Земли Меча и Магии 4 (СИ) - Георгиевич Ярослав

Глаза моей «главной жены» гневно блеснули.

— Это ребёнок. Он не должен… Отвечать за подвиги родителей. Я присмотрю за ним!

— Вот и отлично… Пожалуйста, укройтесь все, вместе с Полем, в Заклинательном Покое. В ближайшее время тут может быть жарко.

Не дожидаясь ответа, я развернулся и вновь взбежал по лестнице наверх. Лунная Птица стоял у самого парапета и смотрел вниз.

— Что смотришь, страх и ужас, падающий с небес?

«Предчувствую славную битву. Готовлюсь»

— Ты же не хочешь сказать, что боишься⁈

«Боюсь. Конечно, боюсь! Боюсь того, что проиграем. Слишком много… Слишком ко многому я привык, и не хотелось бы терять всё это. Но не сильно боюсь, не переживай. Уверен, мы ещё не один день будем коптить это небо вместе!»

Смотря на своего подчинённого, про которого считал, что он не боится никогда и ничего, меня невольно тоже пробрало. Всё это время бежал, бежал, и не было времени задуматься. А ведь было о чём. Если я сейчас проиграю… Продолжать мысль очень не хотелось.

— Нет, Птица. Мы не имеем права проиграть. И просто обязаны продолжить коптить это проклятое небо, ещё долго-долго!

Я взобрался на дракона, и он тут же перевалился через парапет, оттолкнувшись лапами. Чешуйчатая спина сначала толкнула меня вверх, а потом просто провалилась — так, что если бы не держался, полетел бы дальше отдельно. В лицо ударил ветер, а в ушах засвистело,

Птица несколькими мощными взмахами крыльев выравнял полёт и по дуге спланировал к краю летающего острова — так, чтобы подлететь к прогрызенным в его основании пещерам. Какие-то секунды, и мы оказались возле тёмного зёва.

«Я бы не хотел тут лететь, и вообще лезть в эту кишку. Может, дальше ты сам?»

— Да, согласен. Ссади меня тут… Тебе и правда незачем лезть в такое место, где у тебя, случись что, не будет преимущества.

Спрыгнув на камни, дальше пошёл один.

Но в предосторожностях не было нужды. Только я зашёл в просторную пещеру, где в многочисленных тенях на полу угадывались спящие чудища, как вокруг начало нарастать гулкое шуршание. Я буквально ощущал, как темнота вокруг шевелится.

Ожидал каких-то надписей, оповещений о закрытии квеста — но ничего так и не появилось. Видимо, всё, что мог, я уже получил у последней из вершин треугольника Инта, и отсыпать больше Система посчитала излишним.

Сейчас всё было без этих оповещений, как-то проще, естественнее… И страшнее.

Просто, прямо передо мной зажглись красным глаза. Рядом с ними ещё, и ещё… А в голове гулко прозвучало жутковато-потустороннее: «Ждём приказаний, повелитель!»

Глава 10

Проклятое колесо опять отвалилось. Повозку перекосило и она со всего маха врезалась передним «разутым» углом в землю, так, что Голин чуть не скатился с облучка.

— Да чтоб вам всем шахту завалило, затопило, и говном залило! — ни к кому конкретно не обращаясь, прокричал старый гном. И тут же добавил: — Эй! Стой! Стоять, окаянные!

Последнее относилось к бестолковым големам, которые, не заметив ничего, продолжили тянуть трёхколёсную повозку вперёд, заставляя деревянное днище скрести по земле, оставляя позади глубокую борозду.

Когда тупые консервные банки остановились, Голин тяжело вздохнул в бороду и сполз вниз. Прихрамывая на одну ногу, отошёл на пару шагов в сторону, где встал, подбоченясь, и окинул взглядом открывшуюся печальную картину.

Массивный арбалет, установленный на вертлюге, соскочил с упоров и смотрел теперь наискосок вбок. Одна из плохо закреплённых вязанок со снарядами, металлическими оперёнными копьями, прокатилась от одного борта к другому и опрокинула на дорогу кучу всевозможного барахла, найденного и любовно собранного во встреченных по пути разграбленных деревнях.

Гном вздохнул ещё раз и заковылял назад, к месту, где случилась авария. Кряхтя нагнулся, подобрал укатившееся в сторону колесо, и, держась за спину, выпрямился.

— Да чтоб… Чтоб у вас всех бороды в заду выросли, как у меня на лице! — из уст Голина это было действительно очень страшное проклятье. Его главное гномье достоинство — борода — была поистине шикарна и достойна того, чтобы её увековечили в каком-нибудь солидном музее. Ярко-рыжая с вкраплениями лёгкой седины, широкая, пышная, с вплетёнными разноцветными ленточками и металлическими цепочками, она выглядела настоящим произведением искусства, спускалась ниже пояса и наверняка весила не один килограмм.

И так скверно ругаться у Глоина были все основания. Полноценный ремонт в полевых условиях не сделать, а попасть в нормальную мастерскую до конца похода точно не светит, что значит — как ни приделывай, проклятое колесо будет отваливаться раз за разом, до тех самых пор, пока не сведёт его, Голина, в могилу.

И это не считая рассыпавшихся прямо по дороге вещей, которые надо собирать и снова упаковывать. Трофеи, конечно, не самые лучшие, в основном бабское и детское шмотьё — то, чем побрезговали идущие впереди пехотинцы. Когда повозки с тяжёлым вооружением въезжали в очередную деревню, как правило, всё самое ценное там уже было давным-давно разграблено, и приходилось довольствоваться жалкими остатками. Но домовитый гном всё равно старательно собирал всё, что имело хоть малейшую ценность, рассчитывая продать потом на рынке и выручить лишнюю сотню-другую монет.

— Эй, чего встал, толстобокий!

Противный голос гремлина из расчёта едущей следом пушки заставил гнома скривиться и сплюнуть. Уж чего-чего, а оправдываться перед этими выродками он не собирался.

— Надо, вот и встал! Не твоё собачье дело, зелёный коротышка!

— Ещё какое моё, хам! Мне не проехать из-за тебя! Давай, дорогу освобождай! Раз не можешь сделать так, чтобы твоя телега не ломалась! Мастер нашёлся, тоже! Колесо нормально приладить не может!

У гремлинов были все основания сквернословить — повозка сломалась в очень неудобном месте. С одной стороны от дороги начиналось болото, а с другой подступал густой лес, и объехать сломавшегося Голина было проблематично. Тот понимал это, однако признать свою неправоту перед какими-то жалкими выродками для гнома было смерти подобно.

Он разгневанно встопорщил бороду, готовясь дать отпор со всей своей гномьей основательностью, но его внезапно прервали. Холодное: «Что здесь происходит?», донёсшееся со спины, и волна противоестественного страха заставили проглотить все уже готовые сорваться с языка слова…

Голин резко обернулся. С высокой спины нетерпеливо переступающего с ноги на ногу кошмара на него смотрел проклятый демон, пылая сквозь прорезь шлема своими жуткими потусторонними глазами. Ходили слухи, что в жилах выродка течёт кровь не только порождений Инферно, но и подгорного народа, однако с точки зрения Голина это не делало его симпатичнее. Уж скорее, наоборот…

Ведь хорошо, если это какой-то славный сородич возлёг с суккубой — так-то, даже думать об этом приличному гному не пристало, но, следует признать — подобное вполне может иметь место. Краснокожие красотки, любительницы щеголять обнажёнными персями и выставлять неприлично лишённый волос срам напоказ, не раз притягивали жадный взор и самого Голина, рождая в голове непристойные фантазии. И как он ни старался гнать от себя прочь все мысли о прелюбодеянии с представительницами похотливого краснокожего племени, но нет-нет, да и представлял их разложенными на своём каменном ложе.

Такой сценарий был неприличным, неправильным, но всё-таки его можно было с некоторой натяжкой принять. Но был и другой, совершенно ужасный. Ведь что, если рогатые твари взяли бедную гному силой? В то, что женщина его племени может по своей воле захотеть возлечь с инородцем, тем более из демонюк, Голин верить не хотел. Это было совершенно невозможно. Только насилие! А если оно и правда имело место быть… Тогда на лицо действительно ужасное осквернение памяти предков и всех устоев, повод для ненависти и убийства прямо здесь и сейчас.