Министерство будущего - Робинсон Ким Стэнли

Почему по 2047-й? Согласно договору, 1 июля 2047 года нас должны были окончательно включить в состав Китая. Типичный пример британских полумер. Среди империй британская не самая худшая, но все-таки это империя, а империи – зло по определению. Британцы заключили сделку с Пекином на пятьдесят лет, допустив существование двух систем в одной стране. За пятьдесят лет мы в Гонконге привыкли воевать за свои права. В том числе на улицах и демонстрациях. С годами мы поняли, что лучше работает, отточили методы борьбы. Насилие не помогало. Брали числом. Если хотите знать секрет сопротивления имперской власти, то он в массовости, мы обеспечивали ее все эти годы. Ненасильственное сопротивление всего населения или той части, какую соберете. Вот что помогает.

Да, несомненно, Пекин мог бы нас просто раздавить! Они могли бы перебить в Гонконге всех до единого и заселить город выходцами с материка, которым местные до лампочки, зато какая инфраструктура задаром. Правда, как ею пользоваться, они вряд ли знают. Один знакомый с Запада рассказал мне анекдот о правительстве, потребовавшем заменить народ, – нам это не казалось шуткой. Пекин запросто мог это устроить. В Тибете же устроили.

Но и Пекин не всевластен. Во-первых, они постоянно пытались заманить обратно Тайвань. Причин всегда много. В данном случае ею стали события на площади Тяньаньмэнь 4 июня 1989 года. Потом эту дату называли 35 мая или 66 апреля, и так по всему календарю до тех пор, пока шутка не потеряла остроту и новые даты стало трудно рассчитывать, – все потому, что некоторое из этих дат блокировали в интернете на материке. Пекин желал бы стереть эту дату из истории. Такой исход реальнее, чем вы думаете. По крайней мере на материке. Но мир-то не забыл, и Китай определенно не собирался повторять подобный инцидент в двадцать первом веке, когда события можно снять на обычный телефон и разослать по всему свету. Нет, убийство граждан Гонконга Китай не рассматривал.

Да, разумеется, захват Пекина «миллиардом» нам тоже помог. Вне всяких сомнений! Гигантское событие. Отчасти оно произошло потому, что нелегальные мигранты на материке увидели, как поступают у нас в Гонконге, и решили то же самое учинить в Пекине. Партия, естественно, перепугалась, как без этого? Всю грязную работу в Китае выполняли люди без «хукоу», без документов с указанием прописки, когда начался поход на Пекин, число таких людей достигло четырехсот миллионов. Очень большая масса, не имеющая никакого представительства или ощущения принадлежности. Партии пришлось реагировать, чтобы не растерять авторитет. На фоне этой схватки Гонконг отошел на второй план, получил передышку. Мы ею очень умно воспользовались. О независимости речь не шла, вы должны это сразу понять. Речь шла лишь о двух системах в одной стране. О правовом государстве, которое мы были намерены сохранить до 2047 года и после.

Да, у Пекина возникли другие серьезные проблемы. Как я уже сказал, они не могли нас просто убить. Приходилось ограничиваться словами. Вести поединок дискурсов. К счастью, народ Гонконга это заприметил и сплотился. Нет лучше чувства, чем чувство солидарности. Люди много о ней говорят, постоянно вспоминают, пишут, стараются пробудить. Все понятно. Но есть ли у них это чувство? Нужно находиться на волне истории. Невозможно проникнуться солидарностью, просто захотев, она не явится по первому зову. Солидарность невозможно выбрать, она выберет тебя сама! Нахлынет и приподнимет, как волна! Это такое чувство… как бы объяснить? Как будто любой человек в твоем городе стал родным, до боли знакомым, даже если ты увидел его лицо впервые и больше никогда не увидишь. Влияние массы? Разумеется. Но масса вдруг превращается в семью, все заодно, заняты важным делом.

Как это проявлялось на практике? А что, вы не заметили? Или позабыли? Мы выходили на улицы каждую субботу тридцать лет подряд!

Да, временами накал был выше, а иногда он спадал. Нередко мы привлекали молодых людей, идеализм молодости хорош в таком деле, молодым надо во что-то верить. Всем надо, но молодые не успели привыкнуть к неуспеху, поэтому гнут свое. А еще им легче переносить физический стресс. Но когда дело пахло жареным, мы, старички, тоже выходили на улицу. 1 июля подступало все ближе, на улицы стало выходить столько народу, что временами казалось, будто по субботам вышли из домов все жители Гонконга. Потрясающие события.

Да, другими делами тоже приходилось заниматься. Не надо облекать вопрос в такую форму. Это оскорбительно. Может, вы этого сами не поняли, но в любом случае я отвечу вежливо, потому что уж я-то разницу вижу. В конечном итоге, я думаю, мы их просто измотали. Они не смогли нас победить, им не хватило гегемонии. Теперь некоторые утверждают, что мы нанесли им поражение. Это рассуждения из разряда «хвост виляет собакой». Те, кто так говорит, надеются, что наш яркий пример весь Китай превратит в один большой Гонконг.

Нет, я лично тоже так не думаю. Это уже слишком. Китай чересчур большая страна, а партийная элита слишком убеждена в своей правоте. Можете отнести меня к лагерю, утверждающему, что хвост виляет лишь задницей собаки. Это ближе к истине и реальной картинке: когда собака виляет хвостом, то даже в момент наивысшего возбуждения вместе с хвостом движется только зад, но не вся собака. Иначе не получается физически. Это видно на примере любой собаки, даже той, что с ума сходит от радости, – вместе с хвостом движется только зад. Голова и грудь стабильны. То же самое происходит с Китаем. Та часть страны, что говорит на кантонском наречии, расположена на юге. Там же расположена Гуандун, крупная, зажиточная провинция Китая. Ее столица, город Гуанчжоу, раньше по-английски называлась Кантон, там проживают сто миллионов, говорящие на кантонском наречии, которое древнее мандаринского. Почти все китайцы, живущие за рубежом, говорят на кантонском, как и мы в Гонконге. В том числе в Шеньчжэне и Особой экономической зоне, где Пекин попытался повторить успех Гонконга. Пекин совершил большую ошибку, много лет стремясь подавить использование кантонского языка, в результате чего вся Гуандун перестала доверять столице, Гонконг оказался для них роднее, чем Пекин, хотя они это никак особо не демонстрировали. Язык – это семья. Подлинная семья.

В чем главное достижение? Ну, мы еще не закончили борьбу, но раз вы так вежливо спросили, отвечу: после 1 июля, когда Пекин пошел на уступки и сохранил принцип двух систем в одной стране для Гонконга, такие же права пришлось предоставить провинции Гуандун. И кантонский язык перестали притеснять! Хотя они потом говорили, что поменяли политику ради более полной интеграции юга в остальной Китай, в действительности просто обратили проигрыш в победу или, на худой конец, извлекли из него пользу, в чем, надо сказать, Пекин большой мастак. Реку переходят вброд, нащупывая каждый камешек по отдельности. В данном случае, надо признать, хвост вилял так ожесточенно, что вместе с ним вихлялся весь зад. Хотите увидеть, как это делает ваша собака, предложите ей выйти на прогулку!

102

После встречи в Сан-Франциско, окончательно отойдя от дел, Мэри взвесила, каким путем лучше вернуться в Цюрих. Спешить незачем. Она поискала рейсы в сети и неожиданно наткнулась на имя Артура Нолана, пилота дирижабля, с кем ее познакомил Фрэнк у себя на квартире. Дирижабль совершал кругосветное путешествие и на следующей неделе намечал остановку в Сан-Франциско. Маршрут вел в Арктику, оттуда в Европу, на восток Африки и в Антарктиду.

Мэри отправила сообщение с запросом, можно ли присоединиться к туру, пилот ответил «разумеется, буду рад новой встрече».

На борту все называли пилота капитан Арт. Он встретил Мэри на площадке у склона горы Тамальпаис, где его воздушный корабль был привязан к мачте, сопроводил по телетрапу на борт, провел к смотровой каюте на носу жилого отсека по длинной галерее, занимавшей почти всю длину подвески, играющей роль огромного киля. Подвеску называли гондолой. В смотровой каюте с ее прозрачными стенками и полом уже собралась, закусывала и болтала небольшая группа пассажиров. Вылазка на природу, да и только. Мэри постаралась не судить предвзято и запомнить имена представленной дюжины пассажиров, в основном скандинавов.