Бессердечное милосердие - Тухолки Эйприл Женевьева

И в моих снах Обин был похож на Рота.

Мы с Ротом много разговаривали и много пили. Он, казалось, ценил мое общество, и я была не скупа на сей подарок. Он оказался чудным рассказчиком с глубоким, выразительным голосом. Поздно ночью, когда вайт совсем овладел его сознанием, он расслабился и поведал мне истории из детства.

– Когда мне было десять лет, я отправился охотиться на троллей и искать сокровища в Скальских горах, – говорил он на вторую ночь. – Убежал я без отцовского разрешения, намереваясь искать чудищ и славу в глубоких темных Слякотных пещерах, протянувшихся на несколько миль под горой.

– Ты в одиночку пошел? Смелый поступок.

Рот покачал головой.

– Нет, пошел я с пятью товарищами, все – сыновья лучших отцовских стражников. И все теперь мертвы.

– Логафелл? – Я протянула руку, и Рот наполнил мой рог вайтом.

– Да.

– Отыскал его? – Мой голос стал невнятным. Сколько раз я наполнила рог? Четыре? Восемь?

– Кого? Тролля? Нет. И сокровищ не нашли. Одни лишь бесконечные темные пещеры, одни пустые, другие заполненные костями людей и животных.

Разговор Рота о пещерах вызвал у меня внезапное стремление к воздуху. Я поднялась на ноги, откинула занавесь с окна, и, вдохнув аромат душистой ночи, вновь вернулась на место и долго молчала, задумчиво глядя на рыжеющее пламя в очаге.

– О чем задумалась, Фрей? – спросил Рот спустя мгновение.

В Ворсе сочли бы этот вопрос грубым – на кой лезть в чужие мысли? Но я не возражала.

Я глянула на ярла, чьи глаза в свете лунного потока светились пурпурно-голубым. Интересно, мать его действительно была Морской Ведьмой, как утверждала Матушка Хаш? У некоторых Морских Ведьм глаза становились сиреневыми в зареве лунного света, но в Мерроу я такого не заметила. Впрочем, в те дни я и не искала ничего подобного.

– Думала о подруге Саше и сыне ее, Аарне. Надеюсь, они не знают бед с Морскими Ведьмами, и им тепло среди Опаленных Деревьев. Я частенько о них вспоминаю. – Я сделала паузу. – Почему-то мне трудно забывать людей, невзирая на то, как коротко их присутствие в моей жизни. Я всегда думаю том, кем люди были до нашей встречи, и какими путями отправятся после. Сигги говорила, что для Сестер Последнего Милосердия это – паршивая черта, которая только усложняет работу. И оказалась права.

Рот кивнул.

– Если память – это проклятие, то я тоже страдаю от сего недуга. Во сне я часто вижу лица мертвых спутников.

– Нет, это вовсе не проклятие. Пока о мертвом помнят, он остается жив.

Рот склонил голову да улыбнулся.

– Отныне так и буду считать.

Я протянул руку, и Рот наполнил рог.

– Слышала, мать твоя – Морская Ведьма, – сказала я, с трудом выговорив последние два слова. – Правда ли это?

– Правда.

– Какими ветрами занесло ее в Голубой Ви? Она ведь замуж вышла здесь?

Рот остановился.

– Длинная история, которую лучше всего рассказывать под полуночным солнцем теплой летней ночью.

– И то верно, – согласилась я. – Я не тороплюсь.

Мы сидели молча, наблюдая за огнем.

Я сделала последний глоток вайта и погрузилась в сон, прижав к груди подбородок.

Спустя время я пробудилась, но Рот так и спал в кресле рядом со мной, запрокинув голову и с безмятежным лицом.

На третье утро, позавтракав овсянкой с медом и молоком, я собрала Сестер Милосердия. Мы спустились на пустой тренировочный двор и начали практиковать Седьмую Ступень под голубым небом, что простиралось над долом и горами.

Спустя час-два к нам присоединилась Индиго, и Ови тотчас принялась показывать шаг. Девушка быстро освоилась, и вскоре все мы с легкостью проделывали движения средь танцующих белых снежинок.

На четвертое утро мы собрали всех женщин в Зал и попросили присоединиться к нам, включая целительницу, Сив. Тренировочный двор, когда-то занятый воинами-мужчинами, теперь превратился в площадку четырех бывших Сестер Последнего Милосердия, бывшей актрисы и двух дюжин женщин и девочек от десяти до семидесяти лет. Слуги с кухонь держали ножи, но остальные схватили с земли палки. Это не важно – они пока просто учились.

Зверь все еще не появлялся. Ни той ночью, ни следующей.

На шестое утро я подняла глаза и увидела Рота. Он стоял там больше часа, временами меняя позу, чтобы дать передышку правой ноге.

Танец на краю. Все мы, женщины, двигались в такт, пока Ови выкрикивала команды. Шипения наших клинков, когда они взмывали в воздух, стук ботинок о землю – все это дарило мне острую и чистую радость. Я нутром ощущала свою силу, как обжигающий глоток вайта.

Я перестала быть обычной странницей. Не была более простой девушкой, что скитается по миру со своими спутниками. Я чувствовала родство с этими людьми, этими женщинами, Ротом и его Залом. Всего неделю мы провели в Голубом Ви, но это была самая длительная остановка с момента моего ухода из Блаженного Дома в четырнадцать лет.

Вечер седьмой ночи взвил к небесам серо-голубой туман, который расползся по долине.

Рот и я стояли вместе на холме возле Зала и смотрели за появлением редкостного тумана на снегу. Дымка двигалась быстро, стремительно охватывая Цветочную Долину.

– Жаль, что я не могу спасти их всех, – печалился Рот. – Жаль, что не могу спрятать их всех за своими воротами. Да и сколько там поместиться? С десяток, максимум, локоть к локтю? И кто решит, кому из них жить, а кому умереть?

Я понимала.

– По пути сюда мы прошли несколько деревушек. Те, кто мог сбежать, – давно сбежали. Мужчины прячутся в лесу. В домах остались только больные, раненые, пожилые и слишком юные. Они будут жить, полагаясь на судьбу и удачу. Будут жить или же умрут.

Рот повернулся, поглядел на меня.

– Я бы умер на их месте, если бы мог.

– Знаю.

Гром эхом разнесся по долине, такой раскатистый и глубокий, что я почувствовала, как он отдается в самое сердце. Спустя мгновение я услышала его снова. И снова.

Я осмотрела горизонт, но кроме тумана ничего не увидала. Глянула на Рота.

– Это не гром.

– Нет.

Я потянулась к кинжалу и прижала его к телу острой стороной наружу, в четвертой позиции Седьмой Ступени.

Ни с чем не сравнить вой Логафелл. Ни с чем, кроме как со звуком разрушения, убийства, разорений, ударов да поджогов.

– Гляди, Рот. – Я указала пальцем.

Девчушка бежала сквозь туман к воротам. Она была совсем мала, может быть, четыре или пять годков отроду.

Белое шерстяное платье сияло красным от крови.

Рот посмотрел на правую ногу, затем снова на меня.

– Спаси ее, Фрей.

Я бросилась бежать.

Стражников не было у ворот. Рот загнал их за стену, когда туман поднимался – стража никогда не выживала после нападений Логафелл, а терять солдат – непростительная роскошь. Я подняла бревно, напряглась изо всех сил, еще напряглась, пока оно наконец не сдвинулось с места.

Распахнула высокие двери, и меня встретила стена тумана. Глубоко вздохнув, я слепо устремилась к девочке.

Мое плечо врезалось в ствол дерева, и, пошатнувшись, я отпрянула назад.

Ноги споткнулись о камни, похороненные под снегом, и я упала коленями в грязь.

Наконец ветер сменил направление, и туман рассеялся.

Заметила девчушку возле трех высоких сосен. С пылающим лицом, изнуренная, она бежала и бежала…

Помчалась ей навстречу… все ближе и ближе.

Наклонилась, подхватила девочку на руки.

Расстегнув плащ Сестер Милосердия, спрятала бедняжку от холода, пока та продолжала кричать, хотя звук теперь заглушало мое плечо.

Крепко обняла ее и бросилась бежать.

Ее ноги бились о мои бедра, а дыхание согревало шею.

Я ощущала нутром вой Логафелл. От этого рева закипала кровь в жилах, дрожали даже кости.

Обернулась, щурясь сквозь туман и снег…

Волк, Великанский Волк, мохнатый, с рыжей шерстью и желтыми глазами. Пять футов в высоту и восемь футов – от носа до хвоста.