Притяжение влюбленных сердец (СИ) - "Цветы весеннего сада"

Анна была взволнована и тем, что она невольно сделала, и, самое главное, тем, что у нее, в результате, получилось. Она ясно поняла, что сегодня каким-то чудесным способом спасла человеку жизнь. Это надо было обдумать. Эх, жаль, что у дяди сейчас другие интересы и с ним не побеседуешь вечерком под светом канделябра. Ее муж был далек от мистики и необъяснимого.

Неужели она способна на такие удивительные вещи? Анна была захвачена произошедшим. От того, что Борис Петрович, как ревностно выразился Штольман “был розовым, словно молочный поросенок”, ей стало светло и радостно.

Пусть только Яков не злится! Нужно было как можно скорее прекратить нелепую ссору с мужем, ведь она его так любит и не хочет, чтобы Штольман сердился из-за пустяков.

Сев в карету, Анна сказала Якову самым, что ни на есть миролюбивым тоном:

- Яков Платонович, давайте прекратим сердиться друг на друга, ведь мы с Вами этого вовсе не желаем.

Но Штольмана так просто было не остановить. Яков уже рассердился, обиделся, и увидев мягко улыбающуюся супругу, решил, что ей все равно на его переживания.

Можно радостно бросив мужа, танцевать с молодым гвардейцем, можно трогать голой рукой наглого богатого идиота! А он, Яков будет молча смотреть. Штольман жаждал только ему понятной справедливости.

- Нельзя ли, Анна Викторовна, не танцевать со всеми, кто приглашает Вас? - спросил он быстро и недовольно.

- Нет, нельзя, это не вежливо, - спокойно ответила ему супруга, - это стандартный бальный этикет. Я не должна отказывать в танце без веской причины. Это неприлично и недопустимо. Что мне сказать пригласившему? Что я ужасно нездорова? Или правду, что Вы настолько не желаете отпускать меня, что готовы поставить в неловкое положение?

- Вы сегодня выглядели необыкновенно радостной, танцуя вальс, - продолжил колко Штольман, - не похоже, что дело было только в этикете.

- Хозяин раута и его сыновья, по возможности, приглашают всех дам, вовлекая в танцы как можно большее число гостей. - растолковывала Анна супругу ее взгляд на происходящее, но он лишь недоверчиво хмыкнул.

- Вам понравилось танцевать с Долгоруким, Вы просто светились! - возмущенно сказал Штольман.

- Да, понравилось! И что? Мы отлично танцевали, и я не вижу в этом ничего плохого, - обиженно сказала Анна. - Если Вы столь ревнивы, то можете вообще меня на балы не брать! Охотно буду сидеть дома, пока Вы развлекаетесь. Лишь бы вот так не ссориться.

- Я подумаю об этом, Анна Викторовна! - желчно сказал Яков.

Они опять молчали. Через какое-то время Штольман раздумал сердиться взял Анну за руку, но она уже надулась, и с негодованием вырвала у него пальчики.

- Вы все испортили! - со слезами в голосе сказала она, и отвернулась, сцепив руки в замочек.

Яков почувствовал себя несправедливо отверженным. Он с досадой вздохнул, но не стал спорить. У Штольмана сдавило виски легкой головной болью, и он поморщился. У него было очень много бесед за сегодняшний вечер, многое предстояло обдумать. Сегодня еще предстояло поработать, чтобы утром отослать свои предложения полковнику Варфоломееву. Якову бы работалось гораздо легче, если бы они с Анной не ссорились.

В меблированных комнатах к супругам сразу пришла горничная, она помогла мадам Штольман переодеться, снять украшения, разобрать прическу. Анна облегченно выдохнув после жесткого корсета, встряхнула кудри, надела пеньюар поверх сорочки, умылась и скользнула под теплое одеяло.

Яков сел за стол, разложил документы и принялся работать, сохраняя очень огорченный строгий вид, не глядя на супругу. Он сосредоточенно писал, быстро заполняя какие-то бланки.

Аня беспомощно сидела на кровати. Однако! У ней не было опыта подобных ситуаций. Мироновы практически не ругались, отличаясь завидным добродушием. А если и ссорились, то не обижались друг на друга, вот так, как Яков, не молчали. Они могли повысить голос, но когда гнев проходил, снова общались. А Штольман такой вредный! Как ей погасить конфликт? Она не виновата ни в чем. Отелло, как есть Отелло! - подумала Анна.

Она легла и, незаметно для себя, уснула, так и не придумав ничего, но сон был поверхностный, тревожный.

Через некоторое время Аня опять проснулась, отметив, что бумаги Яков уже собрал, свечи догорали. Он стоял в рубашке у окна и смотрел на фонари.

Анна не выдержала, встала, подошла, и сама обняла Якова.

- Вы никогда мне не верите, - вздохнула она. Самый близкий мне человек - и не верите. Говорите какие-то гадкие вещи. Как будто подозреваете в чем-то. А я Вам всегда только правду говорю. Сейчас, например, чувствую, как у Вас болит голова в районе висков.

Анна чуть приподнялась на носочки, и мягкими пальцами сжала его виски, изо всех сил желая, чтобы боль отступила.

- Теперь должно пройти, - вздохнула она.

Штольман пораженно молчал, глядя на нее. Аня немедленно рассердилась на него за молчание.

- Ну и стойте тут, - топнула ногой Анна, - доброй ночи! - Она быстро легла в постель, отвернувшись.

Яков сердился сам на себя. Он чувствовал, что его поведение, к сожалению, несколько нелепо. Да что он, в самом деле, себе позволяет, когда рядом лучшая в мире женщина, его любимая Анечка.

В планы Якова не входило отпускать жену ко сну.

Он быстро разделся, и лег, пододвинувшись к Анне. Когда Яков начал целовать ее в шею, она взвилась фурией:

- Не трогайте меня! Вы считаете, можно безнаказанно портить мне настроение, а потом вот так мириться? Вы очень тяжелый человек! - зло сказала Анна. - Нет!

Она имела в виду, что сегодня на поцелуи уже не купится, и дорогой супруг ответит за все свои колкости и плохое настроение.

- Нет? - Неверяще, и как-то даже растерянно спросил Яков.

- Нет! - обиженно сказала Анна, и отвернулась от него.

Яков вздохнул, поцеловал ее в затылок, укрылся и тихо сказал:

- Добрых снов, Анна Викторовна!

Эта ночь была безумно долгой. Анна просыпалась уже несколько раз, а все потому, что ее супруг ворочался с бока на бок. Он явно не спал, иногда шумно дыша, но не решаясь обнять жену.

- Ну что же Вы так громко дышите! - сонно сокрушалась Анна и, перевернувшись, неожиданно стукнула мужа кулачком в грудь.

- Вы не спите, и я, из-за Вас, тоже не сплю, - она стукнула кулачком его еще раз.

Яков обрадованно воспринял этот жест как долгожданную ласку и сигнал к примирению, опять начав жарко целовать Анну в шею. Он был совсем не прочь таких примирений. Почему нет?

Аня вздохнула и перекатилась на мужа. Она легла ему на грудь, подперев щеку кулаком, и сказала:

- Не ревнуйте меня больше, это ужасно неприятно. Обещаете?

Ее нога в панталончиках, тем временем, легла на его бедро.

Кто-то стал совсем смелый в чувственных ласках! - подумал Штольман.

- Я не могу Вам обещать, Аня, Вы слишком привлекательны, Вы не замечаете какими глазами на Вас смотрят окружающие. Но я буду гибче. - сдаваясь, сказал Штольман и тяжело задышал, чувствуя как тонкая нежная рука начала гладить его по груди.

Анна вдруг почувствовала, что Яков сам не рад своей ревности. Ей было всего лишь обидно, а ему было по-настоящему больно от этого разрушительного чувства. Что-то глубоко личное, родом из детства, недоверие к близким, страх предательства терзал его чистую, светлую душу. Не было там никакой темноты! Никакой злобы или агрессии, только тщательно скрываемый от окружающих страх.

Я помогу тебе справиться с этим, Яша, - ласково подумала Анна, и начала целовать мужа.

Завтра им предстояло сесть на поезд и уехать из Москвы, начав путешествие на Восток, в далекую, заснеженную Сибирь.

Скорей бы! Подальше от интриг, светского общества и вездесущих поклонников Анны, - подумал Штольман, но вскоре голова его отключилась, сдавшись под чувственными поцелуями жены.

Штольман лежал на спине, млея от ласк Ани. Голова действительно уже давно прошла, и он чувствовал себя превосходно. Яков потянул вверх тонкую сорочку жены, обнажив ее прекрасное тело. В свете догорающей свечи ему было прекрасно видно молочно-белую грудь с маленькими сосками. Он нежно ласкал рукой мягкие полушария и любовался женой. Аня, будучи сверху, закрыла глаза и откинулась назад, наслаждаясь его неторопливой лаской. Она быстро привыкла доверять его умелым, нежным рукам. Ее муж был очень страстным мужчиной.