Вот она – щель в доспехах чудища.
Подо мной Ови изо всех сил напрягалась. Лицо ее покраснело, градом капал пот.
– Скорее, Фрей.
Раненой рукой я потянулась к ножу и сжала его в кулаке… Больно… Хель, как же больно…
Логафелл схватила один из концов веревки…
Дернула…
Ови полетела.
И ударилась о стену возле кучи с шерстью. А затем замерла.
Я вцепилась в спину Логафелл и взвыла так же, как она взвыла, и ее волки выли.
Мой голос разнесся среди пещерных стен.
Я приподнялась… медленно, медленно, с дрожащими мышцами. Начала тянуться… выше, выше… еще на дюйм… Почти, почти дотянулась…
– Разве ты не хочешь знать причину деяний моих, Сестра Милосердия?
Слова Логафелл эхом отразились от стен пещеры.
Я замерла.
– Прежде чем вонзишь в меня иглу свою, дай поведать, что это все не просто жестокость и не дикий разгул безумного зверя. – Она перестала корчиться и извиваться. Она остановилась. Стихла, как мертвая.
С чего вдруг?
Я почувствовала, как глубоко она дышит, как высоко поднимаются ребра. Она знала. Знала, что я приставила кинжал к ее шее. Знала, что скоро умрет.
Я дрожала от усталости, от гнева.
Давай же, Фрей. Вонзи лезвие.
Но я замешкалась. Так же замешкалась, как и с Королевой-Затворницей. Логафелл была зверем. Монстром. Но при том – женщиной.
Я должна слышать последние слова.
– Что же это? Что, если не жестокость?
– Мужчины… – ответила она. – Белокурые пираты, приходящие с моря. Они увидали на берегу моих трех дочерей, когда те собирали моллюсков. Старшей было всего десять, хотя ростом все трое были высоки, как деревья. Они пронзили стрелами моих детей – кожа их еще не окрепла и была нежной, как и твоя. Я нашла их тела на берегу, окровавленные, измученные. Зачем их убили? По какой причине? Потому что они другие?
– Мне жаль твоих дочерей, – сказала я искренне.
Пот стекал по лицу, и я вытерла капли рукавом, поймав в клинке свое отражение.
Я глядела на себя… на глаза, налитые кровью…
На бесстрашие…
– Брось кинжал, девочка. Давай будем союзниками. Давай странствовать вместе и сокрушать все на своем пути.
– Да, – ответила я. – В другое время и в другом месте я бы отправилась с тобой, и мы бы поставили мир на колени.
Я помолчала. Вспомнила о воинах Рота и о трех молодых девушках в Торстене. О повешенной девушке на перекрестке. Вспомнила девушку в ежевике и всех убийствах, что совершили с годами Сестры Последнего Милосердия. Думала, думала и думала.
Думала о Руне и Ови.
– Нет. Хватит смертей.
Шея Зверя изогнулась, и она глянула на меня оставшимся глазом.
– Я дала тебе шанс быть замеченной богами. Я. Никогда не забывай.
Я сжала пальцы вокруг рукояти ножа и застонала от боли.
– Я в долгу, и я не забуду. Увидимся в Холхалле, великан.
И с этими словами глубоко погрузила кинжал.
Логафелл закричала.
Это было последнее убийство из милосердия.
Я ощутила, как чудище Голубого Ви вздрогнуло…
И хлынула кровь.
Она лилась мощным потоком, как водопад, скрывающий ее логово. Она заливала мои волосы, лицо, тело. Руки стали скользкими.
Логафелл начала раскачиваться из стороны в сторону.
И тогда я отпустила.
Ниже, и ниже, и ниже… опускалось тело ее.
Она рухнула на груду костей, раздавила их в пыль, белый шлейф от которой наполнил воздух.
Земля задрожала, подземные толчки эхом проникали в пещеру, точно гром.
Я упала на мех возле Ови и, спустя мгновение, притянула ее к себе. Она была без сознания, но все еще дышала.
Спасибо, Валькрия.
Поползла к Логафелл, дважды поскользнулась в крови.
Теперь, лежа на земле, она казалась меньше. Теперь она выглядела… хрупкой. Я приложила ладонь к ее щеке, затем приложила к губам флягу с вайтом.
– Вот, выпей, лапушка. – Я опустошила бутылку, влила все содержимое прямо в рот.
Она сглотнула, вздохнула.
Я сидела, касаясь коленями ее плеча, и ждала, когда замедлится сердцебиение.
– Я хотела умереть, – прошептала она.
– Знаю.
– Слишком долго я бродила по земле. Последние из нашей расы бежали далеко на север, где каждого из них истребили. Раньше мы ходили по льду, гордые и царственные, как боги. Но когда пришли в Ворсленд, спрятались в пещерах и ползали, точно демоны во тьме, увядая от недостатка солнца и недостатка смысла. Народ мой вымирал десятками, пока не осталось нас четверо – я и мои дочери.
Она вздохнула поверхностно, легко, как ветерок. Кровь просочилась из шеи, впиталась в мою одежду.
– Эти мужи Голубого Ви не сумели убить меня. Но вы… пять девушек, вы подарили мне тот конец, что был так мне необходим. Тот конец, какой я заслужила.
Логафелл, Зверь Голубого Ви, вздохнула и умерла на моих руках.
* * *
Медленно поднявшись, я перешла на другую сторону пещеры и опустилась возле обмякшего тела Руны. Схватив запястье правой рукой, прислушалась к пульсу. Ничего. Протянула руку к груди. Прижала.
Ничего.
Услыхала тихие шорохи, почуяла солоноватый запах, древесный дым и сосновую смолу.
Джунипер.
В порванной тунике она опустилась на колени. Лоб был усеян ранами и синяками. Я выпустила Руну медленно, осторожно и крепко прижала к себе Джунипер, уткнувшись лицом в ее шею.
– Как Ови? – спросила я, как только выпустила ее из объятий.
Джунипер кивнула через плечо.
– Ребра сломаны, но жива.
Ови стояла рядом со светящимися грибами, прижав руку к ребрам. Сразу я поднялась на ноги и похромала к ней и прижала к себе, как прижимала Джунипер. Мы не разговаривали, да и не нужны были разговоры, поскольку я слышала песнь ее сердца, и та была грустной, как моя собственная.
Двадцать пять
Только с седьмого удара удалось мне срубить голову Логафелл.
Левая рука ни на что не годилась, и шевелить я ею не могла, иначе боль стреляла прямиком в колено. Так что пришлось рубить Зверя Голубого Ви одной рукой – правой. Той рукой я крепко схватила рукоять топора и замахивалась, замахивалась, пока скрипела сталь да хрустели кости Зверя.
Остальную часть мы сожгли в пещере, распустив серый дым по темным переходам. Я хотела испепелить тело под открытым небом и выпустить дух на свежий воздух Ворса, но решила, что и головы должно быть достаточно.
Джунипер, наша маленькая Морская Ведьма, несла тело Руны по длинным и темным тоннелям. У Индиго было ранено плечо, у Ови – ребра, у меня – рука, и из всех нас Джунипер оказалась самой сильной.
Если бы могла, я бы сама несла Руну на руках, как та несла повешенную девушку с перекрестка.
Джунипер поговаривала, что водопады ловят злых духов, хватают в сети, точно рыбу. Так, когда я проходила мимо, холодный туман зацеловал мои щеки, и я почуяла защиту.
– Мы будем пить за Руну, будем чтить ее память, – сказала Ови, умывая топор в белом снегу. – Каждую ночь у огня. Где бы мы ни были, кем бы ни стали, мы никогда не забудем.
– Никогда.
Медленно мы собрали две волокуши из сосновых веток – для Руны предназначались одни, для головы Логафелл – другие.
Я знала, что народ Голубого Ви пожелает воочию узреть, что осталось от великана. Им нужно почувствовать себя в безопасности, осознать, что весь кошмар закончился.
Два дня мы возвращались в Зал Пиршеств, отягощенные ранами, печальными сердцами и трудной ношей. Мы говорили мало, и ели мало, а спали и того меньше. Я натирала плечо Индиго бальзамом из черного грецкого ореха, накладывала арктический бальзам на ребра Ови и страшные ожоги, что покалечили ладони, руки и спину и сделали их красными, как у Королевы-Затворницы.
Ту же мазь я прикладывала к недостающим своим пальцам, если могла вынести страшную боль. Развязывая повязку, мне приходилось задерживать дыхание, чтобы не чувствовать запах опаленной плоти.
