Пряный кофе (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна

– Интересный вопрос, сэр Лиам Сайер, – улыбнулась я, растерянно поправляя складки нежно-зелёной юбки. Мальчик стоял рядом со мною, невинно потупив взгляд. Но щёки пылали – поднеси к ним свечу, и она вспыхнет. – И чем же вызвано такое любопытство?

– Ну… – совсем не аристократически понурился он и ковырнул паркет мыском ботинка. – Понимаете, миссис Мариани читала книжку, и я в неё посмотрел, а потом она мне ухо выкрутила, потому что рано мне такое. А потом сегодня тот, который в коричневом и с кислой улыбкой, сказал, что так не бывает, когда эти, двое, которые одинаковые, того, про любовь, когда красивая леди со стёклышками вошла, ну и я, того… Миссис Мариани ведь не будет ухо почём зря выкручивать, да?

На мгновение я призадумалась, заново выстраивая последовательность событий. Итак, Лиам сунул нос в роман Паолы о первой любви, за что и получил нагоняй. Близнецы, встретившись с Глэдис, отвесили ей комплимент в своём стиле, вероятно, нечто вроде «чувства вспыхнули с первого взгляда», а Фаулер сделал циничное замечание. Судя по тому, что ни шумных ссор, ни холодных отповедей я не слышала, дядя Рэйвен и лорд Клэймор в это время были увлечены личной беседой, а Мэтью скромно стоял в стороне и изображал незримую, но всеведущую тень.

А раз Лиам напрочь позабыл имена гостей и правила хорошего тона, вопрос о любви с первого взгляда волновал его очень сильно.

– Сложно сказать, – начала я осторожно, стараясь не разбить детские иллюзии, но одновременно и не создать новых, губительно-романтических. – Глупо было бы отрицать, что порою с первого взгляда на незнакомца нами овладевает множество разных чувств, от глубочайшей необъяснимой симпатии до столь же безосновательной и неодолимой ненависти. Чувства эти могут быть как знаком некоего высшего понимания, предчувствием судьбы, так и бессмысленным самообманом.

Лиам вздохнул так безнадёжно и грустно, что даже моё ледяное сердце затрепетало.

– И как их различить, ну, самообман с дыханием судьбы?

– Время показывает, – улыбнулась я. – А у некоторых счастливцев есть особое чутьё.

– Может, и у меня есть? – воспрянул духом Лиам. – Ну, это самое чутьё. Я же вас, леди Гинни, как увидел – сразу понял, какая вы хорошая. И что когда я взрослый буду, то защищать вас стану, как Эллис! Выучусь на детектива, вот.

Я не выдержала и рассмеялась:

– А что же ты тогда мне крысу подкинул?

– От большой любви, – выкрутился Лиам и виновато на меня посмотрел. – А вы, того, сердитесь?

– Нет, – покачала я головой. И вспомнила вдруг – совершенно некстати – Лайзо с его неудавшимся приворотом. – Но мой тебе совет, если ещё к кому-нибудь почувствуешь искреннюю симпатию – обойдись без крыс. Без любых крыс, не только дохлых.

Он воодушевлённо закивал, и я приготовилась было высказать ещё несколько советов, касающихся уже прямо поведения с Юджинией, когда внизу вдруг послышался грохот; доносился он с кухни и напоминал звук от падения доброго десятка сковород и кастрюль.

Чашка из-под кофе была пуста.

Оправданий, чтобы тихо сидеть на втором этаже, ни во что не вмешиваясь, у меня не осталось; пришлось спускаться.

Жуткий грохот, впрочем, объяснился обыденно: мисс Астрид приказала служанке просушить десертные ложки, а та рассыпала всю коробку с приборами на противень, подготовленный для следующей порции выпечки и уже смазанный маслом. В итоге ложки, вилки и ножи пришлось заново мыть, но, к счастью, нанятые девушки оказались работящими и справились в срок. Правда, мне пришлось взять на себя командование прислугой, и на гостей до самого приёма времени не осталось.

Дважды со мной пытался заговорить дядя Рэйвен; я молитвенно складывала руки и знаком просила его подойти позже. Однажды подошла Паола, чтобы узнать, где Лиам, и я отослала её на второй этаж. Фаулер четырежды заглядывал на кухню и в зал, однако баронету отчаянно не везло. Сперва он столкнулся с дядей Рэйвеном, затем – с более чем недовольным Георгом, на третий раз его окликнули и вернули близнецы, а на четвёртый он едва не сбил с ног приютских детишек и удостоился ядовитого замечания от Паолы.

И впору бы посмеяться над таким невезением, если бы не взгляды Фаулера. В них было нечто настолько несвойственное ему, что у меня кровь леденела в жилах. Словно слепец шёл по узкому карнизу, а я бессердечно наблюдала за этим издалека – и молчала.

За десять шагов до резкого поворота.

За пять шагов.

За шаг.

Но, как бы то ни было, за десять минут до начала благотворительного вечера в зале – жаль, не в кофейне – воцарился идеальный порядок. Отец Александр, Паола и дети заняли место напротив входа, в окружении цветочных гирлянд и букетов. По правую сторону расположились дядя Рэйвен, Мэтью и Клэйморы. По левую – близнецы, ослепительно красивые и изрядно воодушевлённые, и мрачный, как ноябрьский день, Фаулер. Я поставила граммофонную пластинку с необременительно-воздушной мелодией и приготовилась ждать…

Наконец, дверной колокольчик звякнул.

Первыми прибыли, конечно, не благотворители, а те, для кого присутствие на этом вечере было частью работы – Луи ла Рон с юношей в огромных очках, который назвался Джеремией. То, очевидно, был обещанный мне фотограф. За ними последовали те, кто искал развлечений. Сначала – Эрвин Калле, на сей раз в сопровождении не трепетной девицы, а богатой вдовы. Минуту спустя прибыли супруги Вайтберри, едва не столкнувшись в дверях с миссис Скаровски, на ходу перебирающей листы с новыми сонетами. И не успела я поприветствовать старых друзей, как гости начали приезжать один за другим. В какой-то момент в толпе померещилась зефирно-белая шевелюра Клэра, но тут меня окликнула Абигейл. Я отвлеклась, а когда обернулась вновь, то увидела только прелестнейший цветник из дам всех возрастов; вероятно, одну из них, светловолосую коротышку в голубом платье, я и приняла за Клэра.

Предчувствие опасности нахлынуло с новой силой.

– Вы чем-то встревожены, дорогая? – сочувственно поинтересовалась Абигейл, касаясь моего локтя. – Или это наши мальчики вас так утомили своим незрелым поведением?

– О, что вы, Кристиан и Даниэль сегодня держались безупречно, как и подобает Дагвортам, – поспешила я успокоить её. – Просто мне почудился здесь человек, который должен быть в совершенно другом месте.

– Нежелательный гость? – нахмурилась она.

– Отнюдь нет. Это мой дядюшка, сэр Клэр Черри. Он собирался нынче вечером побыть в особняке, потому что почти всю прислугу и гувернантку вдобавок мне пришлось отправить сюда, – пояснила я. – С моими племянниками оставалась только Юджиния, а она сама ещё слишком юна… Впрочем, забудьте. Скажите лучше, что это за семейство поклонников коричневого цвета? – и я указала веером на пару у граммофона.

Мужчина был облачен в кофейного цвета костюм по последней моде. Вытянутое лицо, жгучие тёмные глаза и тоненькие усики навевали мысли об опереточных злодеях, однако сдержанные манеры и умение улыбаться, глядя сквозь собеседника, заставляли предположить в нём человека разумного и безупречно воспитанного. Спутницей его была женщина с одухотворённым лицом монахини в миру, взирающей на несовершенства сего мира со скорбью и надеждой. Тон землисто-зеленоватого платья идеально гармонировал с рыжеватыми волосами, уложенными в аккуратную высокую причёску.

Ни одного из этой пары мне прежде не доводилось встречать.

– А, это виконт Уицлер с супругой, – громким шёпотом сообщила Абигейл и обмахнулась веером. – До замужества леди Уицлер была мисс Фанни Хайнц. Говорят, что по алманской линии у неё родственники через одного – бароны, графы и герцоги, но я сомневаюсь.

– Вид у неё – воплощённой добродетели, – заметила я вскользь.

– Вид соответствует содержанию, дорогая, – вздохнула Абигейл. – Леди Уицлер словно помешалась на благотворительности. Интересно, кто их привёл… Наверное, кто-то из старых друзей леди Милдред.

– К слову, о старых друзьях, – зацепилась я за последние слова. – Скажите, вам не знакомо имя некой «леди Норы»? Кажется, она была подругой моей бабушки или нечто вроде того…