Синдром отторжения - Воронков Василий Владимирович

– Как красиво! – прошептала Лида, откинувшись на сидении.

На следующий же день я сообщил о своем решении Виктору. Тот долго сверлил меня взглядом, не говоря ни слова, а потом покрутил пальцем у виска.

– Ты серьезно? – хмыкнул он. – И все из-за этой… Вот уж не ожидал от тебя.

Мне захотелось его ударить.

– Это так глупо! – завелся Виктор. – Переводиться сейчас? Ты хоть понимаешь, что не сможешь вернуться обратно? Ради чего все это было? Все, через что мы прошли?

Я молчал.

– Ты хоть представляешь, сколько еще будет таких, как она?

Я с трудом сдержал себя, отвернулся и зашагал прочь по коридору. Виктор что-то прокричал мне вслед. У лифтов он нагнал меня и грубо дернул за плечо.

Он часто дышал, как после изнурительной пробежки, а щеки у него раскраснелись от волнения. Он прижал к груди ладонь, пытаясь восстановить дыхание, глухо кашлянул и сказал…

51

– Лида…

– Я просила не называть меня так.

Я усмехнулся.

– Для вас – это что, превращается в игру?

Таис поморщилась.

– Это не игра, – сказал я.

Таис не торопилась. Она стояла, неуверенно держа шприц двумя пальцами за рукоятку – точно медсестра, которая забыла, как правильно делать инъекцию, – и смотрела на меня.

Я сидел на кровати.

Меня опять переодели, пока я спал или был без сознания, – свежий костюм из неприятной синтетической ткани прилипал к телу, как вторая кожа, и вызывал сильный зуд, словно его пропитали каким-то едким раствором. Я резко дернул правый рукав новой куртки, и ломкая ткань затрещала у шва.

– Время от времени мы делаем вам томограмму, – объяснила Таис. – К сожалению, по правилам безопасности это всегда происходит под наркозом.

– Понятно, – сказал я. – И что показала томограмма?

– Ничего, – ответила Таис.

– Отлично! То есть вы делаете томограммы, они ничего не показывают, а потом вы наряжаете меня в новый костюм. Наверное, я должен вас за это поблагодарить.

Таис промолчала и открыла медицинский чемодан. Глазок камеры качнулся из стороны в сторону, пристально наблюдая за ней.

– Таис! – позвал я. – Честно говоря, я был бы не против увидеть хоть что-нибудь, кроме этих стен. Хотя бы процедурную, где вы делаете томограмму.

– Я поговорю об этом.

– С кем?

– Со своим, – Таис вставила ампулу в шприц, – со своим куратором.

– Ну, конечно.

– Ты мне не веришь?

Таис опустила шприц. Она выглядела уставшей, даже больной – кожа у нее под глазами потемнела, как после беспокойного сна, а губы стали бесцветными.

– Верю, – сказал я.

Таис вновь занялась шприцем – видимо, настраивала мощность вспрыскивания. Я провел ладонью по заросшей щетиной щеке.

– Скажи, – спросил я, – а сколько я здесь? На самом деле?

– Я же говорила. Какой смысл это обсуждать, если ты не веришь?

– Нет, я имею в виду с того времени, как я помню… когда я, как ты выражаешься, пробудился в последний раз.

– А, – Таис посмотрела в потолок. – Девять дней, если не ошибаюсь.

– Всего девять дней?

Я поднялся с кровати. Таис с опаской взглянула на меня.

– Время ощущается иначе, – принялась объяснять она, – когда ты…

– В тюрьме? – вставил я.

– Когда ты болен, – сказала Таис.

Я подошел к двери, над которой горел красный глазок камеры наблюдения.

– Скажи, а есть причина, по которой мне не дают обувь? Это для того, чтобы я как можно реже вставал с кровати?

– Есть определенные правила, – ответила Таис, – правила безопасности.

– Безопасности? Я что, смогу навредить кому-нибудь тапкой? Вы могли хотя бы…

– Это не я придумала, – перебила меня Таис.

– А все-таки? – не унимался я. – Ты могла бы спросить у этого, как ты его называешь, куратора.

Таис посмотрела на меня исподлобья – на секунду я даже решил, что ей тоже мешает горящий в комнате свет.

– Сядь, пожалуйста, – попросила она.

Я сел. Таис подошла ко мне и уже поднесла к шее электронный шприц, но замешкалась.

Я схватил ее за руку.

– Таис!

– Отпусти!

Она вырвалась и испуганно отшатнулась. Я встал.

– Таис, ты же сама понимаешь, что так не может…

Таис продолжала пятиться к двери, но поскользнулась и едва не упала. Она выронила шприц, тот упал на металлический пол, но не разбился.

– Я предупреждала! Я больше не приду сюда! – крикнула Таис. – Слышишь? Больше ты меня не увидишь!

– Я вообще не понимаю, зачем ты сюда приходишь. Куда проще усыплять меня, как вы это обычно делаете.

– Я хотела… – проговорила Таис. – Мне казалось…

– Ладно. Извини. Я пальцем к тебе не прикоснусь. Можешь делать укол.

– Нет! – Таис подняла с пола шприц и быстро вытащила из него ампулу. – Это уже не в первый раз. Хватит! Больше ты… вы меня не увидите. Я…

Она замолчала, опустив голову. Красный глазок камеры уставился ей в затылок.

– Я не могу так. Столько раз это происходило! И каждый раз ты – разный. Все повторяется. Ты доходишь до предела – вся эта твоя паранойя, этот бред… А потом ты просто отключаешься. В прошлый раз, – Таис не поднимала головы, – ты даже говорить-то толком не мог. И этот тест с фигурками – ты не представлял, что нужно делать. Я думала, хоть что-то изменится, думала, смогу помочь тебе, но ты же ничего не слушаешь, ничего не хочешь принимать.

Таис зябко повела плечами, подошла к кровати и схватила чемодан.

– С меня достаточно! – крикнула она. – Больше ты меня не увидишь! Я переведусь!

Она направилась к двери. Я стоял, не зная, что делать.

– Лида! – позвал я.

Девушка обернулась.

– Нет! Не Лида! Ты что, до сих пор не понимаешь? Нет никакой Лиды! Она просто не существует! Ты ее придумал! Или это чьи-то чужие воспоминания. Лида, – Таис стала говорить тише; я едва ее слышал, – это и есть причина вашего безумия.

– Но… – выдавил я из себя; в глазах у меня потемнело, несмотря на беспощадный свет, – но как это может быть? Я помню тебя! Я тебя знаю!

– Не помнишь, – покачала головой девушка. – И не знаешь. Ты, такой как сейчас, проснулся всего девять дней назад. И знаешь-то ты меня всего несколько дней. Ты зациклился на мне. Твои воспоминания были неполноценны. Кого еще ты помнишь? Друзей? Коллег? В памяти любого человека – сотни, тысячи лиц, а сколько у вас?

– У меня всегда была плохая память на лица.

– Только не на ее лицо, да? – грустно улыбнулась девушка. – Я ведь была первой, кого ты в этот раз увидел. Если бы вместо меня зашел кто-то другой…

– Нет! – крикнул я и бросился к ней.

Таис вздрогнула, чемоданчик выскользнул у нее из рук и с лязгом повалился на пол, а его серебристая крышка подпрыгнула, сорвавшись с ненадежного замка. Но уже через мгновение Таис размахивала перед собой тенебрисом.

– Не подходи! – кричала она. – Ты безумен! И я так тоже сойду с тобой с ума!

– Ты не можешь так поступить со мной, – прошептал я, замерев посреди комнаты. – Не уходи. Ты… – Я с трудом говорил. – Ты – единственное, что у меня есть, что как-то помогает мне держаться. Без тебя я сойду с ума.

Таис опустила тенебрис. Она вздрагивала, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать.

– Извини, – простонала она. – Я бы очень хотела тебе помочь, но то, что мы делаем, – это никакая не помощь. Я верила, убеждала себя, что все изменится, что есть эта чертова положительная динамика. Но никакой динамики нет. И я не могу на это смотреть.

Истошный свет, который источали гладкие пустые стены, усиливался с каждой секундой. Я едва видел. Стоявшая передо мной Таис таяла в оглушительной пустоте.

– Сколько раз? – прохрипел я. – Сколько раз ты говорила мне это? Про то, что нет никакой Лиды, про безумие и про все остальное?

– Это впервые. Мне запрещали. Да и я сама не решалась. Не стоило и в этот раз, хотя это все равно ничего не изменило.

– Ты так во всем этом уверена! Ты все время пытаешься меня убедить, приходишь сюда… Зачем? Только, чтобы сделать укол? Из жалости?