Глаза смерти (СИ) - "Omega-in-exile"

В окно уже проникли розовые лучи рассвета, занимавшегося над Лондоном, а Джеймс все любовался своим возлюбленным. Чем больше утро проникало в спальню, тем тревожнее ему становилось: каким проснется Артур после пережитого шока? Джеймс страшился мысли, что безумие окончательно поглотит разум его прекрасного принца. Он готов был на что угодно, чтобы предотвратить это, но… пока не знал, что делать.

Джеймс думал о том, что до сих пор так и не разгадал Артура. Не только тайну его прошлого, но и его душу. Порой Джеймсу казалось, что он начинает понимать Артура, но тот неизменно опрокидывал все представления. Чем-то Артур напоминал картинки в калейдоскопе. Он словно состоял из разноцветных стекляшек, которые случайным образом складывались во все новые картинки. Артур мог поражать одухотворенностью души и сердца, а мог превратиться в скопище самых низменных инстинктов, мог вести себя как утонченный аристократ в десятом колене, а мог стать низкопробным хамом. То он вел себя как мудрец, проживший долгую жизнь, то поступал как неразумный ребенок. Взять хотя бы его похождения по грязным гей-притонам!

Похождения… Нет, с тех пор как Артур согласился жить с Джеймсом, у него не было любовных похождений: охрана докладывала о каждом его шаге. Но не проходило и дня, чтобы он с ослиным упрямством не напоминал Джеймсу, что вовсе не считает себя обязанным хранить ему верность. Это выводило Джеймса из себя. Он не желал делить своего мальчика ни с кем и был полон решимости не позволить Артуру ему изменить.

Между тем Артур зашевелился, его глаза приоткрылись. Он непонимающе посмотрел на Джеймса и что-то забормотал на каком-то языке – и это был не английский. Наконец, Артур захлопал ресницами, в его глазах появился испуг, словно он понял, что делает что-то неправильное. И тут же стал знакомым Джеймсу ледяным принцем.

- Вы уже проснулись? – спросил он с холодным удивлением. – Который час?

- Половина седьмого.

Артур промолчал, откинувшись на подушки.

- Как ты себя чувствуешь?

- Благодарю, прекрасно, – обронил он.

- Вчера…

- Простите, сэр, мне не хотелось бы вспоминать об этом.

- Мы поговорим позже, – произнес Джеймс. – А пока вставай, прими ванну. И я очень надеюсь, что сегодня мы все-таки позавтракаем вместе.

- Благодарю, сэр, нет.

Артур снова был холодным и отчужденным. Он наотрез отказался разговаривать о событиях в ресторане, и то хранил ледяное молчание, то шипел как кобра, но так ничего и не ответил на вопросы Джеймса. Тот опасался слишком давить на Артура после перенесенного нервного потрясения. Но он видел, что Артур был странно задумчив и бросал на Джеймса такие взгляды, как будто подозревал его в чем-то. И Джеймс полагал, что герцогиня и ее сообщник сумели внушить Артуру какую-то гадость. Впрочем, заискивать перед мальчиком Джеймс тоже не собирался.

В офисе он с головой погрузился в проблемы сделки с иранцами. Необходимо было решить ряд деликатных проблем. Но его внимание было отвлечено сообщением охраны: Артур, вопреки планам, не отправился в колледж. Вместо этого он неожиданно приказал отвезти себя в Berkeley Bank, где пробыл около трех часов. Что это могло означать? Мальчик что-то разузнал о планах Джеймса? Но от кого? Старая ведьма герцогиня ничего не могла знать. Но вот ее финансист, фирма которого оказала неожиданно эффективное сопротивление атаке Джеймса на имущество герцогини… Джеймс все больше убеждался, что против него плетется заговор, в который пытаются вовлечь Артура.

Он позвонил в службу безопасности и потребовал узнать, чем именно занимался Артур в банке. Задача была не из простых: речь шла о проникновении в банковскую тайну. Но Джеймс должен был знать!

Он думал о том, что Артур в свои 20 лет уже распоряжается состоянием в миллион фунтов, не считая ценных бумаг. Джеймс, мягко говоря, был не уверен, что мальчик сумеет должным образом распорядиться такими средствами, и намеревался сделать все, чтобы деньги были переведены в подконтрольные ему банки. Для блага самого Артура. Во-первых, Артуру элементарно не хватало опыта. Во-вторых, вокруг мальчика стали кружить хищники во главе со старой каргой Трамбулл. В-третьих… в-третьих, Джеймс хотел, чтобы Артур полностью находился под его контролем.

И тут раздался звонок. Джеймс не поверил глазам, увидев на экране имя Артура. Никогда прежде мальчик не звонил ему сам. В трубке послышалось шипение кобры. Артур, прежде едва замечавший приставленную к нему охрану, пришел в ярость, узнав об отстранении Томпсона от должности начальника его личных телохранителей. Безапелляционным тоном Артур потребовал вернуть Томпсона. В противном случае он угрожал покинуть особняк Ферренсов. Джеймс был настолько ошарашен звонком Артура и неожиданным ультиматумом, что даже не стал возражать, хотя до этого твердо намеревался наказать Томпсона. Он списал это на привычку Артура противоречить ему во всем, но даже был рад: это означало, что инцидент с Каннингом не имел последствий для психики мальчика, тот вел себя как обычно.

Между тем подоплека требования Артура была простой: он уже привык к Томпсону, изучил стиль его работы – сильные и слабые стороны. И знал, как можно незаметно уходить из-под наблюдения. Появление нового начальника телохранителей могло смешать все планы.

И все больше Артур думал о том, что надо предпринимать нечто решительное. Жизнь с Джеймсом становилась опасной для них обоих. В буквальном смысле. Артур знал, что если Ферренс узнает всю правду, то убьет его. Но Артур сам скорее был готов убить Ферренса, чем позволить ему узнать правду.

Он делал все, чтобы заставить Ферренса от него отказаться. Но его усилия приводили к обратному результату. Он вел себя холодно и высокомерно, в лицо говорил Джеймсу, что тот ничего для него не значит, но это лишь сильнее заводило Джеймса, лишь крепче привязывало его к Артуру! И каждый вечер, когда они уединялись в спальне или в комнате с девайсами, Джеймс умело доказывал, что все слова Артура ничего не стоят. Потому что их секс был больше чем секс. Он превращался невероятное единение в боли и наслаждении двух душ, прошедших через ад – каждая через свой. Никогда и ни с кем у Артура не было ничего подобного. Да, каждый вечер он как будто спускался в ад, в тот ад, в который впервые вступил пять лет назад, но затем этот ад взрывался мириадами звезд, превращаясь в сверкающий рай. И надо всем этим возвышалась фигура Ферренса – мучающего, унижающего, повелевающего и в то же время любящего и готового повиноваться малейшему движению губ Артура. Они медленно убивали друг друга, упиваясь своей гибельной страстью.

Энди, как обычно, вышел из подземки на Ковент-Гарден и двинулся к колледжу. Стоял теплый, солнечный майский денек, на Энди была светло-синяя футболка (с недавних пор он предпочитал носить обтягивающие футболки), джинсовая безрукавка и джинсы – не так чтобы совсем в обтяг, но подчеркивавшие его фигуру. Следствием катастрофы в клубе RecSM почему-то стало то, что Энди с удвоенной силой начал заботиться о своей внешности. Он и сам толком не мог сказать почему. Может быть, чтобы убедить себя, что не все в жизни плохо. Хотя все было не плохо. Все было очень плохо. Отвратительно. Для Ферренса, наконец, заполучившего Алверта в свою постель, Энди уже не представлял интереса. Алверт, прежде не сводивший с Энди глаз, теперь даже не смотрел в его сторону, а если они и встречались взглядами, то Энди видел в черных глазах только холод и презрение (так ему казалось). Энди было плохо, очень плохо. Да, он дал повод для унижения и насмешек и готов был сносить их от кого угодно. Он на удивление спокойно принял то, как с ним обошелся Ферренс. Просто выкинул этого человека из сердца. Или засунул чувства к нему в дальний чулан и запер на крепкий замок. Но демонстративное презрение Алверта оказалось для Энди невыносимым. Сколько бы он ни твердил себе, что ему плевать на этого блондинчика, что Алверт – обычная шлюха, все равно ему было невыносимо плохо. Он пытался отвечать Алверту такими же презрительными взглядами, но у него не получалось. Алверт по-прежнему был его кумиром, что бы Энди себе ни говорил. Холодным и недоступным кумиром.