Глаза смерти (СИ) - "Omega-in-exile"

- Ты видишь, что я оплачиваю все свои долги, – продолжал Ферренс.

- Лучше бы ты был безнадежным должником, – не отрывая глаз от планшета, заметил Артур.

- Артур, мне хочется, чтобы ты сопровождал меня в деловой поездке, – произнес Ферренс как ни в чем ни бывало.

Эта его реплика была проигнорирована. Холодный взгляд был устремлен в планшет, тонкие, холеные пальцы снова постукивали по экрану.

- Мне предстоят переговоры в Москве. Я хочу, чтобы ты полетел со мной.

Белая рука замерла.

- Я хочу, чтобы ты полетел со мной в Москву, – повторил Ферренс.

Черные глаза готовы были прожечь Ферренса насквозь. В них не было удивления, только ненависть и отвращение. Ферренс сохранял невозмутимое лицо, но ощущал смятение. Он рассчитывал совсем не на такую реакцию.

- Зачем? – тихо спросил Артур. – Зачем тебе это?

Ферренс сделал вид, будто не понял смысла вопроса.

- В Москве мне предстоят переговоры на очень высоком уровне.

- А! Понимаю. У тебя возникли серьезные проблемы в Вашингтоне, и теперь ты ищешь поддержки в Москве, – ядовито заметил Артур.

- Отчасти да, – признал Ферренс. – Но не только. Представь себе, я не бывал в Москве ни разу. А глава Сети…

- Сеть порвана в клочья тобой же, – оборвал его Артур.

- Значит, надо ее восстанавливать, – невозмутимо заметил Ферренс, в душе радуясь тому, что заставил Артура вступить в разговор.

Лучше эти ядовитые реплики, чем холодное, безмолвное презрение.

- Считаешь, что Москва поможет тебе восстановить Сеть? – с усмешкой спросил Артур. – Вряд ли. А если и поможет, то заломит слишком высокую цену.

- Я готов платить.

Артур промолчал, снова уставившись в планшет.

- Ты полетишь со мной.

И снова на Ферренса смотрели глаза, полные ярости.

- Нет, Ферренс, – послышалось змеиное шипение. – Нет. Хочешь подкупить меня? Сделать мне подарок: привезти в Москву? Точнее, бросить мне подачку? Уже не знаешь, чем меня задобрить! Группа Райса, Крейг, теперь вот Москва… Но если я и поеду туда, то без тебя. Потому что там – моя жизнь. Жизнь не Артура Алверта, а Алексея Вершинина, которого ты никогда не знал и никогда не узнаешь. И который никогда не пустит тебя в свою жизнь. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.

- Мне нет дела до Алексея Вершинина. Мне нужен мой Артур Алверт.

- Артур Алверт – вовсе не твой, – с жестокой усмешкой произнес молодой человек. – И Артуру Алверту нечего делать в Москве. Ты поедешь туда один.

Ферренс не отводил взгляд от Артура. А тот смотрел на него и продолжал усмехаться.

- Я не принял твою подачку, – проговорил Артур. – Настала очередь для моей подачки. Примешь ее, Ферренс?

Артур одним движением сбросил одеяло, прикрывавшее его ноги и ловко стянул с себя узкие трусики. Ферренс замер. Взгляд Артура был наглым, бесстыдным. Но это был не взгляд шлюхи, как тогда, во время их секса после убийства Райса, Шнейдера и Мелена. Теперь во взгляде Артура был неприкрытый вызов. Он бросил Ферренсу подачку – свое тело. Ферренсу, который твердил, что ему нужно не только тело, но и душа Артура.

Тело – прекрасное, соблазнительное, упоительное – было лишь телом. Жалкой, унизительной подачкой. И Ферренс понимал, что ни в коем случае не должен принимать эту подачку. Он, сильный и гордый человек, прошедший сквозь тысячи испытаний, одержавший сотни побед над людьми не менее сильными и могущественными, чем он, не мог, просто не имел права принять эту подачку словно жалкий, безвольный нищий.

Но, словно загипнотизированный, смотрел он лежащее перед ним тело с совершенными формами, атласной кожей, тело зовущее, манящее, завораживающее красотой. А глаза обладателя этого совершенного тела были полны холода и тьмы.

Из груди Джеймса вырвался стон боли и безнадежности. Гордость приказывала ему уйти, но он не мог. И не хотел. С минуту он сидел, выпрямившись и глотая ртом воздух, а затем ссутулился, как будто на плечи ему навалился груз невероятной тяжести. Груз, лишавший его гордости, силы, уверенности. Трясущимися руками он принялся стаскивать с себя пиджак, торопливо развязывать галстук, лихорадочно расстегивать рубашку, затем брюки. Джеймс понимал, что выглядит жалко и отвратительно, словно похотливый старый извращенец, дорвавшийся до молодого тела. Да, он знал все это. Но не мог ничего поделать. Ничего изменить. Он признавал свое полное поражение. Но его полный мольбы о пощаде взгляд тонул в холодной тьме глаз Артура. Пощады не было. И не будет.

Джеймс бросился на Артура суетливо и неловко, то ли как неуклюжий старик, то ли как подросток, впервые пытающийся заняться сексом и толком не знающий, что делать и как. Артур оставался холодным, бесстрастным, неподвижным. Никакого ответа на прикосновения Джеймса. Ничего. Он просто позволял себя обнимать, целовать, ласкать. Но не отвечал. Джеймса переполняло отчаяние. Он так соскучился по Артуру, он так мечтал о сексе с ним! Но только не о таком сексе. Джеймс яростно набрасывался на Артура, пытаясь пробить ледяную броню равнодушия, но все было бесполезно. Артур не сопротивлялся, но никак не реагировал на ласки Джеймса.

В Джеймсе росла злость, переходящая в ярость. Он резко развел ноги Артура и попытался войти в него. Но то ли от волнения, то ли непонятно отчего у него это не получалось. У него, который проделывал это тысячи раз! У него, который знал тело Артура до последней впадинки, до последней родинки! С рычанием Джеймс перевернул Артура, заставил встать на четвереньки и повторил попытку. На сей раз она была успешной. Он обхватил руками упругие ягодицы и принялся двигаться – лихорадочно, торопливо, словно боясь, что добыча вновь ускользнет от него. Но Артур не делал никаких попыток ускользнуть. Даже сейчас, видя Артура со спины, Джеймс ощущал его полнейшее безразличие. Словно Артуру не было дела до того, кто сейчас входит в него: Джеймс Ферренс или какой-нибудь похотливый тип в грязном гей-клубе. Ничего похожего на прежний секс – полный боли и наслаждения, уносящий туда, где взрывались ослепительным светом мириады звезд, рождались и гибли вселенные… Ничего.

Нет, сейчас Артур вовсе не был резиновой куклой, которую тупо трахают для самоудовлетворения. Он был полным жизни, но недоступным. Словно невидимая стена выросла между ним и Джеймсом, и Джеймс с бессильной яростью понимал, что не в силах разрушить эту стену. Он не знал, что ему делать. В отчаянии он вновь грубо перевернул Артура на спину, и тут увидел, что Артур тоже возбужден. На мгновение у Джеймса перехватило дыхание. Артур… Артур все-таки хочет его? Но тут же ледяной, космический холод черных глаз убил родившуюся было надежду. Артур не хотел его. Это всего лишь тело – молодое тело – реагировало на секс. Телу было все равно, кто в него входит. Джеймс Ферренс сам по себе не имел никакого значения. Значение имел разве что его член. Джеймс выругался словно портовый грузчик. Ему захотелось отхлестать Артура по щекам, но они были так прекрасны: нежные, гладкие, упругие, порозовевшие от секса. Ими можно было только любоваться. Ну, разве что прикоснуться: осторожно и бережно. Джеймс рывком вошел в Артура, но на точеном лице юноши не дрогнул ни один мускул. Как будто ему и впрямь было все безразлично. Тогда Джеймс, оставаясь в Артуре, схватил его рукой и принялся отчаянно доводить до оргазма. Ему хотелось увидеть, как это прекрасное лицо, казавшееся ледяным, будет оживать, как в глазах загорится огонь желания, розовые губы приоткроются, обнажая жемчужины зубов, и из груди начнут вырываться стоны… И он это все увидел. Все происходило именно так, как он хотел. Беломраморная грудь Артура вздымалась все сильнее, рот приоткрылся, юноша застонал, начал извиваться, затем конвульсивно задергался. Его лицо исказилось, он издал протяжный стон наслаждения и разрядился себе на живот. Джеймс наблюдал за этим с довольной улыбкой победителя. Но ощущение победы над закованным в ледяную броню принцем длилось считаные мгновения. На Джеймса снова смотрели глаза, полные холода и смерти. Джеймс замер. Ему захотелось уйти, исчезнуть – сию же минуту, чтобы только не видеть этого убийственного взгляда, безжалостно разрушающего все, что он с таким трудом пытался создать. Но он мог уйти. Не мог. И не хотел. С каким-то остервенением он вновь задвигался в Артуре. Ему казалось, что он устремляется прямо в объятия смерти. Он и так был уже уничтожен, от него оставалась только телесная оболочка, все остальное было убито безжалостным взглядом черных глаз. Наконец, он почувствовал, что разрядка уже подступает, и он ринулся в нее очертя голову, потому что не было иного выхода. Он кричал – отчаянно и тоскливо. Даже сейчас, в этот долгожданный миг физического наслаждения, он чувствовал себя в ледяном плену тьмы. Он чувствовал себя последним рабом, которого хозяин отверг и заточил в темницу. А на него холодно смотрели черные глаза победителя. – Ты – мой, – тяжело дыша, проговорил Ферренс. Беломраморный красавец насмешливо покачал головой. – Нет, Ферренс. Я не твой. И никогда им не был. А вот ты – мой. И ты это знаешь. *** – Не хотел бы я быть сейчас на его месте. Томпсон, уставившийся на экран монитора, подскочил в кресле от неожиданности и обернулся. Рядом с ним стоял Молтон и тоже внимательно смотрел на экран. Захваченный происходящим на экране Томпсон даже не слышал, как тот вошел. На лице Молтона, обычно бесстрастном, теперь была странная улыбка.