зачем? Чтобы мы не нашли сотрудников и не смогли их допросить? Но найти их можно и по-другому – это лишь вопрос времени.

– Думаю, они и пытаются выиграть время, – прошептал До-фа-соль. – Но им это не удалось.

– Почему?

Минор не ответил. Вместо этого он встал с земли, скользнул к стоящему у стены контейнеру для мусора и, вежливо постучав, открыл крышку.

– Не бойтесь. Мы из жандармерии, – поспешно произнёс До-фа-соль, видя, что сидевший внутри орнитт еле жив от страха.

– И мы сможем вас защитить, – великодушно добавил Алан. – Но только если вы нам расскажете всё что знаете.

Наблюдая из иллюминатора, как лайнер набирает расчётную скорость для ухода в подпространство, Лейф думал не о будущем и не о настоящем. Вопреки желанию, мысли его с завидным упорством возвращались в прошлое.

Ровесники, с жеманным восторгом называвшие себя его друзьями. Бесконечное множество всевозможных правил, норм, директив: на каждый вздох, на каждый чих существовала соответствующая инструкция, – без этого нельзя было и шагу ступить. Роскошь вперемешку с повсеместными запретами и ограничениями. Учеба, от интенсивности который взвыло бы большинство взрослых.

Разумеется, ему грех было жаловаться на жизнь – ведь о том, что для него было в порядке вещей, иные могли лишь мечтать. Но не Лейф. Ему всегда не хватало чего-то, чему он не знал названия.

Свободы?..

Приключений?..

Риска?..

Нет.

К несвободе он привык; любое, даже самое увлекательное приключение можно легко организовать при желании; а голый, ничем не оправданный риск во главу угла ставят только безумцы. Пустое безрассудство – не его идол.

Тогда чего же он желал?

Обрести настоящих друзей? Или настоящего себя – того Лейфа, которым он был в глубине души, или которым он мог бы быть, родись он в другое время в другой семье.

Или в другой Вселенной...

Отсюда планета казалась не больше горошины. Ещё немного – и они покинут орбиту. Лейфу хотелось спать. События последних дней изрядно вымотали его – поэтому не было ничего удивительного в том, что вход в нуль-переход мальчик благополучно проспал, даже не разложив кресло.

Разбудил его громкий тревожный звук. Спросонья он не сразу сообразил, в чём дело: пассажиры выглядели напряжёнными, даже испуганными; иные сидели, стиснув подлокотники кресла, и скороговоркой шептал молитвы, некоторые нарочито храбрились, но в глазах читался страх, кто-то успокаивал ревущих детей. Лайнер мелко трясло, но вряд ли это было причиной: при маневрировании тряска – обычное дело.

– Что случилось? – по-альбински обратился Лейф к своему соседу.

– Непонятно. Мы почти вышли из нуль-перехода, но внезапно корабль начал вибрировать, и это продолжается уже полчаса.

– Что-то с кораблём? – Лейф напрягся.

– Не знаю.

– Внимание, говорит командир экипажа, – голос в динамиках: ровный, без тени эмоций слегка его успокоил. – Мы попали в зону гравитационных возмущений и вынуждены совершить аварийную посадку. Причин для паники нет. Убедительная просьба пассажирам не покидать своих мест и не создавать помех работе экипажа.

По мере того, как динамик повторял объявление на других языках, одни пассажиры полностью успокаивались, другие же, напротив, ударялись в панику. К счастью, последних было меньшинство.

Лейфу тоже стало не по себе. Никогда прежде он не летал на пассажирских лайнерах. Как наследный принц, он имел возможность путешествовать с куда большим комфортом – в распоряжении императорской семьи Монтаны имелся частный космический флот. А в рамках обучения он пилотировал "М-40" – скоростной легкомоторный катер, управляемый в одиночку и вмещающий пять человек максимум. На "Эмке" он и сбежал с орбитальной военной базы, – к сожалению, после трансперехода у катера отказал движок.

Оставалось надеяться, что те альбины не особо рассердились. Всё-таки он спасли его.

Лейф подумал об оставшейся позади планете и об уничтоженном космопорте. Он не был силён в политтеории, за что его регулярно песочили преподаватели, но кое-что соображал: мало кто отважится напасть на Альбедо, да и мало кто способен – силёнок не хватит. Так что круг подозреваемых сужается до двух-трех рас. А уж о внутреннем враге тем более говорить не приходится: такие явления, как экстремизм и терроризм, у альбинов не существуют в принципе – это противоречит самой их природе.

Вибрация прекратилась так неожиданно, что Лейф сбился с мысли.

– Вышли, – облегченно выдохнул альбин, сидевший рядом.

– И часто такое случается? – спросил Лейф, впрочем, не особо надеясь на ответ. Но его сосед оказался на удивление разговорчивым.

– Крайне редко. На моей памяти – впервые, а ведь я уже немолод. А вот мой друг рассказывал о подобном, это произошло лет тридцать назад. Я слышал теорию, что гравитационные возмущения, способные повлиять на безопасность полета, крайне редки. Есть гипотеза, что это явление циклично, но пока что этому нет ни одного подтверждения: в периодичности всплесков гравитационной энегрии не выявлено никакой закономерности.