Богдан и Алёшка (СИ) - "Anrie An"

Не должно. Быть. Никогда.

Но было, никуда не денешься. Происходило с ним. Было его нестерпимо, до боли в сердце, жаль. И нельзя было показывать эту жалость, обидится ведь. Сочувствие, материнская ласка и забота (в малых дозах) – всё это принималось им. Немного недовольного брюзжания, разбавленного иронией, – в самый раз. Но не жалость. И не удушливая опека. Уверенный в себе и гордый Алёшка самостоятельно решает проблемы. Свои и чужие. Чужие – особенно. Содержит Тагира, спасает Сенечку, не задумываясь даже, что сам глубже и глубже погружается в эту трясину. Но при этом умудряется оставаться ребёнком, доверчивым и жизнерадостным, словно никакая грязь к нему не пристаёт. Сонечка Мармеладова, блин. Только без христианских заморочек, к религии он, похоже, индифферентен. Верит зато во всякую мистическую чушь. Да ладно, что скрывать, Алёна и сама в это всё верила. Иногда.

Само собой, Алёна с Алёшкой опоздали и на разбор. Проходил он в том же зале, расположение мэтров и молодёжи было прежним, на месте «подсудимого» стояла высокая девица по фамилии не то Удалова, не то Удальцова. «Знаменитая банда» сидела на матах, как и вчера. Тигра – с краю. Алёна пристроилась рядом с ним. Алёшка остановился в дверях, прислонившись боком к косяку.

– Костров, двигай сюда! – позвал Клим.

– Спасибо, я постою, – сквозь зубы процедил Алёшка.

Колька тихо заржал. Клим дотянулся и смазал его по затылку. Тигра порывался вскочить с насиженного места, но Алёна удержала его. Все вопросы – потом. Сейчас – разбор творчества Удальцовой (или Удаловой?), и ни к чему переключать общее внимание на себя. Южаков посмотрел на Алёшку с сочувствием. Сенечка – с сочувствием и испугом. Он неловко заёрзал, то ли пытаясь встать и выйти, то ли, наоборот, устраиваясь поудобнее. Колька обхватил его за талию, притянул к себе. Сенечка положил голову ему на плечо и замер, улыбаясь. И у Кольки глаза потеплели. Таким картинным злодеем, каким Алёне он ещё в Славске на первый взгляд показался, парень уже не выглядел. Надо же!

Дошла очередь до Южакова. Алёна, как и обещала, высказалась насчёт его абстрактушек. Отметила кой-какие недочёты, но не скрыла, что в целом понравилось, хотя стиль автора ей и не близок. Автор слушал и краснел от смущения, не до такой степени, как давеча при посадке на шкаф, но всё же.

Суровая Маня тоже высказала Шурику свой скупой комплимент, приправив его критикой. А Никита решил отмолчаться.

И Алёшка был на этот раз негромок и немногословен. Поднял руку, Юлия Юрьевна кивнула ему: говори, мол. Он произнёс пару общих фраз, тяжело задышал. На его щеках проступили алые пятна, как у Южакова. Но он не волновался, тут явно другое.

– Алёшка, у тебя температура, – обернувшись к нему, зашептала Алёна. – Шёл бы ты в комнату.

– Дождусь, когда Колюню откритикуют, тогда уж, – тихо отозвался он.

Ястреба обсуждали последним, перед ним шли брат и сестра Юрченко, на работы которых Алёна даже не смотрела, поминутно с тревогой оглядываясь на Алёшку. Как он? Ничего – стоял, ждал. Он терпеливый.

На Колькины работы (как и на Алёшкины вчера) накинулись адепты воинствующего православия. Без Смирновой и Ольховской не обошлось. Ох, как не хотелось Алёне с ними спорить! И вообще хоть как-то контактировать. Однако пришлось поделиться мнением, тем более что Тигра настойчиво толкал её в бок. Встала, сказала защитную речь. Хотя от Колькиных рисунков была не в восторге. Слишком много, на её взгляд, громоздилось на них уродливой обнажённости. Об этом тоже упомянула. Ну, вот такой у человека взгляд на мир. И мир неидеален. Надо ведь об этом говорить вслух? Идти к доброму и светлому через мрак и омерзение, выставляя их напоказ и тем самым отвергая их. «Он проповедует любовь враждебным словом отрицанья». Некрасов, кажется? С классиком же спорить не будете? Или как?

Села, выдохнула. Колька от таких слов смутился, пожалуй, не меньше Шурика. Стоял у своей мини-выставки, теребил подол чёрной футболки и не решался что-либо ответить. В точку, значит? Клим с довольным лицом по-братски похлопал её по плечу и поднял вверх большой палец. Сенечка, дожидаясь, пока Ястреб, огибая стулья и перешагивая через ноги сидящих, проберётся на своё место рядом с ним, уткнулся лбом в коленки, и поди пойми, какие там эмоции отображались на его милой мордашке.

Юлия Юрьевна поднялась с кресла, внимательно оглядела слегка поредевшие ряды молодых художников и сообщила, что об итогах форума будет объявлено за ужином. В столовой всех ждут через час, и пусть только попробует кто-либо опоздать или вообще не прийти.

========== 13. Алёшка Костров ==========

…Опоздать или вообще не прийти. Звучало заманчиво. Алёшка довольно бодро дошагал до спального корпуса, но как только переступил порог комнаты, так сразу и рухнул на кровать. Лицом в подушку.

– Тигра, – жалобно попросил он, – ты мне что-нибудь пожрать принеси.

– Фиг тебе! – неожиданно заявил Тагир.

– Ты решил уморить меня голодом, друг мой? – со всей язвительностью, на которую был способен, поинтересовался он.

Тигра сарказма, видимо, не уловил. Спокойно сел на край кровати и заявил, что с места не сдвинется. А еду из столовой пусть тащат другие. Клима можно попросить или Алёну. В общем, привычно покладистый Тигра неожиданно заупрямился.

– Я тебя одного не оставлю!

– Блин, Тигра! Да что мне сделается?

– Утром ты так же говорил.

– Тигра, ну… прости, – выдавил из себя Алёшка.

– Ага, теперь – прости…

– По-другому не мог, пойми.

– Ты Алёне эти сказки рассказывай. Про то, какой ты, сука, благородный, вместо Синицына подставился.

– Но это правда.

– Правда, конечно. А мне как с такой правдой жить?

– Ох, не начинай…

Переругивались вполголоса, но всё равно было ощущение, что это разговор на повышенных тонах. Алёна и Клим, занятые перекладыванием каких-то предметов из пакета в сумку и обратно, поминутно на них оглядывались.

– На ужин собираетесь? – поинтересовался Клим.

– Нет, – быстро сказал Тигра, и Алёшка не успел ему возразить.

– Принести вам макарон в кармане, что ли?

Тигра фыркнул. У Алёшки не было сил даже засмеяться как следует, в других обстоятельствах он непременно сострил бы в ответ. Впрочем, в других обстоятельствах он бы от ужина не отлынивал.

– Юрьевна вас поубивает, – предупредил Клим. – Она же собрание на ужин перенесла, велела всем быть. Не слышали?

– Отстань он них, – Алёна отмахнулась от Климки, как от надоедливой мухи, – Пусть здесь побудут. У Алёшки жар, может, что-то инфекционное, позаражает ещё всех. Алёш, сейчас я аспиринку тебе дам, я нашла.

В полупустой своей сумке нашла? Алёшка думал, там только свитер, а оказалось – целый склад добра.

Алёна скептически осмотрела хлипкий пластиковый стаканчик, понюхала, отставила в сторону. Вылила остатки родниковой воды из бутылки в литровую кружку, бросила шипучую таблетку, поболтала, чтобы лучше растворилась, и отдала посудину Тигре в протянутые руки.

– Держи, напои его. Ещё бы антибиотик…

– Нету у меня заразы, – пробубнил Алёшка. – Антибиотиков мне не хватало. С ними алкоголь нельзя.

– Фига себе! Ты пьянствовать собрался? Больной называется.

– Все собрались, – сказал Клим. – Вчера как-то дебильно вышло. Сегодня хотелось бы посидеть без приключений.

– Чаю попьёте, – решительно сказала Алёна. – Без приключений. У вас же больше и нет никакого алкоголя, весь вылакали, пьяницы малолетние.

– В деревню хотели, за самогоном, – напомнил Клим. – Мы с Шуриком сходим. У него деньги есть, оказывается. Сам предложил.

– Ага, щас! Чтобы ещё и Южаков вернулся с битой мордой, как у всех вас, расчудесные.

– Между прочим, у меня с мордой всё в порядке, – уточнил Тигра.

– Между прочим, ты и не пьёшь.

– Да ну, – Клим задумчиво потрогал свою гематому на лбу. – Нас там не побьют. Не верю.

– А вдруг?

– И что делать тогда? Не пить? Глупо.