После работы он стал забегать в эконом-универсам и брать там дешевые сладости. Старик с благодарностью принимал гостинцы, и они пили на кухне жидкий чай под тихо бурчание приемника на стене и бой часов с кукушкой.
— Вот скажите мне, Артем Сергеевич, почему ви так не любите евреев? — они сидели за столом и пили чай с вафельным тортом.
— Лично я или вообще? — Артем отхлебнул из чашки чай и откусил кусок вафельной палочки.
— Вообче, — кивнул старик.
— А хер его знает. Так принято. Если ты жид, значит, тебя не любят, — Артем равнодушно пожал плечами.
— Жид… Люди даже не знают, откуда пошло это слово. Они думают, что, назвав меня «жидом», они меня обижают. «Иуден», «Джуден». Так раньше нас называли. Отсюда и пошло жид. Еще есть обидное «пархатый». Слышали? — вопросительно поднял брови старик.
— Слышал. Так на митинге говорили, — кивнул Артем.
— На митинге? — старик отставил чашку с чаем и внимательно посмотрел на Артема. — Ну-ка, расскажите, шо там на митинге была за беседа?
— В общем… говорили, что в России должны жить только русские. Что наша нация самая сильная и могущественная. Что всех этих… как их… иноверцев нужно гнать из России поганой метлой, — Артем подмигнул старику, — а ты думал, что я тока пиво пью да с пацанами семки лузгаю?
— Вай ме… — покачал головой старик, — это кто ж такое в ваши юные головы сеет?
— Там главный был. Настоящий мужик, скажу тебе. Имя не помню. Фамилию тока: Лимонов. Он много интересного рассказывал. И говорил все правильно. Что в России не место черножопым и пидорам всяким, — гордо завершил свою речь Артем.
— Лимонов… Эх, Артем Сергеевич! Дам я вам книжицу одну, уж не поленитесь, прочитайте. Ее как раз написал Эдуард Лимонов. Эдичка… А все эти лозунги были придуманы намного раньше. Только говорил их не старый гомосексуалист Лимонов, а вождь Вермахта. Почти слово в слово, — старик зашаркал валенками по полу в сторону полки с книгами, — а вот скажите мне, Артем Сергеевич, ви русский? — спросил старик, садясь на свое место и кладя перед Артемом тонкую книжку в пестрой обложке.
— А то! — кивнул Артем. — Мать русская, отец тоже.
— А я бы усомнился в этом. Судя по вашим чертам лица, в вас течет голубая кровь, — закончил изучать лицо Артема старик.
— Знаешь, чо я тебе могу за голубую кровь сделать? — нахмурился Артем и сжал кулаки. — Да иди ты… знаешь куда?
— Погодите! Не сердитесь на старого еврея. Голубая кровь — значит благородная кровь. Возможно, у вас она дворянская и, скорее, немецкая или австрийская, — закончил свою мысль старик.
— Да ладно… — удивился Артем и пошел в коридор к большому зеркалу, висящему на стене.
Из мутного желтоватого от старости стекла на Артема смотрел светловолосый парень с тонким длинным носом, мягкими четко очерченными губами и серыми глазами. Из-за того, что глаза были глубоко посажены, взгляд их казался тяжелым и немного циничным.
— Если бы ви отрастили волосы, то вполне могли сойти за молодого немецкого аристократа, — улыбнулся ему в зеркало старик.
— Волосняк тока пидоры отращивают, — нахмурил брови Артем. Старик сипло засмеялся и, закашлявшись, оперся рукой о стену. — Дед, ты чего? Может, лекарства какие дать или помочь чем еще? — Артем подхватил его под руку и посадил на табурет в кухне.
— У меня очень мало времени. И да… мне очень нужна ваша помосчь, Темочка, — сказал старик, отдышавшись, — сейчас ви идите домой. Мне нужно отдохнуть, а завтра, обесчайте мне, что пойдете в шкаф, выйдете там на улицу и у первого встречного прохожего спросите, какой сегодня день, месяц и год. Обесчаете? — Линдерман с надеждой посмотрел Артему в глаза.
